Линейные крейсера типа «Эрзац Йорк»
Линейные крейсера типа «Эрзац Йорк» (нем. Ersatz-Yorck-Klasse) — тип непостроенных линейных крейсеров ВМС Германской империи эпохи Первой мировой войны. В официальной немецкой классификации того времени линейных крейсеров не было, и этот тип кораблей совместно с броненосными крейсерами относился к большим крейсерам (нем. Großer Kreuzer).
Являлись эволюционным развитием линейных крейсеров типа «Макензен». Имели более сильное вооружение из 380-мм орудий и немного изменённую схему бронирования. Сохранив ту же силовую установку, из-за возросшего водоизмещения должны были иметь меньшую скорость хода. Из трёх предполагавшихся к постройке заложен только один — «Эрзац Йорк». Недостроен, после окончания войны разобран на стапеле на металл.
Содержание
История разработки
В январе 1915 года[1] департамент общего проектирования «A» решил учесть опыт боевых действий и предложил достроить три из семи заказанных крейсеров типа «Макензен» по новому проекту. В первоначальный проект были внесены изменения и заказанные по нему крейсера «Эрзац Йорк», «Эрзац Шарнхорст» и «Эрзац Гнейзенау» выделяют в отдельный тип. Первоначально планировалось увеличить все три параметра — вооружение, защиту и скорость. Но так как в работе уже находились броня и механизмы, а по «Эрзац Йорк» начались стапельные работы, решено было бронирование и силовую установку оставить как на типе «Макензен». Основные изменения в проекте были связаны с заменой восьми 350-мм на восемь 380-мм орудий[2]. Эти орудия были такими же, как на линкорах типа «Байерн»[3].
Только использование новых орудий и башен привели к увеличению водоизмещения на 1000 т, что вызвало пропорциональный рост и других статей весовой нагрузки. Поэтому нормальное водоизмещение по сравнению с «Макензеном» выросло на 2500 т до 33 500 т. Стремясь использовать находящиеся в работе отливки носовой и кормовой части, форму носовой и кормовой частей оставили практически без изменений, а для компенсации возросшего водоизмещения сделали вставку в центральной части корпуса. Ширина осталась без изменений[4].
Из-за возросшей осадки, при тех же машинах что и у «Макензена», расчётная максимальная скорость упала с 28 до 27,25 узлов[4]. Одним из нововведений для крейсеров стало запланированное использование редуктора Фотингера, использовавшегося на крейсерах типа «Висбаден». На предыдущих типах линейных крейсеров использовалось прямое соединение паровых турбин с валами. Оптимальная с точки зрения получения максимального КПД частота вращения паровых турбин отличалась от оптимальной частоты вращения винтов. Кроме того, при переходе с крейсерского на полный ход турбины меняли частоту вращения, что приводило к необходимости поиска компромисса при выборе их частоты вращения и падению общего КПД силовой установки. Лучшим решением было применение зубчатого редуктора (турбозубчатого агрегата — ТЗА), однако технические возможности того времени не позволяли изготовить зубчатый редуктор нужной передаваемой мощности. В то время как флот США экспериментировал с турбоэлектрической трансмиссией, флот Германии использовал редуктор Фотингера. Этот гидравлический редуктор позволял получить передаточное число до 5:1. В теории его применение должно было позволить получить экономию топлива и увеличить дальность плавания. Однако дальнейшая практика показала, что КПД этого редуктора не превышал 90 % и вся экономия сводилась на нет потерями в самом редукторе[5].
Конструкция
Крейсера не были достроены, поэтому описание конструкции дано на основе проекта и расчётных параметров. В случае, если бы крейсера вошли в строй, ряд характеристик мог бы измениться.
Корпус
Нормальное водоизмещение крейсеров типа «Эрзац Йорк» должно было составить 33 500 т, полное — 38 000 т. Полная длина составила бы 227,8 м (на 4,8 м больше, чем у «Макензена»), ширина 30,4 м, средняя осадка 9,3 м[4].
