Линия Юрдингена
В немецкой диалектологии линия Юрдингена (нем. Uerdinger Linie) — это изоглосса Ik-/Ich- или Ek-/Ech-. Например, к северу от этой линии говорят: „ek gonn noar hüss“ (я иду домой), тогда как югу от неё стандартному немецкому „ich“ соответствует диалектное „ech“, „esch“ или „isch“, и фраза будет звучать так: „esch jon noo huus“ (нем. ich gehe nach Hause).
Линия Юрдингена начинается у бельгийского Лёвена, проходит через нидерландские города Рурмонд, Венло и Фирзен, пересекает Рейн между Юрдингеном-Крефельдом и Дуйсбургом-Мюндельхаймом, проходит к северу от Минтарда вдоль Рура, затем через Бергишес-Ланд, встречаясь у Вупперталя с линией Бенрата. Линия в сущности совпадает с границей Зигерланда и Зауэрланда, причём она проходит через территорию общины Венден (южная часть относится к южнонемецкой диалектной зоне), после чего эта линия снова отделяется от линии Бенрата (там говорят: „ech make“). Восточнее на территории Бранденбурга она снова отделяется от линии Бенрата и проходит к югу от Берлина (там говорят: „i(c)k mache“).
Смотрите также
Напишите отзыв о статье "Линия Юрдингена"
Ссылки
- [www.rheinische-landeskunde.lvr.de/kompetenz/sprache/sprache/benrather+und+uerdinger+linie.htm Benrather und Uerdinger Linie]
Отрывок, характеризующий Линия Юрдингена
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
