Линия Сайкё

Линия Сайкё 埼京線 Saikyō Line
Электричка серии 205 около станции Икэбукуро
Общая информация
Расположение	Токио, Сайтама
Тип	Железнодорожная линия
Конечные станции	Осаки Омия
Количество станций	19
Сайт	www.jreast.co.jp/
Обслуживание
Дата открытия	1985
Подчинение	East Japan Railway Company
Технические данные
Протяжённость	36,9 км
Ширина колеи	1067 мм
Тип электрификации	1500 В DC
Скорость	100 км/ч
Карта линии

Линия Сайкё (яп. 埼京線 сайкё: сэн) — железнодорожная линия японского железнодорожного оператора East Japan Railway Company. Линия протянулась на 36,9 километра от станции Осаки в городе Токио через пригороды до станции Омия в префектуре Сайтама. Название линии это аббревиатура состоящая из кандзи входящих в название двух областей которые она соединяет: 埼玉 (яп. Сайтама) и 東京 (яп. То:кё:).

Некоторые поезда продолжают движение от станции Омия через линию Кавагоэ до станции Кавагоэ, так же от станции Осаки некоторые поезда продолжают движение по линии Ринкай(принадлежащей компании Tokyo Waterfront Area Rapid Transit) до станции Син-Киба. (operated by Tokyo Waterfront Area Rapid Transit).

Линия проходит параллельно линии Яманотэ на участке от станции Осаки до станции Икэбукуро, ни который официально называется Грузовая линия Яманотэ (яп. 山手貨物線 яманотэ кабуцу сэн), и параллельно линии Тохоку на участке от станции Акабанэ до станции Омия, на котором носит не официальное название Вторая(Другая) линия Тохоку (яп. 東北別線 Тохоку бэцу сэн). Участок от станции Икэбукуро до станции Акабанэ официально носит название Линия Акабанэ (яп. 赤羽線 акабанэ сэн). В большинстве случаев, все участки линии обозначаются как «Линия Сайкё».

История

До открытия линии Сайкё было предпринято несколько попыток сделать железнодорожное сообщение между Токио и Сайтамой более удобным. Одной из первых была основана компания Tokyo-Ōmiya Electric Railway (яп. 東京大宮電気鉄道 то:кё: о:мия дэнки тэцудо:) в 1928 году, но компания быстро обанкротилась по причине быстрого роста цен на землю в районе предполагаемого строительства. В 1968 году было предложено повести новую на то время линию Мита, до станции Омия.

Развитие линии Сайкё было начато как попытка успокоить жителей префектуры Сайтама протестовавших против планов компании Japanese National Railways по расширению сетей скоростных поездов Тохоку-синкансэн и Дзёэцу-синкансэн . В середине 1970-х годов местные жители устраивали акции протеста, демонстрации против строительства высокоскоростных линий к северу от Токио. Компания JNR заключила соглашение с местными жителями, по которому в обмен на разрешение на строительство линий синкансэн, обязалась проложить пригородную линию для местных жителей.

Новая линия, которую предварительно назвали "новая пригородная линия" (яп. 通勤新線 цу:кин синсэн), была проложена от станции Омия до станции Акабанэ. Сквозное сообщение через уже существовавшую линию Акабанэ началось 30-го сентября 1985-го года. В течение первого месяца работы на линии часто возникали проблемы с контролем движения поездов, по причине большой загрузки, но эти проблемы удалось решить.

Когда строился участок линии Сайкё совпадающий с линией Тохоку, станции от Кита-Акабанэ до Кита-Ёно были обозначены цифрами от единицы до десяти. Станция Кита-Акабанэ имела название «Номер 1». И даже после того как станции получили свои нынешние названия, пассажиры продолжали жаловаться на то, что было сложно отличить их друг от друга по причине абсолютно одинаковой планировки и оформления. Как результат, каждой станции был назначен определённых цвет, для того чтобы можно было отличить их друг от друга.

В марте 1986-го года, составы линии Сайкё начали ходить до станции Синдзюку по путям Грузовой линии Яманотэ, которая стала не так сильно загружена грузовым сообщением с 1973 года когда была открыта Линия Мусасино. В 1996 году, с завершением строительства дополнительных платформ на соответствующих станциях, поезда начали ходить до станции Сибуя и Эбису. В 2001 году было открыто движение до станции Осаки и сквозное сообщение с линией Ринкай.

Линия Сайкё долгое время испытывала большие проблемы с загрузкой пассажирами в часы-пик. Открытие линий Сёнан-Синдзюкув 2004-м году и Фукутосин в 2008-м году, которые имеют участки, идущие параллельно линии Сайкё, помогло уменьшить масштабы этой проблемы. Большое количество пассажиров также способствует возникновению других проблем, таких как сексуальные домогательства в переполненных поездах и часты опоздания составов, поезда дольше задерживаются на станции во время посадки пассажиров. На линии Сайкё самый высокий уровень происшествий, связанных с домогательствами (японское название тикан) в Токио. Напрямую эту проблему пытаются решить с помощью введения специальных «женских вагонов», а также снижая нагрузку на линию.