Корпус должен был быть гладкопалубным, с небольшим подъёмом от кормы в нос. Из-за возросшей на 0,3 м осадки палубу корабля также подняли на 0,3 м, сохранив ту же высоту надводного борта. Носовая и кормовая части были взяты от «Макензена», включая бульбообразный нос. Для формирования теоретического чертежа были проведены новые протаскивания в бассейне, но по сути изменения свелись к вставке секции корпуса в средней части. Коэффициент полноты корпуса и показатель остойчивости остались практически без изменений[4].
Башни 380-мм орудий, расположенные по линейно-возвышенной схеме, и их погреба были немного длиннее башен 350-мм орудий и поэтому башни «A» и «B» были сдвинуты на 2,3 м в нос. При этом расстояние между носовыми башнями осталось без изменения. Башня «C» находилась на том же расстоянии от кормы, что и на предыдущем проекте. Для компенсации дифферента, возникающего из-за переноса носовой группы башен, кормовую башню «D» передвинули на 3,5 м ближе к корме. Увеличение расстояния между башнями «C» и «D» позволило разместить отсек бортовых подводных торпедных аппаратов в наиболее защищенной центральной части — между котельным и турбинными отсеками. Также при его затоплении не должно было возникнуть дифферента, погубившего «Лютцов»[4].
Расположенный между котельными отсеками № 3 и № 4 отсек дизельной электростанции ликвидировали, перенеся его и погреб 150-мм орудий дальше в корму. Вместо двух дымовых труб крейсера получили одну. Благодаря этому, сдвиг треногой фок-мачты дальше от боевой рубки не приводил к возрастанию её задымления[4].
Рули были размещены параллельно. Как и на «Макензене», по проекту вместо цистерн Фрама[прим. 1] для успокоения качки использовались скуловые кили[6].
Экипаж должен был составить 1227 человек — 46 офицеров и 1180 унтер-офицеров, старшин и матросов[6].
Вооружение
Главный калибр крейсеров составляли восемь 380-мм орудий 38 cm/45 SK L/45 с длиной ствола 45 калибров[3]. Орудия оснащались клиновым затвором системы Круппа. Они должны были разместиться в установках образца 1914 года с первоначальным углом склонения −8° и углом возвышения +16°. После Ютландского сражения углы были изменены на −5° и +20° соответственно. Заряд состоял из двух частей — основного в латунной гильзе и дополнительного в шёлковом картузе. До подачи в боевое отделение башни дополнительный заряд находился в латунном пенале. Общий вес порохового заряда составлял 277 кг. При угле возвышения в 20° он должен был обеспечить 750-кг бронебойному снаряду начальную скорость в 800 м/с и дальность 23 200 м. Общий боекомплект запланировали в 720 снарядов — по 90 на орудие[4][7].
Средняя артиллерия состояла из двенадцати 150-мм орудий 15 cm/45 SK L/45 с длиной ствола 45 калибров. Орудия размещались в установках образца 1914 года на средней палубе. Шесть орудий размещались от башни «A» до передней боевой рубки. Ещё четыре — около грот-мачты. И два кормовых размещались позади башни «D». Угол склонения орудий составлял −8°, а возвышения +16°. Максимальная дальность стрельбы составляла 20 400 м[4][8]. Зенитная артиллерия была представлена восемью 88-мм 45-калиберными зенитными орудиями с углом склонения −10° и углом возвышения +70°[4][9].
Число 600-мм подводных торпедных аппаратов было сокращено до трёх — одного носового и двух бортовых в средней части корпуса. Общий боекомплект должен был составить 15 торпед[4].
Бронирование
Бронирование в целом повторяло таковое на «Макензене», за исключением того, что была увеличена толщина брони башен и барбетов. Толстая броня изготавливалась из цементированной брони Круппа. Для компенсации возросшего веса была уменьшена толщина верхнего броневого пояса и толщина броневой палубы в оконечностях[4].
Главный броневой пояс из цементированной крупповской брони имел толщину 300 мм. Под водой он сужался и в 1,7 м ниже ватерлинии заканчивался 150-мм толщиной. Над ним располагался верхний броневой пояс толщиной 200 мм в носу, 215 мм на миделе и 240 мм в кормовой части[10]. Главный броневой пояс в носу и корме завершался траверзами 250-мм толщины, а верхний — 200-мм. В носовую оконечность главный пояс продолжался поясом 120-мм толщины, заканчиваясь в 23,5 м от форштевня. В кормовой оконечности главный пояс продолжался поясом 100-мм толщины, также заканчиваясь в 23,5 м от ахтерштевня 100-мм переборкой[11][4].
