Линейные корабли типа «Орион»
Тип «Орион» (англ. Orion) — серия британских линейных кораблей. Первые, относимые к сверхдредноутам, линкоры типа «Орион» были спроектированы в рамках кораблестроительной программы 1909 года, когда в Адмиралтействе пришли к выводу о недостаточной мощности 305-мм орудий ранних дредноутов. Всего в рамках программы в 1910—1912 годах были построены четыре корабля этого типа. Все они активно применялись в годы Первой мировой войны, в том числе все четыре приняли участие в Ютландском сражении. Служба в послевоенные годы была сравнительно недолгой: в соответствии с Вашингтонским морским договором 1922 года линкоры были сняты с вооружения в 1922—1926 годах.
Содержание
История разработки
Летом 1908 года появились сведения о закладке в Германии трёх новых линкоров и одного линейного крейсера и планах закладки в следующем году такого же количества кораблей. Благодаря политике экономии правительства, возглавляемого премьер-министром Асквитом, кораблестроительная программа Великобритании на 1908 год предусматривала закладку только двух капитальных кораблей — линкора «Нептун» и линейного крейсера «Индефатигебл». Обнародование этих сведений вызвало грандиозный скандал в прессе и возмущение общественности. Великобритания считалась владычицей морей и придерживалась двухдержавного стандарта — её флот должен был быть первым по силе и крупнее флотов, занимающих второе и третье место вместе взятых. В новых условиях к 1912 году Германия имела бы 13 линкоров и линейных крейсеров. Великобритания — 16[1][2].
В прессе развернулась кампания по агитации за строительство бо́льшего количества кораблей, выразившаяся в лозунге «Нам нужно восемь, и мы не хотим ждать» англ. «We want eight and we won`t wait». В результате была принята чрезвычайная кораблестроительная программа на 1909 год, которой предусматривалась закладка шести линкоров и двух линейных крейсеров. Два из этих линкоров были слегка улучшенными «Нептунами» — линкорами типа «Колоссус» с 50-калиберными 305-мм орудиями[1][3].
Четыре оставшихся линкора закладывались по новому проекту с 343-мм орудиями, расположенными в диаметральной плоскости. С одной стороны, британцы обратили внимание на удачный проект американского «Делавэра», у которого орудия были расположены в диаметральной плоскости, что позволило иметь мощный бортовой залп[4]. С другой стороны, британское 50-калиберное орудие имело малую живучесть, что в дополнение к конструкции с использованием крепления ствола проволочной намоткой, приводило к неудовлетворительным характеристикам кучности стрельбы[5].
При отсутствии прежних финансовых ограничений под руководством главного строителя Филиппа Уотса были подготовлены два проекта линкоров с 343-мм орудиями. Переход на 343-мм 45 калиберные орудия был логичным шагом — это позволяло значительно усилить разрушительную мощь снаряда, обеспечивалась достаточная точность стрельбы, и само орудие было лишь на 0,2 м длиннее. Размещение всех 10 орудий в диаметральной плоскости также позволяло обеспечить использование их всех в бортовом залпе в достаточно большом секторе углов. Ещё одной особенностью стало появление верхнего броневого пояса над главной палубой[4][6].
Были подготовлены два проекта — со скоростью в 21 и 23 узла. При этом первый оценивался в 2 миллиона фунтов стерлингов, а второй в 2,5. Главный строитель флота Филипп Уотс и ряд членов совета Адмиралтейства настаивали на проекте с 23-узловой скоростью, считая, что новые германские линкоры планируются именно с такой скоростью, и британские линкоры ни в чём не должны им уступать. Но большая часть членов совета Адмиралтейства посчитала такой корабль слишком дорогим, и в дальнейшую проработку был утвержден проект «L» со скоростью в 21 узел[6].
Если бы сохранилось соотношение длины к ширине как на типе «Колоссус», ширина корпуса нового линкора составила бы 27,7 м, что повлекло бы за собой проблемы при эксплуатации — их не вмещали бы существующие доки[7]. Чтобы уменьшить ширину корпуса до 27 м, для нового линкора были разработаны новые обводы корпуса — мидель был смещен дальше в корму и имел более прямоугольную форму. Рост водоизмещения был беспрецедентным — на 2500 тонн. Это самый большой скачок водоизмещения при проектировании новых броненосцев в британском флоте[7].
Конструкция
Корпус
| Статьи проектной весовой нагрузки | ||||
|---|---|---|---|---|
| Длинные тонны[8] | Метрические тонны[ком. 1] | |||
| Водоизмещение | нормальное | полное | нормальное | полное |
| Корпус | 7950 | 7950 | 8077 | 8077 |
| Бронирование | 6460 | 6460 | 6563 | 6563 |
| Вооружение | 4000 | 4065 | 4064 | 4130 |
| Силовая установка | 2420 | 2680 | 2459 | 2723 |
| Уголь | 900 | 3275 | 914 | 3327 |
| Нефть | 0 | 860 | 0 | 874 |
| Оборудование | 670 | 812 | 681 | 825 |
| Запас водоизмещения | 100 | 100 | 102 | 102 |
| ВСЕГО | 22 500 | 26 202 | 22860 | 26 621 |
Разработкой проекта занимались А. Уортингтон и Э. Мунки. Линейные корабли типа «Орион» имели корпус с изогнутым форштевнем, сохранившим таранные обводы, округлой кормой с подзором и полубаком. Полубак доходил до середины корабля и далее сужался к башне «Q», для увеличения углов её стрельбы. Корпус корабля был разделён водонепроницаемыми переборками на XXI отсек. Двойное дно занимало 76 % длины корабля. Способ силовых связей конструкции корпуса — смешанный. Соединение деталей между собой осуществлялось клёпкой[9].
Проектное нормальное водоизмещение 22 500 дл. т, по факту оказалось на 2200 длинных тонн больше, чем у «Колоссуса», и составило 22 860 т (22 500 дл. т.), полное водоизмещение — 26 284 т (25 870 дл. т.). Длина между перпендикулярами составила 166,1 м, наибольшая — 177,1 м. Ширина корпуса 27 м, осадка при нормальном водоизмещении — 8,38 м, при полном — 9,55 м[10][11].
