Линия Йокосука
Поделись знанием:
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
Линия Йокосука 横須賀線 Yokosuka Line | |
 Электричка серии Е217 между станциями Камакура и Офуна | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Расположение | |
| Тип |
Железнодорожная линия |
| Конечные станции | |
| Количество станций |
19 |
| Сайт |
www.jreast.co.jp/ |
| Обслуживание | |
| Дата открытия |
1889 |
| Подчинение | |
| Технические данные | |
| Протяжённость |
73,3 км |
| Ширина колеи |
1067 мм |
| Тип электрификации |
1500 В DC |
| Скорость |
120 км/ч |
| Карта линии | |
|
| |
Линия Йокосука (яп. 横須賀線 ёкосука сэн) — железнодорожная линия японского железнодорожного оператора East Japan Railway Company.
Линия соединяет станцию Токио, расположенную в районе Тиёда, Токио и станцию Курихама в городе Йокосука префектруры Канагава. Официально, название «Линия Йокосука» носит участок, протяжённостью 23,9 километра от станции Офуна до станции Курихама, но на практике так называют весь маршрут от Токио до Курихамы (железнодорожные схемы и указатели на станциях).
Содержание
Основная информация
Официальные определения
- Операторы, расстояния:
- East Japan Railway Company (JR East) (Обслуживание и пути)
- Офуна — Курихама: 23,9 км
- Japan Freight Railway Company (JR Freight) (Обслуживание)
- Офуна — Дзуси: 8,4 км
- East Japan Railway Company (JR East) (Обслуживание и пути)
- Двухпутный участок: Офуна — Йокосука
- Железнодорожная светофорная сигнализация: CTC
Маршрут под управлением JR East
- Токио — Курихама: 73,3 км
- Двухпутный участок : Токио — Йокосука
- Железнодорожная светофорная сигнализация: CTC
- Максимальная скорость: 120 км/ч
Маршрут
Линия Йокосука пролегает под землёй на участке от станции Токио до станции Синагава (параллельно линиям Токайдо, Яманотэ и Кэйхин-Тохоку), затем идёт на запад вдоль линии Токайдо-синкансэн в направлении города Кавасаки. (Этот участок также известен под названием Линия Хинкаку (яп. 品鶴線 хинкаку сэн) и первоначально был построен для перевозки грузов). От станции Цуруми составы движутся по путям линии Токайдо до станции Офуна, где линия Йокосука ответвляется в сторону полуострова Миура.
История
Хронология
- 1889 (16 июня) — открывается линия между станциями Офуна и Йокосука с остановками на станциях Камакура и Дзуси.
- 1895 (1 апреля) — линия входит в состав линии Токайдо.
- 1904 (1 мая) — открыта станция Таура.
- 1909 (12 октября) — линия получила название «Линия Йокосука».
- 1914 (12 августа) — линия стала двухпутной на участке от станции Дзуси до сигнальной станции Нумана.
- 1916 (13 сентября) — линия стала двухпутной на участке от станции Офуна до станции Камакура.
- 1917 (март) — линия стала двухпутной на участке от станции Камакура до станции Дзуси.
- 1920 (20 октября) — линия стала двухпутной на участке от сигнальной станции Нумана до станции Таура.
- 1924 (25 декабря) — линия стала двухпутной на участке от станции Таура до станции Йокосука.
- 1925 (23 декабря) — линия полностью электрифицирована; электровозы начинают движение по линии.
- 1927 (20 мая) — открыта станция Кита-Камакура (временная).
- 1930 (15 марта) — начинают ходить электрички.
- 1930 (1 октября) — станция Кита-Камакура получает статус постоянной.
- 1944 (1 апреля) — линия продлена до Курихамы; открывается станция Курихама.
- 1945 (апрель—август) — функционирует временная станция Сагами-Каная для обслуживания военной базы, расположенной между станциями Йокосука и Кинугаса.