Каземат орудий противоминного калибра защищался бронёй толщиной 150 мм. Между орудиями и за ними устанавливались 20-мм противоосколочные экраны. Стенки носовой боевой рубки имели толщину 300—350 мм, у основания 200 мм, а крыша имела толщину 100—170 мм. Кормовая боевая рубка имела стенки толщиной 200 мм и крышу 80 мм[11][6].
Башни главного калибра имели толщину лобовой части 300 мм, боковых стенок 250 мм и задней стенки 290 мм. Наклонная часть крыши имела толщину 250 мм, а плоская — 150 мм. Барбеты башен имели толщину 300 мм. За верхним поясом они уменьшались до 180 мм и до 90 мм за главным броневым поясом. На этом уровне передняя стенка барбета башни «A» была увеличена до 120 мм[10][11][6].
Главная броневая палуба в средней части корпуса не выходила за пределы противоминной переборки и потому не имела скосов. Она имела толщину в 30 мм, увеличивавшуюся до 60 мм над погребами боезапаса. В носовой части она продолжалась плитами 20-мм толщины. В кормовой она имела толщину в 70 мм, доходя до 100 мм над рулевым приводом[11][6].
Верхняя броневая палуба проходила по верхней кромке главного броневого пояса и имела толщину 20 мм, утолщаясь до 30—50 мм над 150-мм орудиями[11][6].
Противоторпедная броневая переборка в подводной части корпуса имела толщину 50 мм, утолщаясь до 60 мм в районах погребов боезапаса. Выше до верхней палубы она продолжалась в виде противоосколочной переборки толщиной 30 мм[12][6].
Дополнительную конструктивную защиту создавали угольные бункеры, размещенные за противоторпедной переборкой в районе котельных отделений[12].
Силовая установка
В состав четырёхвальной паротурбинной силовой установки входило 8 нефтяных двухсторонних и 24 угольных односторонних паровых котла. Они размещались в пяти котельных отделениях. В первых двух находилось по восемь нефтяных, а в трёх последующих — по восемь угольных котлов. Благодаря более плотному размещению котельных отделений дымоходы были выведены в одну дымовую трубу. Несмотря на то, что дымоуловитель первого котельного отделения был наклонным, длинным и занимал много места, сокращение труб с двух до одной благоприятно сказалось на компоновке корабля[6].
«Эрзац Шарнхорст», как и «Макензен», имел два комплекта турбин Парсонса с отключаемыми на полном ходу турбинами крейсерского хода и прямым приводом на валы[1]. Турбины крейсерского хода приводили в действие внутреннюю пару валов. На два остальных крейсера на главные турбины устанавливались гидравлические редукторы Фотингера[6].
Турбины приводили во вращение четыре трёхлопастных винта диаметром 4,2 м[3]. Номинальная мощность на валах составляла 90 000 л. с. При частоте гребных валов в 295 об/мин это должно было обеспечить крейсеру максимальную скорость в 27,25 узла[1] (По Грёнеру — 27,3). Скорость шестичасового форсированного хода по сравнению с «Макензеном» уменьшалась с 26,5 до 26 узлов[4]. Нормальный запас топлива составлял 850 т угля и 295 т нефти. Максимального запаса топлива в 4000 т угля и 2000 т нефти должно было хватить для расчётной дальности в 5500 миль на скорости в 14 узлов[6].
Электроэнергией корабль обеспечивали 8 дизель-генераторов с напряжением 220 В и общей мощностью 2320 кВт[6].
Постройка
Планируемая сметная стоимость постройки составляла 75 млн марок или 37,5 млн рублей золотом. Заказ на постройку «Эрзац Йорка» 10 апреля 1915 года получила верфь «Вулкан» в Гамбурге. Того же 10 апреля 1915 года заказ на «Эрзац Гнейзенау» был выдан верфи «Германия» в Киле. А 11 апреля 1915 года верфи «Блом унд Фосс» достался заказ на постройку «Эрзац Шарнхорста»[6]. Крейсера предназначались для замены потерянных ходе войны броненосных крейсеров «Йорк», «Шарнхорст» и «Гнейзенау».