В наследство от «Колоссуса» досталось неудачное взаимное расположение фок-мачты и дымовой трубы. Для того, чтобы установить на фок-мачту шлюпбалки, она была размещена позади носовой трубы. Однако это приводило к задымлению находившегося на фор-марсе поста управления артиллерийской стрельбой. Не спасало даже то обстоятельство, что на «Орионе» на эту трубу выходило только 6 котлов, вместо 12 (как на «Колоссусе»). Боевая рубка при этом была сдвинута вперёд относительно остальной носовой надстройки. Конструкция надстройки была не совсем удачной. Узкий мостик, штурманская рубка находилась напротив дымовой трубы и была слишком тесной. В конечном счёте всю конструкцию мостиков переделали, придя к двухъярусной галерее, на нижней части которой размещались прожектора[12][13].
Длина по сравнению с «Колоссусом» увеличилась на 10,67 м, а ширина — только на 1,07 м, за счёт чего соотношение длины к ширине составило 6,56:1. Метацентрическая высота по проекту составила 1,676 м. Возросший верхний вес и большее удлинение корпуса привели к проблемам с остойчивостью — в первом плавании «Ориона» в Бискайском заливе крен достигал 20°. Эту проблему решили, установив скуловые кили большей длины и ширины, правда пришлось искать компромисс, чтобы чрезмерно не увеличивать подводную ширину, и корабли могли входить в существующие доки[14][15].
Корабли оснащались двумя параллельными балансирными рулями и обладали хорошей поворотливостью и небольшим радиусом тактической циркуляции[16].
«Орион» оснащался двумя бесштоковыми якорями конструкции Байерса массой 7,11 т, одним запасным бесштоковым якорем массой 7,11 т конструкции Уэстени Смита и одним кормовым якорем массой 2,13 т. Подъём якорей осуществлялся с помощью двух носовых шпилей, приводимых во вращение паровой машиной мощностью 500 л.с. Выбранная цепь хранилась в цепном ящике над отсеком шпилевой машины[17][16].
Спасательные средства состояли из двух паровых полубаркасов длиной 15 м, одного парового катера длиной 13 м, одного парусно-гребного 11-метрового полубаркаса, трёх парусно-гребных 10-метровых катеров, трёх 8-метровых вельботов, одной 9-метровой гички, одного 5-метрового скифдинга и одного 4-метрового бальсового плота[17][16].
Основная часть шлюпок и катеров размещалась на шлюпочной палубе. Для сохранности во время боя её впервые решили со всех сторон закрыть броневыми экранами толщиной 25,4 мм, образовав своеобразный колодец, который больше ни на одном типе кораблей не повторялся[16].
Для спуска и подъёма спасательных средств предназначалась грузовая стрела, установленная на фок-мачте. Часть шлюпок стояла на верхней палубе и для работы с ними перед башней «Q» и на кормовой надстройке были установлены две грузовые полу-мачты. Напротив фок-мачты находились также с каждого борта по одному вельботу на шлюпбалках[16].
На момент постройки корабли оснащались восемью установками спаренных 610-мм прожекторов — всего 16. С каждой стороны носовой и кормовой надстройки размещалось по две пары прожекторов. В 1917 году все 610-мм прожектора, за исключением одной пары, заменили на 914-мм. Были установлены семь прожекторов — по одному по сторонам ходового мостика, три вокруг кормовой дымовой трубы и два на кормовой палубной надстройке[18].
Колокол громкого боя (battle signal station) размещался в задней части боевой рубки. На главной палубе в средней части корабля размещались две радиорубки. Основная была оснащена приёмо-передающей станцией Mk I-34, вспомогательная — станцией Type 3 ближнего радиуса действия[17][18].
На «Орионе», так же как на всех британских дредноутах, кают-компания, адмиральские каюты и каюты офицеров находились в носовой части, а кубрики матросов и старшинского состава — в корме. Эта практика началась с «Дредноута» и была вызвана желанием разместить офицеров ближе к их боевым постам, а матросов ближе к котельным и машинным отделениям. Но такое размещение вызывало недовольство офицерского состава[18].
Каюта командира корабля располагалась на палубе полубака между носовой и кормовой дымовыми трубами, офицерская кают-компания — на верхней палубе перед носовой башней «А». Под кают-компанией располагались офицерские каюты. Каюты были довольно тесными, а большинство предметов мебели — металлическими. Ванные комнаты офицерского состава находились ниже офицерских кают. Столовая и мичманские каюты располагались на главной палубе в носовой части. Кубрики рядового состава размещались в корме на средней палубе. Над ними на главной палубе располагался лазарет. На главной палубе между орудийными башнями «Q» и «X» размещались кубрики морских пехотинцев, а под ними — баня для них[18].
Для размещения флагмана на верхней палубе в средней части корабля были оборудованы адмиральские апартаменты — салон, ванная комната. Там же, на верхней палубе, по левому борту между дымовыми трубами располагались и помещения для размещения штаба[18].
По штатному расписанию мирного времени экипаж составлял в 1911 году на «Орионе» 754 человека, на «Монархе» — 738 человек, в 1912 году на «Тандерере» — 738 и на «Конкероре» — 752 человека. В военное время экипаж увеличивался, и по состоянию на 1918 год составлял от 1090 до 1107 человек[18].
Вооружение
Основным вооружением линкоров типа «Орион» были десять 343-мм 45-калиберных орудий Мк. V, установленных в пяти башнях по диаметральной плоскости[8][19][20]. Общая длина орудия с затвором — 15 898 мм, нарезной части — 12 943 мм. Вес орудия без замка — 76 100 кг. Традиционно для британского флота скрепление ствола осуществлялось проволокой. Затвор поршневой, системы Велина, заряжание — картузное[21].
