Лин (папа римский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лин
лат. Linus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Лин — второй римский епископ. Церковный календарь Пия XII (23 сентября), 1955 год</td></tr>

2-й папа римский
29 июня 64 (67) — 23 сентября 76 (78)
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Апостол Пётр
Преемник: Клет
 
Имя при рождении: Лин
Оригинал имени
при рождении:
греч. Λίνος
Смерть: 23 сентября 76 (78)
Рим, Италия
В лике: апостол от семидесяти
День памяти: в Православной церкви 5 (18) ноября и 4 (17) января;
в Католической церкви23 сентября
Почитается: в Православной и Католической церкви церквах

Лин (лат. Linus) (? — 23 сентября 76 (78)) — апостол от семидесяти, епископ римский с 64 (67) по 23 сентября 76 (78), второй папа римский после апостола Петра.



Известные сведения

О Лине известно крайне мало. Согласно довольно позднему источнику Liber Pontificalis (VI—VII века) известно, что Лин был родом из Тосканы, принял мученический венец и был погребён около святого Петра. Известна святая Клавдия, которая считается его матерью. По римскому Бревиарию, он скончался мучеником, по доносу Сатурнина, дочь которого освободил от злого духа, был усечён мечом; тело его было погребено в Ватикане близ гробниц апостолов Петра и Павла. Мощи святого Лина в настоящее время почивают в Ватикане в соборе Святого Петра, но в действительности никто, даже члены местного причта, не могут указать место, где находятся его мощи. Некоторые же учёные[кто?] думают, что святой Лин скончался мирно. Однако более ранние источники об этом ничего не говорят.

Отрывочные сведения о Лине содержатся в трудах христианских писателей II—IV веков: Иринея Лионского, Евсевия Кесарийского, Епифания Кипрского и Иеронима Стридонского. К примеру, в третьей книге «Против ересей» Ириней Лионский пишет: «Блаженные апостолы, основав и устроив церковь, вручили епископское служение Лину; об этом Лине апостол Павел вспоминает в Посланиях к Тимофею» (III, 3, 3). Эти же слова о Лине цитирует с ссылкой на Иринея и Евсевий Кесарийский в «Церковной истории» (V, 5, 9; V, 6, 1). Помимо этого в том же сочинении Евсевий ещё несколько раз замечает, что Лин был первым (после святого Петра) епископом Римской церкви (Ц. И., III, 2, 1; III, 4, 8; III, 13, 1; III, 21, 1). Вслед за Иринеем Евсевий также отождествляет этого Лина с тем, о котором упоминает апостол Павел во Втором послании к Тимофею (2Тим. 4:21). Некоторые учёные склонны допускать такое отождествление. Сведения Евсевия отчасти дополняют информацию Иринея о Лине, а отчасти противоречат ей. Так, например, Евсевий, упоминая Лина первый раз в своём труде, сообщает: «После мученической смерти Павла и Петра первым епископом Римской церкви был по жребию назначен Лин» (Ц. И., III, 2, 1). Очевидно, что здесь Евсевий противоречит Иринею, у которого Лин назначается самими апостолами.

Евсевий сообщает ещё один любопытный факт: «После десяти лет царствования Веспасиана ему наследовал сын его Тит. На втором году его царствования Лин, епископ Римской Церкви, двенадцать лет служивший ей, передал её Анаклету» (Ц. И., III, 13, 1). Известно, что Тит правил 2 года (79—81), значит Лин начал служить Римской церкви за 12 лет до этого, то есть в 68 году. Следовательно, по Евсевию Лин был римским епископом в 68—81 годах. Однако современные исследователи часто приводят несколько иную датировку: 64 (67) — 76 (78) годы.

Дни памяти

См. также

  • [days.pravoslavie.ru/Bible/B_2_tim4.htm 2-е послание к Тимофею](4,21)


Напишите отзыв о статье "Лин (папа римский)"

Отрывок, характеризующий Лин (папа римский)

– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.