Первоначально постройку планировали завершить к осени 1918 года. Постройка Германией в военное время крупных кораблей велась очень медленно, а затем и вовсе была прекращена в пользу строительства подводных лодок. Поэтому фактически из трёх крейсеров был заложен только один — «Эрзац Йорк». Всего на стапеле было смонтировано около 1000 т корпусных конструкций, которые после войны были разобраны на металл. Динамомашины, предназначенные для «Эрзац Гнейзенау» использовали на подводных лодках U-151, U-152, U-153 и U-154[6].
Сравнительная оценка
| Характеристики артиллерии главного калибра капитальных кораблей, заложенных до окончания Первой мировой войны | ||||
|---|---|---|---|---|
| Орудие | 15″/42 Mark I[13] |
38 cm/45 SK L/45[7] |
381 mm/40 Model 1914[14] |
410-мм/45 Type 3[15]
|
| Длина ствола, калибров[прим. 2] | 42 | 42,4 (45) | 40 | 45 |
| Калибр, мм | 381 | 380 | 381 | 410 |
| Носители | «Рипалс» «Худ» «Куин Элизабет» |
«Эрзац Йорк» «Байерн» |
«Франческо Караччоло» | «Нагато» |
| Год принятия на вооружение | 1915 | 1915 | 1916 | 1921 |
| Масса бронебойного снаряда, кг | 871 | 750 | 884 | 1000 |
| Начальная скорость, м/с | 752 | 800 | 700 | 790 |
| Дульная энергия, МДж | 492,6 | 480 | 433,2 | 624,1 |
| Скорострельность, выстрелов в минуту | 2,0 | 2,5 | 1,5—2,0 | 1,5—2,5 |
| Максимальная дальность стрельбы, м (при угле возвышения) | 21 702 (20°) | 23 300 (20°) | 19 800 (20°) | ? 30 000 (25,5°) после модернизации |
Крейсера типа «Эрзац Йорк» стали последним типом капитальных кораблей[прим. 3] германского флота, заложенным в годы Первой мировой войны. Они стали вершиной эволюционного развития германского линейного крейсера. Эти крейсера получили такое же вооружение, как и современные им линкоры типа «Байерн». При этом сохранилась скорость линейного крейсера и высокий уровень броневой защиты. В этом проекте германские инженеры максимально приблизились к концепции «быстроходного линкора». Опыт первых сражений Первой мировой войны показал, что германскому флоту в условиях численного превосходства противника требуется именно такой тип капитального корабля[16][17].
Последние линейные корабли и крейсера времен Первой мировой войны и в Германии и Великобритании имели на вооружении орудия равного калибра. Характеристики британского 381-мм и германского 380-мм орудий различались незначительно. Основное отличие заключалось в разном подходе к выбору скорости и веса снаряда[18]. Германские башни и орудия имели чуть большую скорострельность и были лучше защищены от пожаров.
При получении сведений о тактико-технических характеристиках новых строящихся германских линейных крейсеров командующий Гранд-Флитом Джеллико высказал беспокойство по поводу того, что британскому флоту фактически нечего будет им противопоставить. Для противодействия германским крейсерам требовались корабли с 30-узловой скоростью. При этом последние британские крейсера типа «Ринаун» имели неадекватную для этой цели защиту. Более старые типы крейсеров проигрывали новым германским крейсерам по всем параметрам. Это, а также опыт Ютландского сражения заставили британское Адмиралтейство кардинально переработать находящийся в проработке проект линейных крейсеров типа «Адмирал». В итоге по измененному проекту из них был достроен после окончания войны только один — «Худ». При такой же артиллерии главного калибра и сравнимом с германскими крейсерами уровне бронирования, он имел бо́льшую скорость. Правда, ценой за это стал значительный рост водоизмещения и стоимости[19][20].