Метательный заряд состоял из 135 кг кордита MD45., позволявшего разогнать 574,5-кг бронебойный снаряд до начальной скорости порядка 785 м/с. В боекомплект входили фугасные и бронебойные снаряды с броневым колпачком. В британском флоте 343-мм орудия имели в боекомплекте фугасные и бронебойные снаряды двух типов — «тяжёлые», массой порядка 635 кг и «лёгкие», массой от 567 до 574 кг. Тем не менее, системы подачи башен «Орионов» не были приспособлены для использования более тяжёлых снарядов. На «Орионах» устанавливались башни модификации Mark II, на «Конкероре» — Mark III производства Coventry Ordnance Works[21].
Угол подъёма стволов орудий составлял от −3° до +20°. Стрельба бронебойным 567-кг снарядом на максимальном угле возвышения ствола орудия обеспечивала дальность выстрела, равную 21 780 м. Заряжание было возможно при любом угле подъёма стволов, а скорострельность составляла порядка полутора выстрелов в минуту[21].
Сектор стрельбы для носовых и кормовых башен составлял 300°. Центральная башня «Q» имела углы стрельбы от 30° до 150° на каждый борт. Боезапас мирного времени составлял по 80 снарядов на ствол. В военное время его увеличивали до 110 снарядов снарядов на ствол[21].
Снарядные погреба всех башен были расположены ниже зарядных. Каждый погреб на случай пожара оснащался системой орошения и затопления. Подъём выстрела из погребов к орудию осуществлялся в два этапа. Сначала снаряд из снарядного погреба транспортёром подавался в карман заборника и с помощью подъёмника поднимался по подачной трубе на уровень зарядного погреба. Там в него загружались два полузаряда. Все вместе они по подачной трубе поднимались в подбашенное рабочее погрузочное отделение. Здесь производилась комплектация выстрела в подаватель. К каждому орудию шла своя изогнутая направляющая, по которой подаватель с помощью гидравлического привода поднимался в боевое отделение башни к орудию. В камору орудия с помощью цепного прибойника досылался сначала снаряд, а потом пороховые заряды. После выстрела канал ствола орудия продувался сжатым воздухом, смешанным с углекислотой, камора охлаждалась водой[22].
Передача данных для наведения орудий могла осуществляться как с поста управления, так и с помощью башенных прицелов. Первоначально угол визирования был ограничен +15°, но в 1914 году были установлены приборы «супервозвышение +6°», позволявшие осуществлять прицеливание вплоть до максимального угла возвышения[22].
Противоминная артиллерия состояла из 16 скорострельных 102-мм 50-калиберных орудий Мк VII. Их скорострельность составляла до 8 выстрелов в минуту. Снаряду массой 14,1 кг придавалась начальная скорость в 873 м/с, что обеспечивало максимальную дальность стрельбы порядка 11 000 м. Боекомплект составлял по 150 снарядов на орудие — всего 2400 снарядов[23].
В носовой и кормовой надстройке размещались по восемь орудий. Шесть орудий в носовой надстройке находились в защищённом 76-мм бронёй каземате. Ещё два орудия стояли за 76-мм экранами на шлюпочной палубе по обеим сторонам боевой рубки. Восемь кормовых орудий размещались в открытых установках в два этажа. Во время войны их также забронировали спереди 76-мм экранами. В 1917 году число 102-мм орудий сократили до тринадцати[23].
Первоначально зенитное вооружение на кораблях типа «Орион» отсутствовало. В 1914 году были установлены две 76-мм зенитные пушки Гочкиса с патронным заряжанием. В течение войны они были заменены на 76-мм зенитные орудия QF. Мк. I с боезапасом по 150 выстрелов на ствол[24].
Также во время войны было установлено одно 102-мм орудие QF. Мк. VII с углом возвышения 60° и боезапасом 75 выстрелов[24]. На момент вступления в строй «Орионы» имели на вооружении 47-мм салютные пушки Гочкиса с боекомплектом 64 холостых выстрела. Также имелась одна 76-мм десантная пушка, пять 7,71-мм пулемётов «Максим-Виккерс» образца 1909 года с боекомплектом 5000 патронов и десять 7,71-мм ручных пулемётов «Льюис» образца 1915 года с боезапасом 5000 патронов. Пулемёты использовались десантными партиями на берегу, для пулемётов «Максим» имелись поворотные турели на паровых катерах и баркасах[17][24].
| Орудие | 13,5"/45 Mark V(L)[25] | 4"/50 BL Mark VII[26] | 3"/45 20cwt QF HA Mark I[27] |
47-мм Гочкиса[28][ком. 2] | |
|---|---|---|---|---|---|
| Год разработки | 1909 | 1904 | 1910 | 1885 | |
| Калибр, мм | 343 | 102 | 76 | 47 | |
| Длина ствола, калибров | 45 | 50 | 45 | 40 | |
| Масса орудия, кг | 76 102 | 2126 | 1020 | 240 | |
| Скорострельность, в/мин | 1,5-2 | 6—8 | 12—14 | 20 | |
| Установка | B Mark II | PIV | HA Mark II | ? | ? |
| Углы склонения | −3°/+20° | −10°/+15° | −10°/+60° | −10°/+90° | /+60°? |
| Способ заряжания | картузное | унитарное | |||
| Тип снаряда | лёгкий бронебойный Mark IIa[ком. 3] |
фугасный | шрапнельный? | фугасный | |
| Вес снаряда, кг | 574,5 | 14,06 | 14,06 | 5,67 | 1,5 |
| Вес и тип метательного заряда | 133 кг MD45 | 4,3 кг MD16 | 2,7 кг MD8 | 0,96 кг MD | 0,24 кг MD |
| Начальная скорость, м/с | 787 | 873 | 732 | 762 | 574 |
| Максимальная дальность, м | 21 780 | 10 610 | |||
| Досягаемость по высоте максимальная, м | — | — | ? | 11 340 | 3000 |
| Эффективная, м | — | — | ? | 7160 | 1100 |
Каждый корабль типа «Орион» оснащался 7 бинокулярными дальномерами «Барра и Струда». Один с базой 4,57 м размещался на крыше поста управления стрельбой. На башнях «В» и «X» было установлено по 5,49 м дальномеру. А на башнях «A», «Q» и «Y» по одному 2,74 м. Ещё один 4,57 м дальномер размещался в кормовой части шлюпочной палубы на кормовой надстройке и использовался для управления торпедной стрельбой. Позже его перенесли на рубку поста управления торпедной стрельбой[24].
