Линия Яманотэ
Линия Яманотэ 山手線 Yamanote Line | |
 Электричка серии E231-500 на линии Яманотэ | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Расположение | |
| Тип |
Железнодорожная линия |
| Конечные станции |
Кольцевая линия |
| Количество станций |
29 |
| Сайт |
www.jreast.co.jp/ |
| Обслуживание | |
| Дата открытия |
1885 |
| Подчинение | |
| Технические данные | |
| Протяжённость |
34,5 км |
| Ширина колеи |
1067 мм |
| Тип электрификации |
1500 В DC |
| Скорость |
90 км/ч |
| Карта линии | |
|
| |
Линия Яманотэ (яп. 山手線 яманотэ сэн) — кольцевая линия городских электропоездов в Токио с самым большим пассажиропотоком в городе, связывающая важнейшие транспортные узлы города и деловые центры: Гиндзу, Сибую, Синдзюку и Икэбукуро. На линии 29 станций, 27 из которых имеют пересадки на метро или другие линии железной дороги.
Оператор — JR East.
Содержание
Описание
Длина линии: 34,5 км. Электрифицирована на всём протяжении постоянным током 1,5 кВ.
Ширина колеи: стандартная японская — 1067 мм.
Движение по линии начинается в 4:30 утра и заканчивается 1:20 ночи. Интервал между поездами в часы пик — 2,5 минуты. Полный круг по линии занимает от 61 до 65 минут. Поезда уходят в депо со станции Осаки и, реже, Икэбукуро. Поезда, идущие по часовой стрелке, обычно называются «сото-мавари» (外回り, внешний круг), а против часовой — «ути-мавари» (内回り, внутренний круг). Линия Яманотэ — единственная в Токио, которая не совмещена с другими линиями и не имеет маршрутов-экспрессов: поезда останавливаются на каждой станции.
Внутри и на самой линии Яманотэ действует единая тарифная зона для билетов, купленных за пределами Токио: по этим билетам можно доехать до любой станции JR на кольцевой линии или внутри неё.
Стандартным цветом линии, используемым для раскраски поездов, диаграмм и знаков, является светло-зелёный: ■ (Код Манселла 7.5GY 6.5/7.8).
В 2011 году пассажиропоток на линии составил в среднем 3,684 миллиона пассажиров в день или 1,345 миллиарда в год[1].
История
Участок линии Яманотэ между станциями Синагава и Акабанэ был построен в 1885 году и назывался линией Синагава — эта линия впервые связала юг и север столицы и проходила в пригороде. Верхняя часть кольца между Икэбукоро и Табата была построена в 1903 году (этот участок известен как линия Тосима 豊島線). В 1909 году обе эти линии были электрифицированы и переименованы в линию Яманотэ. Сначала на Яманотэ существовало как пассажирское, так и грузовое сообщение.
Кольцо было замкнуто в 1925 с открытием участка между станциями Канда и Уэно, связавшего юг и север города через центральный вокзал Токио. Современный облик линия получила в 1956 году, когда она была отделена от линии Кэйхин-Тохоку и получила выделенные пути вдоль восточной части кольца между Синагавой и Табатой.
До Второй мировой войны министерство транспорта не давало разрешений частным железнодорожным компаниям на строительство станций и перегонов внутри кольца Яманотэ, в центральных районах Токио. Это привело к появлению новых центров вокруг крупных пересадочных узлов на Яманотэ, в особенности, вокруг станций Синдзюку и Икэбукуро, ныне являющихся одними из наиболее нагруженных пассажирских железнодорожных узлов в мире.
В 1967 году, после взрыва состава с горючим для американских военных, грузовое сообщение с Яманотэ было решено снять. В 1973 году грузовые поезда были переведены на окружную линию Мусасино, а освободившиеся пути были задействованы для поездов Нарита экспресс, а также сообщения по линиям Сайкё и Сёнан-Синдзюку.
Название
Яманотэ буквально переводится как «рука горы»: во многих японских городах так называются удалённые от центра или моря районы, которые строились у подножья холмов и гор. Западная часть линии, тем не менее, проходит в низине — центре города или «Ситамати» (下町)[2].
«Яманотэ-сэн» всегда записывается без знака каны «но» (の или ノ). В прошлом это название иногда расшифровывалось в расписаниях и схемах как «Яматэ-сэн», и так часто называли линию до 1971 года, когда JNR (Japan National Railways) решили везде давать фонетическую транскрипцию «Яманотэ», чтобы не было путаницы: неподалёку на линии Нэгиси в Йокогаме расположена станция с названием «Яматэ»[3]. Тем не менее, многие люди старшего поколения продолжают называть линию «Яматэ».