Серьёзным противником для германского линейного крейсера также могли стать представители скоростных линкоров времён Первой мировой войны — британские типа «Куин Элизабет», недостроенные итальянские типа «Франческо Караччоло» и японские типа «Нагато». При вооружении и бронировании дредноутов, эти линкоры имели высокую, сравнимую с линейными крейсерами скорость. Фактически конструкторы этих линкоров подошли к концепции «быстроходного линкора» с другой стороны — путём увеличения скорости линейного корабля.
| Сравнительные характеристики капитальных кораблей, заложенных в 1912—1917 годах | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| «Ринаун»[21] |
«Худ»[22] |
«Макензен»[23] |
«Эрзац Йорк»[3] |
«Куин Элизабет»[24] |
«Байерн»[25] |
«Нагато»[26]
| |
| Класс | линейный крейсер | линкор | |||||
| Год закладки | 1915 | 1916 | 1914 | 1916 | 1912 | 1913 | 1917 |
| Год ввода в строй | 1916 | 1920 | — | — | 1915 | 1916 | 1920 |
| Стоимость | 66 млн марок | 75 млн марок | 49 млн марок | ||||
| Водоизмещение нормальное, т | 31 000 | 33 500 | 27 885 | 28 530 | 34 273,2 | ||
| Полное, т | 31 266,69 | 45 832,8 | 35 300 | 38 000 | 31 941 | 32 200 | 39 039 |
| Номинальная мощность СУ, л. с. | 112 000 | 144 000 | 90 000 | 90 000 | 56 000 | 35 000 | 80 000 |
| Скорость, узлы | 30 | 31 | 28 | 27,3 | 23 | 22 | 26,5 |
| Дальность, миль (на скорости, узлы) | 3650 (10) | 4000 (10) | 8000 (14) | 5500 (14) | 4500 (10) | 5000 (12) | 5500 (16) |
| Бронирование, мм | |||||||
| Пояс | 152 | 305 | 300 | 300 | 330 | 350 | 305 |
| Башни, лоб | 280 | 380 | 300 | 300 | 330 | 350 | 356 |
| Барбеты | 179 | 305 | 300 | 300 | 254 | 350 | 305 |
| Рубка | 254 | 280 | 350 | 300 | 280 | 350 | 370 |
| Палуба | 75—25 | 100—50 | 100—50 | 100—50 | 100—60 | 44+(76—38) | |
| Вооружение | |||||||
| Главный калибр | 3×2×381 мм/42 | 4×2×381 мм/42 | 4×2×350 мм/45 | 4×2×380 мм/45 | 4×2×381 мм/42 | 4×2×380 мм/45 | 4×2×410 мм/45 |
| Вспомогательный | 17×102 мм/44 2×76 мм |
12×140 мм/50 4×102 мм/45 4×47 мм |
12×150 мм/45 8×88 мм/45 |
12×150 мм/45 8×88 мм/45 |
16×152 мм/45 2×76 мм |
16×150 мм/45 2×88 мм/45 |
20×140 мм/50 4×76 мм |
| Торпедное вооружение | 2×533 мм ТА | 6×533 мм ТА | 5×600 мм ТА | 3×600 мм ТА | 4×533 мм ТА | 5×600 мм ТА | 8×533 мм ТА |
Напишите отзыв о статье "Линейные крейсера типа «Эрзац Йорк»"
Примечания
- ↑ Система активного успокоения качки. Состояла из цистерн с водой и мощных насосов, которые перекачивали воду между цистернами в противофазе качке корабля. Устанавливались на первом линейном крейсере «Фон дер Танн» и последующих вплоть до «Дерфлингера». Но в процессе эксплуатации было выявлено, что не менее эффективной является установка обычных скуловых килей. Поэтому начиная с «Лютцова» цистерны Фрама не устанавливались.
- ↑ Длина ствола, отнесённая к калибру орудия. Дана по британской системе, в которой длина считается по каналу ствола. В Германии и России под длиной понимается длина от дульного среза до торца затворного гнезда, поэтому она пересчитана по британской системе, а в скобках дана официальная цифра в национальной системе расчёта.
- ↑ К капитальным кораблям в годы Первой мировой войны относились линкоры и линейные крейсера.