В начале 1912 года адмиралом Перси Скотом для новых кораблей была предложена система центрального управления огнём. Суть системы сводилась к тому, что приборами на центральном посту управления, расположенными на фор-марсе, вырабатывались углы вертикального и горизонтального наведения. Артиллерийский офицер задавал на своём приборе углы наведения и, с помощью синхронной передачи на таких же приборах в башнях, устанавливались стрелки шкал на нужные углы. Задача наводчиков в башнях сводилась к повороту башен и орудий до нужного установленного угла. После того, как орудия были выставлены на нужные углы, по сигналу с центрального поста производился залп[24].
Прибор по чертежам Скотта был изготовлен фирмой Виккерс и установлен на «Тандеррере». После этого были произведены сравнительные стрельбы с неоснащённым данными приборами «Орионом». По щиту 15×18 м с дистанции 42 каб. «Тандеррер» за 3,5 минуты выпустил залпами 39 снарядов, из которых 23 попали в цель. «Орион» за то же время выпустил 27 снарядов, из которых в цель попали только четыре. После такого успеха приборы «Виккерса-Скотта» были установлены на все линкоры[11][29].
В 1917 году на «Орионах» были установлены «указатели дистанции до цели» для эскадренной стрельбы. Они имели вид циферблата часов и были установлены на фок-мачте на рубке управления стрельбой, а второй на кормовой палубной надстройке[29].
Торпедное вооружение состояло из трёх подводных 533-мм торпедных аппаратов с общим боезапасом из двенадцати торпед. Два бортовых находились в отсеке на трюмной палубе в районе траверзной переборки перед барбетом башни «А». Был также один кормовой торпедный аппарат, который позже сняли. Подача торпед в торпедный отсек производилась через специальный люк в верхней палубе. Перед выстрелом открывалась крышка на торпедной трубе и в неё вручную с подачного устройства подавалась торпеда. Выстрел торпеды осуществлялся сжатым воздухом. В штатном режиме воздух подавался по трубопроводам от специального компрессора. Для аварийного пуска торпед в каждом отсеке находились баллоны со сжатым воздухом[29].
В конце войны часть британских линкоров получила на вооружение колёсные истребители для разведки и борьбы с дирижаблями. Запуск осуществлялся со специальной платформы, установленной на крыше башни главного калибра, и был возможен только при развороте башни против ветра. Самолёт был фактически одноразовым — садился на сухопутной аэродром или на воду. В качестве истребителей использовались бипланы Сопвич «Кэмел» или Сопвич «Пап». В 1917 году взлётные платформы были установлены на «Орионе» на башнях «В» и «Q», на «Конкероре» и «Тандерере» — на «В» и «X», а на «Монархе» только одна — на башне «В». На каждой платформе размещался только один самолёт, поэтому на «Монархе» он был один, а на остальных — по два[30][29][ком. 4].
Бронирование
Бронирование «Ориона», по сравнению с «Колоссусом», было усилено. Борт защищался тремя поясами общей высотой 6,25 м. Формально он состоял из двухуровневого главного и верхнего поясов. Нижний главный броневой пояс из цементированной крупповской брони получил толщину 305 мм и имел длину 104,9 м или 59,3 % длины корпуса. Его верхний край шёл на уровне средней палубы, а нижний край — на уровне нижней палубы, уходя под воду на 1,22 при нормальном водоизмещении. Пояс шёл от середины барбета носовой башни «А» до середины барбета кормовой башни «Y» и на всём протяжении имел постоянную толщину, без утоньшения в подводной части. Главный пояс заканчивался траверзными переборками, уходившими под углом к внешним частям барбетов концевых башен. В носу их толщина составляла 152 мм, в корме — 254 мм. В носовую оконечность главный пояс на длине 16,8 м продолжался поясом 152-мм толщины, заканчиваясь на 29 шпангоуте. Дальше он продолжался 14,8 метровым 102-мм поясом. На 15 шпангоуте он заканчивался 102-мм траверзной переборкой, не доходя до форштевня на 12,8 м. В корму главный пояс продолжался поясом толщиной 63,5 мм, заканчиваясь в 13,7 метра от ахтерштевня траверзной переборкой той же толщины[31][32][33].
Над главным, между средней и главной палубами, шёл средний броневой пояс. По протяженности он был таким же, как и главный, но имел толщину 229 мм. Этот пояс заканчивался в районе траверзных переборок, уходя под углом к внешним частям барбетов башен «А» и «Y». В носу переборка имела толщину 152-м, а в корме — 254-мм. В носовой оконечности, так же, как главный, средний пояс продолжался поясами 152-мм и 102-мм толщины, заканчиваясь на 15 шпангоуте 102-мм переборкой. В кормовой части он продолжался поясом 63,5-мм толщины, также заканчиваясь в 13,7 метра от ахтерштевня[31][32][33].
Верхний пояс располагался между верхней и главной палубами и имел толщину 203 мм. Он имел несколько меньшую длину чем главный, заканчиваясь в районе начала барбетов концевых башен. От него к серединам барбетов шли траверзные переборки. В носу 152-мм толщины, а в корме — 203-мм. Он не имел продолжения в нос и корму, но в носовой части по 15 шпангоуту шла 38-мм переборка[31][32][33].
Горизонтальное бронирование было распределено между четырьмя палубами. Бронирование верхней палубы имело толщину 38 мм на участке между барбетами башен «А» и «Y». Бронирование главной палубы толщиной 38 мм начиналась на траверзной переборке по 15 шпангоуту и заканчивалось на траверзной переборке главного пояса в районе барбета башни «А». В кормовой части главная палуба также имела толщину брони 38 мм от переборки в районе барбета башни «Y» до кормовой траверзной 63,5-мм переборки. Бронирование средней палубы имело толщину 25,4 мм между барбетами башен «А» и «Y». Нижняя палуба, находившаяся ниже КВЛ, в носовой части от форштевня до 102-мм траверзной переборки имела толщину 63,5 мм, а дальше до траверзной переборки главного броневого пояса в районе барбета «А» имела толщину 25,4 мм. В кормовой части от траверзной переборки в районе башни «Y» до кормовой 63,5 мм траверзной переборки она шла толщиной 76 мм. За ней, до форштевня, над рулевым приводом, она была карапасной и имела толщину 102 мм[31][32][34].
