Линейные крейсера типа «Аляска»
Линейные крейсера типа «Аляска» — тип линейных крейсеров флота США времён Второй мировой войны. В ВМС США классифицировались как «большие крейсера». Всего построено 2 единицы: «Аляска» (англ. CB-1 Alaska) и «Гуам» (англ. СB-2 Guam). Крейсер «Гавайи» (англ. CB-3 Hawaii) остался недостроенным. «Филиппины» (англ. Philippines), «Пуэрто-Рико» (англ. Puerto Rico), «Самоа» (англ. Samoa) не закладывались, заказ на их строительство был отменён 24 июля 1943 года.
Содержание
История создания
С началом Второй мировой войны все международные договоры об ограничении вооружений утратили смысл и теперь адмиралы поспешили воспользоваться возможностью заказывать именно те корабли, которые им был нужны, а не те, которые были позволены договорами. На рассмотрение командования американского флота был представлен целый ряд проектов крейсеров водоизмещением от 6000 до 38 000 тонн. В итоге был принят проект крейсера с 305-мм артиллерией.
На него возлагались задачи истребления японских тяжёлых крейсеров, внушавших большие опасения, а также сопровождение быстроходных авианосных соединений. Отношение к будущим «Аляскам» было неоднозначным, ряд адмиралов выступили противниками столь дорогого и бесполезного, на их взгляд, корабля. Судьбу крейсеров решила поддержка влиятельного адмирала Кинга и особенно президента США Ф. Рузвельта.
19 июля 1940 года Конгресс США принял программу усиления флота, согласно которой, в частности, предполагалось построить 6 крейсеров этого проекта. Поскольку в силу их слабого бронирования и специфического предназначения их было невозможно классифицировать как battlecruisers, они получили ранее не употреблявшееся обозначение «большой крейсер» (англ. Big cruisers - CB). Необычность новых кораблей подчёркивалась и их названиями — если линкоры США именовались в честь штатов, а крейсера в честь городов, то большие крейсера получили названия в честь заморских владений США.
Конструкция
Максимальная длина корпуса составляла 246,4 м, ширина — 27,7 м, осадка — 9,7 м. Стандартное водоизмещение составляло 29 779 дл. т, а полное — 34 253 дл. т.
Четыре турбозубчатых агрегата (ТЗА) производства General Electric обеспечивали «Аляску» общей мощностью 150 000 л. с., по проекту это должно было обеспечить скорость 33 узла при нормальной нагрузке. В перспективе предполагалась форсировка машинной установки до 180 000 л. с.. Каждый ТЗА состоял из турбин высокого и низкого давления, а также одной импульсной турбины заднего хода. Зубчатая передача позволяла снизить число оборотов на валу до 270 оборотов (с 4,4 — 5,3 тыс. об/мин на турбине). Винты корабль имели диаметр 4,5 м и вращались на валах диаметром около 500 мм. Внешние винты имели больший шаг, чем внутренние.
Восемь двухтопочных котлов с пароперегревателями были разработаны и изготовлены компанией «Бэбкок-Уилкокс» (англ. Babcock & Wilcox) и обеспечивали температуру до 454° С и рабочее давление пара около 40 атм.
Расположение силовой установки было продиктовано соображениями боевой живучести корабля и соответствовало нормам для крейсеров. В двух машинных отделениях попарно помещались турбины, а в четырёх котельных также попарно были установлены котлы. Подобная схема с разделением турбин и котлов уже прошла испытания в боях на Тихом океане и считалась достаточно надёжной.
«Аляска» имела теоретическую дальность хода в 12 000 миль при экономной скорости 15 узлов, исходя из запаса топлива, который составлял около 3600 т нефти.
Вооружение
Главным оружием «Аляски» стали новейшие 12-дюймовые пушки Мк-8 с длиной ствола 50 калибров, разработанные специально для линейных крейсеров и принятые на вооружение в 1944 году. Стрельба «супертяжелыми» бронебойными снарядами Mark 18 позволяла орудиям Mark 8 сравняться с более крупными представителями предыдущего поколения корабельной артиллерии по пробиваемости бортовой брони, и превзойти их по пробиваемости бронепалубы. Значительное улучшение дальности стрельбы и массы снаряда, по сравнению с предшественниками, позволило называть Mark 8 «самым мощным орудием этого калибра, стоявшим когда-либо на вооружении».[2] Основной калибр «Аляски» мог эффективно пробивать как бортовую, так и палубную броню вражеских кораблей на всех боевых дистанциях.