- 1952 (1 апреля) — открывается станция Хана-Дзуси.
- 1968 (16 июня) — взрыв на поезде линии Йокосука около станции Офуна, погиб один и пострадали 14 человек.
- 1974 (1 октября) — приостановлена перевозка грузов на участке от станции Йокосука до станции Курихама.
- 1976 (1 октября) — ввод в эксплуатацию нового двухпутного участка от станции Токио до станции Синагава.
- 1980 (1 октября) — введён в эксплуатацию отдельный участок путей линии Токайдо для составов линии Йокосука от станции Токио до станции Офуна; открыты станции Син-Кавасаки и Хигаси-Тоцука; на станции Ходогая останавливаются только составы линии Йокосука.
- 1984 (1 февраля) — приостановлена перевозка грузов на участке от станции Йокосука до станции Дзуси.
- 1986 (2 апреля) — открывается станции Ниси-Ои.
- 1998 (2 мая) — начало сквозного сообщения с линией Иокогама до станции Дзуси по выходным и праздникам.
- 2001 (1 декабря) — открыта линия Сёнан-Синдзюку.
- 2004 (16 октября) — пересмотр маршрутов линии Сёнан-Синдзюку; отмена составов, идущих до станции Синдзюку.
- 2006 (1 мая) — приостановлена перевозка грузов на участке от станции Таура до станции Дзуси.
- 2008 (15 марта) — отмена сквозного сообщения с линией Иокогама до станции Дзуси по выходным и праздникам; новая платформа для линии Йокосука открыта на станции Синагава.
- 2010 (13 марта) — составы линии Йокосука останавливаются на станции Мусаси-Косуги.
Линия Хинкаку
Линия Хинкаку (яп. 品鶴線 хинкаку сэн) была построена для того чтобы разгрузить от грузового трафика линию Токайдо на участке между станциями Токио и Цуруми. После взрыва 1967 года на станции Синдзюку, грузовые перевозки по путям, проходящим в центральном Токио были запрещены. Это послужило толчком к строительству новой, огибающей Токио линии Мусасино. Новая линия была соединена с линией Хинкаку в 6-ти километрах к северу от станции Цуруми около станции Мусаси-Косуги, и с её открытием в 1975 году практически весь грузовой трафик пошёл по линии Мусасино, оставляя тем самым линию Хинкаку полностью без работы.
Для того чтобы снова задействовать линию, был сооружён новый 6-ти километровый участок. Были открыты две новые станции: Син-Кавасаки, соединённая с ранее существовавшей станцией Касимада линии Намбу в 1980 году и Ниси-Ои в 1986 году. В 2010 году линия была соединена со станцией Мусаси-Косуги.
Виды обслуживания
Местные поезда останавливаются на каждой станции. Большинство составов состоят из одиннадцати вагонов, два из которых с местами повышенной комфортности. Есть также составы из 15-ти вагонов, которые ходят от Токио до Дзуси. Так как платформы на станциях к югу от Дзуси короче, то на данном участке ходят только составы из 11-ти вагонов.
Составы линии Сёнан-Синдзюку типа «local» останавливаются на всех станциях линии Йокосука на участке от Ниси-Ои до Дзуси.
Существует сквозное сообщение с линией Собу до станции Тиба и далее. Некоторые составы доезжают до станций:
- Кадзуса-Итиномия на линии Сотобо
- Кимицу на линии Утибо
- Аэропорт Нарита через станцию Нарита на линии Нарита (Аэропорт Нарита)
- Касима-Дзингу на линии Касима
- Наруто на линии Собу
Станции
Участок от станции Йокосука до станции Курихама является однопутным, разъезды находятся на станциях Кинугаса и Курихама.