Лобовые и боковые стенки башен главного калибра имели толщину 279 мм. Кормовая плита имела толщину 203-мм. Передняя часть крыши имела толщину 102 мм, а задняя часть — 76 мм. Броневой настил пола имел толщину 76 мм[31][32][33].
Над палубой и в районе, не прикрытом поясом, внешние части барбетов башен имели толщину 254 мм, а внутренние — 229 мм. На уровне верхнего пояса внешние части барбетов — передний и зданий концевых башен и боковые бортовых, имели толщину 254 мм. Внутренние части барбетов на этом уровне бронировались 179-229-мм плитами. В районе, прикрытом средним поясом, толщина брабетов уменьшалась до 76 мм. Но внешние части барбетов концевых башен прикрывались изогнутыми по радиусу барбета траверзными переборками в носу 152-мм, а в корме 254-мм толщины. На высоте главного пояса бронирование в виде тех же 152-мм и 254-мм изогнутых по радиусу траверзных переборок имели только концевые башни[31][32][33].
Носовая надстройка, в районе батареи 102-мм орудий, спереди и с боков защищалась 76-мм броней. А над казематом палуба имела толщину 25,4 мм. Кормовая батарея противоминных орудий защищалась только противоосколочными щитами[31][32][33].
Боковые стенки носовой боевой рубки имели толщину 279 мм, крыша — 76 мм, а пол — 102 мм. Колпак боевой рубки имел толщину 102 мм. Стенки коммуникационной трубы имели толщину 127-мм. Расположенный в корме пост управления торпедной стрельбой имел стенки толщиной 152 мм и 76-мм крышу. Кожухи дымовых труб имели бронирование 25,4 — 38 мм[31][32][33].
Сплошной противоторпедной броневой переборки не было. В районе погребов главного калибра были установлены 25,4—38-мм броневые экраны[31][32][33].
Силовая установка
Силовая установка кораблей типа «Орион» состояла из двух комплектов паровых турбин Парсонса с прямой передачей на валы. Машинные отделения занимали длину 20,7 м, размещаясь в трёх отсеках. Каждый комплект турбин состоял из турбин высокого давления переднего и заднего хода и турбин низкого давления переднего и заднего хода. Они приводили во вращение четыре трёхлопастных винта из марганцовистой бронзы. Расстояние между внешними и внутренними винтами составляло 6,5 м. Валы винтов значительно выступали из корпуса и поддерживались стальными V-образными кронштейнами[35][36].
Турбины высокого давления вращали внешние валы, а низкого — внутренние. Турбины высокого давления размещались в ближнем к носу отсеке. В центральном размещались турбины низкого давления. Следующий отсек занимали конденсаторы пара. Два главных занимали отгороженное центральное отделение, а по бортам располагалось по одному вспомогательному конденсатору[37][36].
Паром турбины снабжали 18 водотрубных паровых котлов, размещённых по шесть в трёх котельных отделениях. Длина каждого отсека составляла 11,58 м, а в сумме — 34,74 м. На «Монархе» устанавливались котлы «Ярроу», на остальных — «Бабкока и Вилкокса». Котлы оборудовались тремя форсунками для впрыска нефти с производительностью 136,1 кг нефти в час каждая. Чтобы снизить задымление фор-марса, на носовую трубу выводились дымоходы с шести котлов, а кормовую — с двенадцати[37][36].
Номинальная мощность силовой установки составляла 27 000 л. с., что должно было обеспечить скорость в 21 узел. На испытаниях на мерной миле в Полперро все корабли достигшие мощности 27 000 л. с., кроме «Ориона», достаточно легко превысили скорость в 21 узел. «Орион», не смогший достичь скорости в 21 узел, был оснащён экспериментальными четырёхлопастными винтами. К тому же после его осмотра был выявлен прогиб одного из валов. После замены вала и винтов на стандартные трёхлопастные, он также смог развить скорость свыше 21 узла[38][39].
Нормальный запас угля составлял 900 длинных тонн. Полный запас топлива — 3300 дл. тонн и 800 т нефти. Расход угля в сутки на 10-узловом ходу составлял 122 тонны. Дальность плавания на скорости 17—18 узлов составила 4110 миль, а на 10-узловом ходу с использованием нефти — 6730 морских миль[17].
Два турбогенератора мощностью 400 кВт обеспечивали корабль электроэнергией с постоянным напряжением 200В. Генераторы размещались на трюмной палубе и через центральный распределительный щит снабжали электроэнергией все корабельные устройства. Кроме них на корабле имелась аварийная динамо-машина мощностью 100 кВт, работавшая от вспомогательного парового двигателя[16].
Представители
| Название | Судоверфь | Закладка | Спуск на воду | Принятие на вооружение |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|
| Орион Orion |
Portsmouth Dockyard | 29 ноября 1909 | 20 августа 1910 | 2 января 1912 | пущен на слом в декабре 1922 |
| Монарх Monarch |
Armstrong | 1 апреля 1910 | 30 марта 1911 | март 1912 | потоплен как мишень 20 января 1925 |
| Тандерер Thunderer |
Thames IW | 13 апреля 1910 | 1 февраля 1911 | июнь 1912 | пущен на слом в декабре 1926 |
| Конкерор Conqueror |
Beardmore | 5 апреля 1910 | 1 мая 1911 | 1 декабря 1912 | пущен на слом в декабре 1922 |
Строительство
Линейные корабли типа «Орион» строились в условиях секретности. Для дезинформирования германской разведки новые 343-мм орудия получили в Адмиралтействе официальное обозначение «12-дюймовое орудие типа „А“». Тем не менее, не был наложен запрет на публикацию сведений о новых орудиях, поэтому настоящий калибр орудий стал секретом Полишинеля. Вскоре после закладки в прессе появились настоящие характеристики орудий, на основании которых можно было заключить, что калибр орудий превышает 305 мм. Тем не менее, официально фарс с именованием продолжался и даже в 1913 году ежегодник «Брассей» сообщал читателям, что новые линкоры вооружены 305-мм орудиями типа «А» с длиной ствола 45 калибров[5].