Подвижной состав
До 1968 года на линии использовались электропоезда серии 101. Они были заменены на поезда серии 103, проработавшие на линии до 1988 года. Электропоезда серии 205 использовались на линии c 1985 до апреля 2005 года.
Сегодня на линии эксплуатируются современные поезда серии E231-500. Каждый состав состоит из 11 вагонов, два из которых — повышенной вместимости: в часы пик в них складываются сиденья, чтобы освободить место для большего числа стоячих пассажиров. От обычных вагонов они также отличается тем, что у них по 6 дверей с каждой стороны, а не 4. По-японски эти вагоны называются року-тобира-ся (六扉車) — буквально, «шестидверный вагон». В марте 2007 года на линии была введена цифровая АРС, которая позволила сократить время обращения поезда по кольцу до 58 минут. Поезда новой серии обладают современным дизайном, над каждой дверью в салоне установлено по два жидкокристаллических дисплея, один из которых показывает новости, прогноз погоды и рекламу, а второй — информацию о следующей остановке (на японском и английском) и возможных опозданиях поездов на Яманотэ и других линиях.
Несмотря на то, что поезда серии Е231-500 ещё не выработали ресурс, они уже в ближайшее время будут заменены на поезда серии Е235. Это связано с предстоящими Олимпийскими Играми 2020-го года. Поезда серии Е231-500, в свою очередь, либо будут переделаны в серию Е235 (как произошло с одним из вагонов), либо переданы на другие линии, ведь списанию они пока не подлежат. Внешний вид поездов серии Е235 выполнен в модном среди современного промышленного дизайна стиле минимализм (стиль поездов Е231-500 близок к биодизайну, а поездов 205-й серии и более ранних - к рациональному конструктивизму).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2782 дня]
Звуковые оповещения в поездах также делаются на японском и английском языках.
Станции
Только две из 29 станций на линии Яманотэ не соединены с другими станциями железной дороги или метро.
По часовой стрелке:
Самый длинный перегон на линии — между станциями Синагава и Тамати. На нём планируется построить новую станцию к 2015 году.
Интересные факты
- Одна линия Яманотэ (29 станций) перевозит в день 3,7 миллиона пассажиров. Для сравнения, весь Московский метрополитен (200 станций) перевозит в день 6,71 миллионов пассажиров (в среднем, 2014).
- Линия Яманотэ смоделирована в нескольких сериях японских компьютерных игр: Densha de GO! и Train Simulator.
Напишите отзыв о статье "Линия Яманотэ"
Примечания
- ↑ www.train-media.net/report/1210/etc.pdf
- ↑ В других областях Японии 山手 может произноситься как «яматэ», к примеру Линия Сэйин-Яматэ в Кобэ, область Яматэ в Иокогаме и Яматэ-дори — улица, идущая параллельно западной части линии Яманотэ
- ↑ Похожая ситуация возникла во время открытия линии Агацума (吾妻線) — фонетическая подсказка была нужна для того, чтобы линию не называли «Адзума».
Ссылки
- [www.hanamiweb.com/yamanote_line.html Yamanote Line — Hanami Web] (англ.)
- [www.jreast.co.jp/ Официальный сайт оператора JR East] (яп.)
- [www.japan-guide.com/e/e2370.html japan-guide.com: JR Yamanote Line] (англ.)
- [hisaai-hp.hp.infoseek.co.jp/JREast/Yamanote/Yt_s_eg.html Информация о каждой из станций] (англ.)
Синагава ↔ Осаки ↔ Готанда ↔ Мэгуро ↔ Эбису ↔ Сибуя ↔ Харадзюку ↔ Ёёги ↔ Синдзюку ↔ Син-Окубо ↔ Такаданобаба ↔ Мэдзиро ↔ Икэбукуро ↔ Оцука ↔ Сугамо ↔ Комагомэ ↔ Табата ↔ Ниси-Ниппори ↔ Ниппори ↔ Угуисудани ↔ Уэно ↔ Окатимати ↔ Акихабара ↔ Канда ↔ Токио ↔ Юракутё ↔ Симбаси ↔ Хамамацутё ↔ Тамати ↔ Синагава
Отрывок, характеризующий Линия Яманотэ
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