12"/50 Mark 8 были установлены тройками в орудийные башни весом от 922 до 934 т. Две башни находились в передней части крейсера и одна на корме, по довольно распространённой схеме «2-A-1». Каждое орудие имело независимую подачу снарядов и зарядов и находилось в отдельной люльке. Горизонтальные углы обстрела башен составляли 300°, максимальные углы склонения и возвышения равнялись −3° и 45° соответственно. Скорость горизонтального наведения орудий составляла всего 5 град./с, и её не могли увеличить даже мощные электромоторы, вот скорость вертикальной наводки была в 2,5 раза выше, что позволяло достигать хорошей скорострельности — 2,4 — 3 выстрела в минуту.
Роль вспомогательной артиллерии «Аляске» выполняли шесть пар 127-мм орудий Мк-12, одного из самых известных артиллерийских орудий Второй мировой войны. Двухорудийные башни были полностью закрыты, их бронирование в лобовой части и по бокам составляло 25-мм, а сзади и по крыше — 19-мм. Для управления огнём предназначались две системы управления артиллерийским огнём (СУАО) Мк-37.
Автоматическая зенитная артиллерия состояла из четырнадцати 40-мм орудий «Бофорс» (Bofors L60) и тридцати четырёх 20-мм автоматических пушек «Эрликон».
Крейсер нёс четыре гидросамолета OS2U Kingfisher или SC Seahawk, для запуска которых в средней части корабля были установлены две паровых катапульты.
В базовый набор электроники крейсера входили: два радара в составе комплексов управления огнём главного калибра и два радара, входивших в состав СУАО 127-мм орудий, а также четырнадцать радаров по числу счетверенных «бофорсов», два радиолокатора для поиска надводных целей и один радар для дальнего обнаружения воздушных целей.
Броневая защита
Задача создания надлежащей защиты осложнялась пределами выделенного водоизмещения и так и не была решена проектировщиками «Аляски» надлежащим образом. Бронирование крейсера ограниченно защищало от 254- и 305-милиметровых снарядов, но никак не могло спасти корабль от 356- и 406-милиметровых снарядов главного калибра линкоров Второй мировой войны.
После Первой мировой войны основным критерием защиты стала зона свободного маневрирования, ограниченная дистанцией, на которой уже не пробивается вертикальная броня, и дистанцией, на которой ещё не пробивается бронепалуба. В американском флоте оценка границ зоны производилась для боя с полностью идентичным кораблём, то есть для собственных орудий корабля. «Зона неуязвимости» «Аляски» от 305-мм орудий Мк 8 была очень узкой — бортовая броня пробивалась на дистанциях до 117 кбт, а палубная — с дистанций от 125 кбт. Однако вероятность обстрела крейсера орудими Мк 8 была нулевой, а вооружение большинства других крейсеров обладало худшими характеристиками.
Толщина броневого пояса «Аляски» составляла от 127 мм до 229 мм. Горизонтальное бронирование состояло из трёх броневых палуб. Толщина брони первой палубы равнялась 36 мм, что делало её противоосколочной. Основная защитная функция возлагалась на вторую палубу, которая состояла из двух слоев: первого, 25-мм толщины, одинакового в районе цитадели корабля, и второго, толщиной 71-76 мм в районе машинной установки и усиленного до 83 мм в зоне погребов боеприпасов основого калибра. Третья броневая палуба добавляла в районе машинного отделения и артиллерийских погребов 16 и 19-25 мм соответственно, доводя суммарную горизонтальную защиту машин и котлов до 152 мм, а зоны погребов — 163—170 мм.
Однако лучше всего на «Аляске» была защищена главная артиллерия: наклонные лобовые плиты башен имели толщину 325 мм, а крыши — 127 мм. «Зона неуязвимости» башен главного калибра находилась в пределах от 75 до 142 кбт, хотя боковые и задние плиты башен, имевшие толщину 152 и 133 мм соответственно, пробивались бы собственными орудиями на всех дистанциях. Толщина кольцевого бронирования барбетов равнялась 280 мм, 305 мм или 330 мм в зависимости от того, куда мог бы попасть снаряд.
Помимо цитадели серьезную бронезащиту имели боевая рубка и рулевое управление. Приводы рулей были заключены в броневую коробку со стенками толщиной 270 мм и 37-мм траверзами и крышей. Стенки боевой рубки имели толщину 270 мм, крыша — 127 мм и пол — 51 мм. Несмотря на внушительную защиту, «зона неуязвимости» рубки находилась лишь в пределах от 124 до 142 кбт. Бронированная труба, в которой были проложены все линии связи командного пункта с постами, расположенными под броневой палубой, прикрывалась 229-мм броней, утоньшавшейся в цитадели корабля до 16 мм.