«Орион»
Заложен на казенной верфи в Портсмуте 29 ноября 1909 года. Спущен на воду 20 августа 1910 года. Главная энергетическая установка изготовлена машиностроительным заводом в Уоллсэнде. «Орион» вышел на испытания в сентябре 1911 года. Общая стоимость постройки составила 1 855 917 фунтов стерлингов: 1 711 617 за постройку и 144 300 — за орудия. В январе 1912 года «Орион» вошёл в состав флота и был включён в состав 2-й эскадры линейных кораблей флота метрополии. Перед войной при объединении флотов 2-я эскадра вошла в состав Гранд-Флита[40][41].
В 1913 году во время плавания в Бискайском заливе выявилась сильная бортовая качка, для улучшения которой на все корабли серии были установлены широкие скуловые кили. Во время Ютландского сражения «Орион» шёл пятым в колонне 2-й эскадры линкоров. Во время боя «Орион» предположительно добился четырёх попаданий в линейный крейсер «Лютцов», при этом сам повреждений не получил[40][42].
В сентябре 1920 года «Орион» был выведен в резерв. По результатам Вашингтонского соглашения списан и 19 декабря 1922 года продан на слом[40][43].
«Монарх»
Заложен на частной верфи «Армстронг, Уитворт и Ко» в Эльсвике на Тайне 1 апреля 1910 года. Главная энергетическая установка изготовлена фирмой «Хоторн». Первоначально получил название «Кинг Джордж V», однако позднее был переименован в «Монарх». Спущен на воду 30 марта 1911 года и 6 ноября 1911 года вышел на заводские испытания. Общая стоимость постройки составила 1 888 736 фунтов стерлингов, в том числе 146 900 за орудия. Вошёл в состав флота 31 марта 1912 года и был зачислен во 2-ю эскадру линкоров флота Метрополии[40][44].
8 августа 1914 года во время учебных стрельб был неудачно атакован германской подлодкой U-15. 15 декабря 1914 года в составе 2-й эскадры участвовал в попытке перехвата германских линейных крейсеров, обстреливавших британское побережье. 31 мая 1916 года принял участие в Ютландском сражении, идя шестым в боевой линии после развертывания. Потерь в бою не имел, сведений о его попаданиях в германские корабли не поступало[45][46].
1 октября 1919 года вошёл в состав Резервного флота. В сентябре 1920 года выведен в резерв. 5 мая 1922 года зачислен в списки кораблей, подлежащих списанию по условиям Вашингтонского соглашения. Избежал списания, с августа 1922 по январь 1925 года служил в качестве учебного корабля, а затем использовался в качестве мишени. 20 января 1925 года во время совместных учений подвергся атакам бомбардировочной авиации, а затем — обстрелу 203-мм орудиями тяжёлых крейсеров. Тем же вечером был обстрелян линейными кораблями, остался на плаву несмотря на обширные разрушения. Ночью при свете прожекторов расстрелян и потоплен огнём линкора «Ривендж»[45][47].
«Тандерер»
Заложен на частной фирме «Темз Айрон Уоркс» 13 апреля 1910 года. Там же изготавливалась и главная энергетическая установка. Спущен на воду 1 февраля 1911 года. В марте 1912 года вышел на заводские испытания. Общая стоимость постройки составила 1 892 823 фунта стерлингов, в том числе 146 900 за орудия[45][48].
Вошёл в состав флота в июне 1912 года. Служил во 2-й эскадре линкоров. Во время Ютландского сражения 31 мая 1916 года шёл восьмым в боевой линии. Потерь и повреждений не имел. После окончания войны 1 октября 1919 года вошёл в состав Резервного флота[49][50].
5 мая 1921 года переоборудован в учебный и служил в этом качестве с июня 1921 по август 1926 года. 31 августа заменён монитором «Эребус» и включен в список кораблей, подлежащих списанию по условиям Вашингтонского соглашения. Продан на слом в ноябре 1926 года и 14 апреля 1927 года прибыл в Блит (англ. Blyth) для разделки на металл[49][51].
«Конкерор»
Заложен на частной верфи «Бердмор» 5 апреля 1910 года. Главная энергетическая установка производилась той же фирмой. Назван в честь Вильгельма I Завоевателя (англ. William the Conqueror). Спущен на воду 1 мая 1911 года. Общая стоимость постройки составила 1 891 164 фунтов стерлингов, в том числе 146 900 за орудия. После испытаний в ноябре 1912 года вошёл в состав флота. Как и все линкоры типа «Орион», служил во 2-й эскадре линкоров флота Метрополии[49][52].
31 мая 1916 года во время Ютландского сражения шёл седьмым в боевой линии, обстреливая «Фридрих дер Гроссе». После отхода германских дредноутов потопил один из прикрывших их миноносцев. Сам повреждений и потерь не имел. В июне 1921 года переведён в состав Резервного флота. В июне 1922 года включен в списки кораблей, подлежащих списанию по условиям Вашингтонского соглашения. Продан на слом 19 декабря 1922 года[49][53].
|
|
|
|
Оценка проекта
По сравнению с предыдущими типами дредноутов, линкоры типа «Орион» являлись качественным скачком. Значительное усиление боевой мощи было обеспечено использованием новых 343-мм орудий. Скачок был настолько существенным, что «орионы» были отнесены к «сверхдредноутам» и вызвали новый виток гонки военно-морских вооружений. Переход на 343-мм 45-калиберные орудия был в какой-то степени вынужденной мерой. Рост дульной энергии орудия можно было обеспечить либо увеличением начальной скорости снаряда путём увеличения длины ствола, либо увеличением массы снаряда путём повышения его калибра. Британские оружейники использовали скрепление ствола проволокой, из-за чего у 50-калиберного 305-мм орудия при выстреле наблюдалась сильная вибрация ствола, оно обладало плохой живучестью и низкими характеристиками точности. При переходе на 343-мм калибр масса снаряда возросла, что обеспечило значительный рост дульной мощности и бронепробиваемости. При этом 45-калиберный ствол обеспечивал хорошие характеристики кучности и живучести[5].