Виды обслуживания

На линии присутствуют составы трёх видов: local(местные) (普通), rapid(скорые) (快速) and commuter rapid(пригородный скорый) (通勤快速). На участке межу станциями Акабанэ и Омия, останавливаются только на станциях Тода-Коэн, Мусаси-Урава и Ёнохоммати, в то время как поезда вида Commuter Rapid, которые ходят только по будням в часы-пик останавливаются только на станции Мусаси-Урава. К югу от станции Акабанэ, так же как и на линиях Кавагоэ и Ринкай, все поезда останавливаются на каждой станции.

Станции

• Местные(local) поезда останавливаются на каждой станции.
• Поезда типов rapid and commuter rapid останавливаются на станциях помеченных символом "●" и проезжают станции помеченные символом "｜".
• Поезда продолжающие движение через линии Кавагоэ и Ринкай останавливаются на всех станциях..

Название линии	Цвет	Станция	Японское название	Расстояние (км)			Rapid	Comm. Rapid	Пересадки	Расположение
				Между станциями	Всего
	Сквозное сообщение с линией Ринкай до станции Син-Киба
Линия Яманотэ		Осаки	大崎	-	От станции Синагава 2.0	От станции Осаки 0.0	●	●	Линия Сёнан-Синдзюку, Линия Яманотэ Линия Ринкай (сквозное сообщение)	Синагава	Токио
		Эбису	恵比寿	3.6	5.6	3.6	●	●	Линия Сёнан-Синдзюку, Линия Яманотэ Линия Хибия (H-02)	Сибуя
		Сибуя	渋谷	1.6	7.2	5.2	●	●	Линия Сёнан-Синдзюку, Линия Яманотэ Линия Инокасира Линия Дэнъэнтоси, Линия Тоёко Линия Гиндза (G-01), Линия Хандзомон (N-01), Линия Фукутосин (F-16)
		Синдзюку	新宿	3.4	10.6	8.6	●	●	Линия Тюо (Скорая), Линия Тюо-Собу, Линия Яманотэ, Линия Сёнан-Синдзюку Линия Кэйо, Новая Линия Кэйо Линия Одавара Линия Синдзюку (Сэйбу) (Сэйбу-Синдзюку) Линия Маруноути (M-08) Линия Синдзюку (Toei) (S-01), Линия Оэдо (E-27, Синдзюку-Нисигути: E-01)
										Синдзюку
		Икэбукуро	池袋	4.8	15.4	13.4	●	●	Линия Сёнан-Синдзюку, Линия Яманотэ Линия Икэбукуро Линия Тодзё Линия Маруноути (M-25), Линия Юракутё (Y-09), Линия Фукутосин (F-09)	Тосима
Линия Акабанэ					От станции Икэбукуро 0.0
		Итабаси	板橋	1.8	1.8	15.2	●	●	Линия Мита (Син-Итабаси: I-17) Линия Тодзё (Симо-Итабаси)	Итабаси
		Дзюдзё	十条	1.7	3.5	16.9	●	●		Кита
		Акабанэ	赤羽	2.0	5.5	18.9	●	●	Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Тохоку (Линия Уцуномия), Линия Такасаки, Линия Сёнан-Синдзюку
Линия Тохоку (ветка)					От станции Акабанэ 0.0
		Кита-Акабанэ	北赤羽	1.5	1.5	20.4	｜	｜
		Укима-Фунадо	浮間舟渡	1.6	3.1	22.0	｜	｜
		Тода-Коэн	戸田公園	2.4	5.5	24.4	●	｜		Тода	Сайтама
		Тода	戸田	1.3	6.8	25.7	｜	｜
		Кита-Тода	北戸田	1.4	8.2	27.1	｜	｜
		Мусаси-Урава	武蔵浦和	2.4	10.6	29.5	●	●	Линия Мусасино	Сайтама
		Нака-Урава	中浦和	1.2	11.8	30.7	｜	｜
		Минами-Ёно	南与野	1.7	13.5	32.4	｜	｜		Сайтама
		Ёнохоммати	与野本町	1.6	15.1	34.0	●	｜
		Кита-Ёно	北与野	1.1	16.2	35.1	｜	｜
		Омия	大宮	1.8	18.0	36.9	●	●	Линия Кавагоэ (сквозное сообщение), Тохоку-синкансэн, Ямагата-синкансэн, Акита-синкансэн, Дзёэцу-синкансэн, Нагано-синкансэн, Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Тохоку (Линия Уцуномия), Линия Такасаки, Линия Сёнан-Синдзюку Линия Нода New Shuttle	Сайтама
	Сквозное сообщение с линий Кавагоэ до станции Кавагоэ

Подвижной состав

По линии движутся два типа составов: 10-ти вагонные составы серии 205 принадлежащие JR East(базируются в депо Кавагоэ) и 10-ти вагонные составы серии TWR 70-000 принадлежащие компании Tokyo Waterfront Area Rapid Transit.

Ссылки

• [www.jreast.co.jp/estation/result.aspx?mode=2&rosen=29=1=%E5%9F%BC%E4%BA%AC%E7%B7%9A Станции Линии Сайкё] (JR East)  (яп.)
• [www.japan-guide.com/e/e2373.html Информация о Линии Сайкё]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Линия Сайкё

– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]