Использованная литература и источники
- ↑ 1 2 3 Conway's, 1906—1921. — P.166
- ↑ Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.139
- ↑ 1 2 3 4 Gröner. Band 1. — P.87
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.140
- ↑ Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.135
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.141
- ↑ 1 2 DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNGER_15-45_skc13.htm Germany 38 cm/45 (14.96″) SK L/45] (англ.) (23 November 2012). — Описание 380-мм орудия SK L/45. Проверено 9 июля 2013. [www.webcitation.org/6IG2xImQW Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNGER_59-45_skc16.htm Germany 15 cm/45 (5.9″) SK L/45] (англ.) (6 July 2007). — Описание 150-мм орудия SK L/50. Проверено 9 марта 2013. [www.webcitation.org/610tjk6m1 Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNGER_88mm-45_skc13.htm German 8.8 cm/45 (3.46″) SK L/45, 8.8 cm/45 (3.46″) Tbts KL/45, 8.8 cm/45 (3.46″) Flak L/45] (англ.) (9 August 2009). — Описание 88-мм орудия SK L/50 и Flak L/45. Проверено 9 марта 2013. [www.webcitation.org/610tkDbGb Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ 1 2 Campbell. Battlecruisers. — P. 59
- ↑ 1 2 3 4 5 Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.133
- ↑ 1 2 Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.134
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_15-42_mk1.htm Britain 15″/42 (38.1 cm) Mark I] (англ.) (10 December 2012). — Описание 381-мм орудия Mark I. Проверено 14 марта 2013. [www.webcitation.org/6FhWEpGMJ Архивировано из первоисточника 7 апреля 2013].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNIT_15-40_m1914.htm Italy 381 mm/40 (15″) Model 1914] (англ.) (25 May 2012). — Описание итальянского 381-мм орудия образца 1914 года. Проверено 15 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FzXSiGRg Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
- ↑ DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNJAP_161-45_3ns.htm Japan 41 cm/45 (16.1″) 3rd Year Type / 40 cm/45 (16.1″) 3rd Year Type] (англ.) (30 June 2012). — Описание японского 410-мм орудия образца 1914 года. Проверено 29 июля 2013. [www.webcitation.org/6JL9ngjXx Архивировано из первоисточника 3 сентября 2013].
- ↑ Виноградов С. Е. Сверхдредноуты кайзера «Байерн» и «Баден». — М., 2003. — С. 103. — 128 с.
- ↑ Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.138
- ↑ Британцы отдавали предпочтение концепции «тяжелый снаряд, малая начальная скорость», немцы — «легкий снаряд, высокая начальная скорость». Преимущества первой концепции заключалось в том, что тяжелый снаряд на большой дальности падал под большим углом и лучше пробивал палубу корабля противника. Высокая начальная скорость на средних дистанциях, за счёт большей настильности траектории, позволяла получать большую точность стрельбы. На практике ни одна из этих концепций не имела заметных преимуществ.
- ↑ Roberts. Battlecruisers. — P. 56—58
- ↑ Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — С.129
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.38
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.41
- ↑ Gröner. Band 1. — P.85—87
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.33
- ↑ Gröner. Band 1. — P.52—54
- ↑ Conway’s All the World’s Battleships: 1906 to the present. — London: Conway Maritime Press. — P. 124.
Литература
- на русском языке
- Мужеников В. Б. Линейные крейсера Германии. — СПб., 1998. — 152 с. — (Боевые корабли мира).
- на английском языке
- Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1906—1921 / Gray, Randal (ed.). — London: Conway Maritime Press, 1985. — 439 p. — ISBN 0-85177-245-5.
- Conway’s All the World’s Battleships: 1906 to the present / Edited by Ian Sturton. — New ed. — London: Conway Maritime Press, 1996. — 190 p. — ISBN 0-85177-691-4.
- Campbell N. J. M. Battlecruisers. — London: Conway Maritime Press, 1978. — 72 p. — (Warship Special No. 1). — ISBN 0851771300.
- Roberts, John. Battlecruisers. — London: Chatham Publishing, 1997. — 128 p. — ISBN 1-86176-006-X.
- на немецком языке
- Gröner, Erich. Die deutschen Kriegsschiffe 1815-1945 Band 1: Panzerschiffe, Linienschiffe, Schlachschiffe, Flugzeugträger, Kreuzer, Kanonenboote. — Bernard & Graefe Verlag, 1982. — 180 p. — ISBN 978-3763748006.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 |
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Линейные крейсера типа «Эрзац Йорк»
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