| Основные баллистические данные британских орудий главного калибра[54] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Калибр (мм) | 305 | 305 | 343 | 343 |
| Модель | Mk.X | Mk.XI | Mk.V | Mk.V |
| Длина ствола (калибров) | 45 | 50 | 45 | 45 |
| Вес орудия без замка (кг) | 57 708 | 66 700,4 | 76 198,4 | 76 198,4 |
| Вес снаряда (кг) | 385,55 | 385,55 | 566,98 | 635,02 |
| Вес заряда (кг) | 117 | 139,25 | 132,9 | 134,78 |
| Начальная скорость снаряда (м/с) | 869,25 | 918,051 | 787[55] | 762,5 |
| Бронепробиваемость снаряда (мм) у дульного среза |
406 | 426 | 439 | 439 |
| Скорость снаряда (м/с) на дистанции 9 140 м |
579,5 | 610 | 579,5 | 554,25 |
| Энергия снаряда (мкг) на дистанции 9 140 м |
6 587 723 | 7 299 976 | 9 688 010 | 10 287 316 |
| Бронепробиваемость снаряда (мм) на дистанции 9 140 м |
259 | 284 | 320 | 318 |
Башни орудий главного калибра были размещены в диаметральной плоскости — по линейно-возвышенной схеме. Это позволяло иметь в бортовом залпе все десять орудий. За счёт отказа от бортовых башен облегчилась компоновка внутренних помещений. Плюсом стало и увеличение глубины подводной защиты для средней башни. Значительно было усилено и бронирование. Толщина главного броневого пояса была доведена до 305 мм, над ним по всей длине шёл верхний 203-мм бронепояс. Всё это вызвало беспрецедентный рост проектного водоизмещения — скачок на 2500 т по сравнению с предыдущим типом был самым большим в истории британского линкоростроения. При этом новые орудия получились всего на 0,2 метра длиннее при том же барбете. И хотя башня получилась несколько больше, общий рост длины корабля составил только 10,7 м. Рост верхнего веса увеличивал метацентрическую высоту, и поэтому для её сохранения на прежнем уровне потребовалось увеличить и ширину корпуса[4].
Вместе с тем корабль не избавился и от некоторых недостатков предыдущих типов. Так, несмотря на то, что в переднюю дымовую трубу было выведено всего шесть котлов, а не 12, как у «Колоссуса», задымление и нагрев носового командно-дальномерного поста всё ещё были значительными[13]. К недостаткам проекта можно отнести и недостаточный калибр противоминной артиллерии, и слабую противоминную защиту. 102-мм калибра было уже недостаточно для противодействия «подросшим» миноносцам. Противоминная защита также не соответствовала требованиям времени. Вместо сплошной бронированной противоторпедной переборки «Орионы» получили только броневые экраны в районе погребов[56]. А прочности продольной переборки из судостроительной стали было явно недостаточно для противодействия подводным взрывам. Это стало одной из причин гибели идентичного по конструкции «Одейшеса», подорвавшегося на единственной мине[57].
«Колоссус»[58] |
«Орион»[10] |
«Вайоминг»[59] |
«Остфрисланд»[60] |
«Кайзер»[61] |
«Кавати»[62]
| |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Год закладки | 1909 | 1909 | 1909 | 1908 | 1909 | 1909 |
| Год ввода в строй | 1911 | 1912 | 1912 | 1911 | 1912 | 1912 |
| Водоизмещение нормальное, т | 19 995 | 22 555 | 26 416 | 22 806 | 24 724 | 21 156 |
| Полное, т | 23 063 | 26 284 | 27 680 | 24 700 | 27 000 | 23 266 |
| Тип СУ | ПТ | ПТ | ПТ | ПМ | ПТ | ПТ |
| Мощность, л. с. | 25 000 | 27 000 | 28 000 | 28 000 | 28 000 | 25 000 |
| Максимальная скорость, узл. | 21 | 21 | 20,5 | 20,5 | 21 | 20 |
| Дальность, миль (на скорости, узл.) | 6680 (10) | 6730 (10) | 6680 (10) | 5500 (10) | 7900 (12) | 2700 (18) |
| Бронирование, мм | ||||||
| Пояс | 279 | 305 | 279 | 300 | 350 | 305 |
| Палуба | 45—102 | 45—102 | 35—63 | 55—80 | 60-100 | 30 |
| Башни | 279 | 279 | 305 | 300 | 300 | 280 |
| Барбеты | 279 | 254 | 254 | 300 | 300 | 280 |
| Рубка | 279 | 279 | 292 | 300 | 350 | 254 |
| Схема размещения вооружения |  |
 |
 |
 |
 |
|
| Вооружение | 5×2×305/50 16×1×102 3 ТА |
5×2×343/45 16×1×102/50 4×1×47-мм 3 ТА |
6×2×305/50 21×1×127/51 2 ТА |
6×2×305/50 14×1×150 14×1×88 6 ТА |
5×2 — 305/50 14×1 — 150/45 8×1 — 88 5 ТА |
2×2×305/50 4×2×305/45 10×1×152 8×1×120 12×1×76 5 ТА |
Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Орион»"
Примечания
- Комментарии
- ↑ Расчётные
- ↑ Салютное орудие
- ↑ Существовал ещё тяжёлый 639,6 кг бронебойный Mark IIIa (Greenboy), применявшийся на последующих типах линкоров с 343-мм орудиями — «Кинг Джордж V» и «Айрон Дюк». Но системы подачи в 343-мм башнях «Орионов» не были приспособлены для их приёма.