Остальное местное бронирование было гораздо скромнее: Прибор управления артиллерийским огнём главного калибра был защищён 25-мм листами броневой стали, и все прочие посты управления вне боевой рубки имели схожий уровень защиты — от 16 до 37 мм.
Самым уязвимым местом «Аляски» была подводная защита, которая могла спасти только от близких разрывов бомб и мин. Единственной защитой от подводных взрывов было конструктивное разделение узкого пространства вдоль бортов продольными переборками.
Самая слабая часть подводной защиты находилась в районе кормовой башни — неудачное разделение в этой зоне подводного пространства на отсеки привело к тому, что опрокидывание корабля могло быть вызвано одним попаданием торпеды.
Служба
- «Аляска» — заложен 17 ноября 1941 года, спущен 15 августа 1943 года, вошёл в строй 17 июня 1944 года.
До начала 1945 года занимался боевой подготовкой вместе с «Гуамом», затем был включен в состав 58-го оперативного соединения (Tactical Forces. 58). Участвовал в операциях по захвату Иводзимы и Окинавы. 18 марта 1945 года добился единственного в своей карьере боевого успеха сбив 2 японских самолёта. В июле 1945 года безуспешно действовал против японского судоходства в Жёлтом море. После окончания войны входил в состав 7-го флота США. 2 февраля 1947 года был поставлен на консервацию.[3]
- «Гуам» — заложен 2 февраля 1942 года, спущен 12 ноября 1943 года, вошёл в строй 17 сентября 1944 года.
До начала 1945 года занимался боевой подготовкой вместе с «Аляской», затем был включен в состав 58-го оперативного соединения (Tactical Forces. 58). Участвовал в операциях по захвату Иводзимы и Окинавы. 18 марта 1945 года добился единственного в своей карьере боевого успеха сбив 1 японский самолёт. В июле 1945 года безуспешно действовал против японского судоходства в Жёлтом море. После окончания войны входил в состав 7-го флота США. 2 февраля 1947 года был поставлен на консервацию.[3]
- «Гавайи» — заложен 20 декабря 1943 года, спущен 12 ноября 1945 года, не достраивался.
Строительство было прекращено вскоре после окончания войны при готовности 84 %. На корабле уже успели смонтировать 2 из трёх башен главного калибра.
Оценка проекта
Слишком большие и дорогие для того, чтобы использоваться в качестве крейсеров и слишком слабые и уязвимые для совместных операций с линкорами, к тому же явно запоздавшие с появлением на свет, они, по оценке самих американских специалистов «были самыми бесполезными из больших кораблей, построенных в эпоху Второй мировой войны».
— Кофман В.Л. Суперкрейсера 1939-1945. «Большие крейсера» типа «Аляска».
Напишите отзыв о статье "Линейные крейсера типа «Аляска»"
Примечания
- ↑ Все данные на момент вступления в строй.
- ↑ Dulin, Jr.,Robert O.; Garzke, Jr.; William H. [books.google.com/books?id=oFv4gqBwF1UC&pg=PA179&dq=%22Alaska+class%22&sig=ACfU3U3J3x1aLjrTDtiIlIeKRz7CqAck3w#PPA190,M1 Battleships: United States Battleships in World War II]. — Naval Institute Press, 1976. — P. 190. — ISBN 1-55750-174-2.
- ↑ 1 2 Балакин, Дашьян, 2006, с. 177.
Литература
- Балакин С. А., Дашьян А. В. и др. Линкоры Второй мировой. Ударная сила флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2006. — 256 c.: ил. — (Арсенал Коллекция). — 3000 экз. — ISBN 5-699-18891-6, ББК 68.54 Л59.
- Тарас А.Е. Энциклопедия броненосцев и линкоров. — Москва: Харвест, АСТ, 2002. — ISBN 985-13-1009-3.
- Кофман В.Л. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1995_06/index.htm Суперкрейсера 1939-1945 /Большие крейсера типа «Аляска»] (рус.) // Морская коллекция. — М.: Моделист-Конструктор, 1995. — № 06.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press, 1980. — ISBN 0-85177-146-7.
- Osborne E.W. Cruisers and Battle cruisers. An illustrated history of their impact. — Denver, USA: ABC-CLIO, 2004. — ISBN 1-85109-369-9.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Линейные крейсера типа «Аляска»
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