| Название линии |
Станция | Японское название |
Расстояние (км) | Liner | Пересадки | Расположение | |||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Между станциями |
Всего | ||||||||
| Линия Токайдо | Токио | 東京 | - | 0.0 | ● | Линия Собу (Скорая) (сквозное сообщение), Тохоку-синкансэн, Ямагата-синкансэн, Акита-синкансэн, Дзёэцу-синкансэн, Нагано-синкансэн, Линия Тюо (Скорая), Линия Яманотэ, Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Токайдо, Линия Кэйё Токайдо-синкансэн Линия Маруноути (M-17) |
Тиёда | Токио | |
| Симбаси | 新橋 | 1.9 | 1.9 | ● | Линия Яманотэ, Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Токайдо Линия Гиндза (G-08) Линия Асакуса (A-10) Линия Юрикамомэ (U-01) |
Минато | |||
| Синагава | 品川 | 4.9 | 6.8 | ● | Линия Яманотэ, Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Токайдо Токайдо-синкансэн Линия Кэйкю | ||||
| Ниси-Ои | 西大井 | 3.6 | 10.4 | ｜ | Линия Сёнан-Синдзюку (до станции Осаки) | Синагава | |||
| Мусаси-Косуги | 武蔵小杉 | 6.4 | 16.8 | ｜ | Линия Намбу Линия Тоёко, Линия Мэгуро |
Кавасаки | Канагава | ||
| Син-Кавасаки | 新川崎 | 2.7 | 19.5 | ｜ | Кавасаки | ||||
| Цуруми | (鶴見) | 5.1 | через Син- Кавасаки 24.6 |
через Кавасаки 21.7 |
｜ | Официально является частью линии хотя поезда на ней не останавливаются | Иокогама | ||
| Икогама | 横浜 | 7.1 | 31.7 | 28.8 | ｜ | Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Иокогама, Линия Нэгиси, Линия Токайдо Линия Тоёко Линия Кэйкю Sagami Railway Линия Сотэцу (Sagami Railway) Yokohama Municipal Subway: Синяя Линия (B20) Линия Минатомирай |
Иокогама | ||
| Ходогая | 保土ヶ谷 | 3.0 | 34.7 | 31.8 | ｜ | Иокогама | |||
| Хигаси-Тоцука | 東戸塚 | 4.9 | 39.6 | 36.7 | ｜ | Иокогама | |||
| Тоцука | 戸塚 | 4.2 | 43.8 | 40.9 | ｜ | Линия Токайдо Yokohama Municipal Subway: Синяя Линяя (B06) | |||
| Офуна | 大船 | 5.6 | 49.4 | 46.5 | ● | Линия Токайдо, Линия Нэгиси Shōnan Monorail |
Иокогама | ||
| Линия Йокосука | от станции Офуна 0.0 |
Камакура | |||||||
| Кита-Камакура | 北鎌倉 | 2.3 | 51.7 | 2.3 | ｜ | ||||
| Камакура | 鎌倉 | 2.2 | 53.9 | 4.5 | ● | Enoshima Electric Railway (Enoden) | |||
| Дзуси | 逗子 | 3.9 | 57.8 | 8.4 | ● | Линия Дзуси (Син-Дзуси) | Дзуси | ||
| Хигаси-Дзуси | 東逗子 | 2.0 | 59.8 | 10.4 | |||||
| Таура | 田浦 | 3.4 | 63.2 | 13.8 | Йокосука | ||||
| Йокосука | 横須賀 | 2.1 | 65.3 | 15.9 | Линия Кэйкю (Хэми, Сиори) | ||||
| Кинугаса | 衣笠 | 3.4 | 68.7 | 19.3 | |||||
| Курихама | 久里浜 | 4.6 | 73.3 | 23.9 | Линия Курихама (Кэйкю-Курихама) | ||||
</div>
Напишите отзыв о статье "Линия Йокосука"
Ссылки
- [www.jreast.co.jp/estation/result.aspx?mode=2&rosen=67=1=%89%A1%90%7B%89%EA%90%FC Станции линии Йокосука] (JR East) (яп.)
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линия Йокосука
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