- ↑ Расхождение по источникам. Паркс, стр. 9 и справочник Конвея, стр. 28 приводят данные о том, что в 1917—1918 годах только на «Тандеррере» были установлены две платформы на башнях «В» и «X», а на остальных была только одна платформа на башне «В».
- Использованная литература и источники
- ↑ 1 2 Burt. British Battleships WW1. — P. 117
- ↑ Паркс. Линкоры Британской империи. Том 6. — С. 98.
- ↑ Паркс. Линкоры Британской империи. Том 6. — С. 99.
- ↑ 1 2 3 Паркс, 7-й том, 2008, с. 5.
- ↑ 1 2 3 Паркс, 7-й том, 2008, с. 3.
- ↑ 1 2 Burt. British Battleships WW1. — P. 131
- ↑ 1 2 Паркс, 7-й том, 2008.
- ↑ 1 2 Burt. British Battleships WW1. — P. 132
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 7.
- ↑ 1 2 Conway's, 1906—1921. — P.28
- ↑ 1 2 Burt. British Battleships WW1. — P. 133
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006.
- ↑ 1 2 Паркс, 7-й том, 2008, с. 6.
- ↑ Burt. British Battleships WW1. — P. 131-132
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 8.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 24.
- ↑ 1 2 3 4 5 Burt. British Battleships WW1. — P. 136
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 25.
- ↑ Паркс, 7-й том, 2008, с. 9.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 11.
- ↑ 1 2 3 4 DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_135-45_mk5.htm Britain 13.5″/45 (34.3 cm) Mark V(L) / 13.5″/45 (34.3 cm) Mark V(H)] (англ.) (25 November 2012). — Описание 343-мм орудия Mark V. Проверено 2 августа 2013. [www.webcitation.org/6J0N5I8uY Архивировано из первоисточника 20 августа 2013].
- ↑ 1 2 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 13.
- ↑ 1 2 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 14.
- ↑ 1 2 3 4 5 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 15.
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_135-45_mk5.htm British 13.5"/45 (34.3 cm) Mark V(L) 13.5"/45 (34.3 cm) Mark V(H)] (англ.). сайт navweaps.com. NavWeaps.com (1 May 2009). — Описание орудия 13.5"/45 BL Mark V(L). Проверено 4 октября 2011. [www.webcitation.org/6732viHjE Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_4-50_mk7.htm British 4"/50 (10.2 cm) BL Mark VII] (англ.). сайт navweaps.com. — Описание орудия 4"/50 BL Mark VII. Проверено 24 сентября 2011. [www.webcitation.org/6732uLCvT Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_3-45_mk1.htm British 12-pdr [3"/45 (76.2 cm)] 20cwt QF HA Marks I, II, III and IV] (англ.). сайт navweaps.com. — Описание орудия 3"/45 20cwt QF HA Mark I. Проверено 24 сентября 2011. [www.webcitation.org/6732uoCuR Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_3pounder_H_mk1.htm British Hotchkiss 3-pdr (1.4 kg) [1.85"/40 (47 mm)] QF Marks I and II] (англ.). сайт navweaps.com. — Описание орудия 3-pdr Hotchkiss. Проверено 24 сентября 2011. [www.webcitation.org/6732vGMzE Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 16.
- ↑ Burt. British Battleships WW1. — P. 142
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Паркс, 7-й том, 2008, с. 7-8.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Burt. British Battleships WW1. — P. 134-139
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 16-18.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 20-21.
- ↑ Burt. British Battleships WW1. — P. 139
- ↑ 1 2 3 Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 21.
- ↑ 1 2 Burt. British Battleships WW1. — P. 139-140
- ↑ Burt. British Battleships WW1. — P. 140
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 22.
- ↑ 1 2 3 4 Burt. British Battleships WW1. — P. 146
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 26.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 27.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 27-28.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 28.
- ↑ 1 2 3 Burt. British Battleships WW1. — P. 148
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 29-30.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 31-32.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 35.
- ↑ 1 2 3 4 Burt. British Battleships WW1. — P. 150
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 37-38.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 38.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 32.
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 33-35.
- ↑ А. А. Михайлов. Линейные корабли типа «Куин Элизабет». — 2001. — С. 5. — 96 с.
- ↑ [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_135-45_mk5.htm British 13.5"/45 (34.3 cm) Mark V(L) 13.5"/45 (34.3 cm) Mark V(H)]. NavWeaps.com (1 May 2009). Проверено 4 октября 2011. [www.webcitation.org/6732viHjE Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- ↑ Козлов, Линкоры типа «Орион», 2006, с. 39.
- ↑ Burt. British Battleships WW1. — P. 186
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.26
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.114
- ↑ Gröner. Band 1. — P.48
- ↑ Gröner. Band 1. — P.49
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.229
Литература
- Паркс, О. Линкоры Британской империи. Том 6. Огневая мощь и скорость. — СПб.: Галея Принт, 2007. — 110 с. — ISBN 978-5-8172-0112-3.
- Паркс О. Линкоры Британской империи. Ч. VII. Эпоха дредноутов. — СПб.: Галея-Принт, 2008. — 116 с. — ISBN 978-5-8172-0132-1.
- Козлов Б. В. Линейные корабли типа «Орион». — СПб.: Истфлот, 2006. — 116 с. — (Боевые корабли мира). — ISBN 5-98830-017-0.
- на английском языке
- Burt R. A. British Battleships of World War One. — London: Arms and armor press, 1986. — 344 p. — ISBN 0-85368-771-4.
- Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1906—1921 / Gray, Randal (ed.). — London: Conway Maritime Press, 1985. — 439 p. — ISBN 0-85177-245-5.
- All the World's Battleships: 1906 to the present / I. Sturton. — издание 1996. — Лондон: Conway Maritime Press, 1987. — 190 с. — ISBN 0-85177-691-4.
- на немецком языке
- Gröner, Erich. Die deutschen Kriegsschiffe 1815-1945 Band 1: Panzerschiffe, Linienschiffe, Schlachschiffe, Flugzeugträger, Kreuzer, Kanonenboote. — Bernard & Graefe Verlag, 1982. — 180 p. — ISBN 978-3763748006.
См. также
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 |
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Орион»
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
