Лин Ялдати

Лин Ялдати
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лин Ялда́ти (нидерл. Lin Jaldati, настоящее имя Ребекка Реблинг (нидерл. Rebekka Rebling), урожд. Бриллеслейпер (нидерл. Brilleslijper); 13 декабря 1912, Амстердам — 31 августа 1988, Берлин) — нидерландская певица, актриса и танцовщица.

Биография

Лин Ялдати родилась в семье торговца овощами в бедной части еврейского квартала Амстердама. В 1926—1932 годах посещала начальную школу. В 14 лет работала в пошивочной мастерской и брала уроки танцев. С 1930 года танцевала в Нидерландском балете и с 1934 года участвовала в концертных программах. После начала Гражданской войны в Испании Лин Ялдати вступила в Коммунистическую партию Нидерландов.

В 1937 году Лин Ялдати познакомилась с эмигрировавшим из Берлина пианистом Эберхардом Реблингом, за которого вышла замуж в 1942 году. Вместе с ним она выступала с концертами еврейской песни и танцевальными номерами. Одновременно Лин Ялдати училась в Париже танцевальному искусству у Ольги Преображенской и вокалу у Эберхарда Э. Вексельмана в Гааге. В 1941 году у супругов родилась дочь Катинка. После оккупации Нидерландов в мае 1940 года Ялдати вступила в движение Сопротивления и в 1942 году вместе с семьёй ушла в подполье, выступала с нелегальными домашними концертами еврейской песни и помогала бежать другим преследуемым евреям. В июле 1944 года Ялдати вместе с сестрой Янни Брандис-Бриллеслейпер были арестованы и содержались в пересылочном лагере Вестерборк, концентрационном лагере Освенцим и Берген-Бельзене, где были последними, кто видел живой Анну Франк и её сестру Марго (сёстры Бриллеслейпер познакомились с сёстрами Франк ещё в Вестерборке). В 1945 году сёстры была освобождена из заключения британскими войсками, но кроме них самих в Холокосте из их семьи больше никто не уцелел.

В конце 1945 года Лин Ялдати вернулась на сцену в Амстердаме, с 1946 года ездила на гастроли. Училась вокалу у Паулы Линдберг в Амстердаме. Побывала в скандинавских странах, Швейцарии, Восточной Европе и Германии, где выступала в Берлине. В 1949 году Лин Ялдати стала делегатом Всемирного конгресса сторонников мира в Париже. В 1951 году Лин родила дочь Ялду. В 1952 году по совету друзей, в частности, Анны Зегерс, семья Реблингов переехала в ГДР. Убеждённая коммунистка, Лин Ялдати долгое время являлась единственной в ГДР официальной переводчицей еврейских песен, свой репертуар она пополнила песнями Ханса Эйслера, Луи Фюрнберга, Пауля Дессау, народными, партизанскими песнями и песнями за мир. В 1965 году Ялдати выступила на международном фестивале шансона и фольклора в крепости Вальдек. Записала многочисленные пластинки, выступала на радио и телевидении. С 1979 года Лин Ялдати выступала вместе с дочерью Ялдой, с 1982 года — с Катинкой и объездила с гастролями Западную Европу, Израиль и США.

Лин Ялдати являлась советником певческого движения ГДР, членом Международного комитета узников Освенцима, Совета мира ГДР и Комитета за права человека ГДР. Покинула сцену после своего 75-летия, умерла в 1988 году и была похоронена на Доротеенштадтском кладбище в Берлине.

Сочинения

• Lin Jaldati und Eberhard Rebling: «Es brennt, Brüder es brennt» Jiddische Lieder, Berlin 1966, 1985
• Lin Jaldati und Eberhard Rebling: «Sag nie, du gehst den letzten Weg!» Der Morgen, Berlin 1986; wieder BdWi, Marburg 1995 (Reihe Sammlung, 1) ISBN 3924684553

Дискография

• 1966: Lin Jaldati singt (VEB Deutsche Schallplatte Berlin — Eterna, Best.-Nr. 8 10 024)
• 1982: Lin Jaldati — Jiddische Lieder (VEB Deutsche Schallplatte Berlin — AMIGA, Best.-Nr. 8 45 198)
• 2008: Lin Jaldati & Eberhard Rebling, Jiddische Lieder (Hastedt Verlag & Musikedition Bremen — HT 5332)

Ссылки

• Лин Ялдати (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=1562 Биография  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Лин Ялдати

– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.