Липа, Юрий Иванович

Юрий Липа
Юрій Липа
Имя при рождении:	Юрий Иванович Липа
Род деятельности:	общественно-политический деятель, писатель, поэт, публицист
Дата рождения:	5 мая 1900(1900-05-05)
Место рождения:	Одесса, Российская империя
Гражданство:	Украина Украина Польша Польша
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	20 августа 1944(1944-08-20) (44 года)
Место смерти:	с. Шутова (ныне Яворовский район, Львовская область)
Отец:	Липа, Иван Львович

Ю́рий Ива́нович Ли́па (укр. Юрій Іванович Ли́па, 5 мая 1900, Одесса — 20 августа 1944, с. Шутова (ныне Яворовского района Львовской области Украины) — украинский общественно-политический деятель, писатель, поэт, публицист, врач, автор украинской геополитической концепции, один из основных идеологов украинского национализма.

Биография

Родился в семье общественного деятеля И. Липы. Учился в гимназии № 4 Одессы. Затем поступил на юридический факультет Новороссийского (Одесского) университета.

После провозглашения Украинской Народной Республики в 1917 году вступил добровольцем в 1-й пластунский курень Гайдамацкой дивизии, принимал участие в сражениях с большевиками в Одессе в 1917—1918 годах.

С лета 1919 года учился на юридическом факультете Каменец-Подольского университета.

Под натиском Красной Армии, осенью 1920 года вместе с отцом эмигрировал в Польшу, где жил в Познани, Львове и Варшаве.

В 1920-х годах участвовал в деятельности Союза украинской молодёжи, организации литературного объединения «Сонцесвит». В 1929 году окончил медицинский факультет Польского университета в Познани, позже стажировался в Данциге. В 1928 году прошёл одногодичный курс обучения в Школе войсковых подхорунжих польской армии, после в 1929 году окончил Высшую школу политических наук при Варшавском университете, где изучал политические и экономические дисциплины.

С начала 1930-х годов занимался врачебной практикой в Варшаве. Являясь активным участником украинской общественно-политической жизни, проводил националистическую пропагандистскую работу среди украинских студентов, участвовал в создании научно-аналитических и издательских структур близких к националистическим организациям.

С начала 1930-х годов занимался литературно-публицистической деятельностью. Вместе с Е. Маланюком создал литературную группу «ТАНК», ответвление «пражской поэтической школы», печатался в многочисленных периодических изданиях. Во время гитлеровской оккупации Польши жил в Варшаве.

После переезда летом 1943 году в Яворов (теперь Львовская область) стал одним из активных участников антисовесткого движения ОУН—УПА. Работая врачом, Липа организовал подпольные курсы по подготовке медицинских кадров для УПА, готовил тексты листовок и воззваний к населению и немецких солдат. С июля 1944 года — инструктор первой Старшинской школы УПА в Карпатах. Вошел в состав Украинского Главного Освободительного Совета.

19 августа 1944 года был задержан подразделением НКВД и на следующий день расстрелян.

Творчество

Дебют поэта Липы относится к 1919. Со временем появляются поэтические сборники:

• «Светлость» / Світлість (1925),
• «Суровость» / Суворість (1931),
• «Верую» / Вірую (1938).

Из прозаических произведений наиболее известны его роман «Казаки в Московии» (1931), сборник новелл «Блокнот» (1936—37), сборник литературоведческих эссе «Бой за украинскую литературу» (1935), работы по медицине «Фитотерапия» (1933) и «Лекарства под ногами» (1943).

Наиболее известными в творческом наследии Липы являются публицистические работы, посвященные общественно-политической тематике — «Украинская эпоха» (укр. Українська доба) (1936), «Предназначение Украины» (укр. Призначення України) (1938), «Черноморская доктрина» (укр. Чорноморська доктрина, 1940, 1942, 1947), «Разделение России» (укр. Розподіл Росії, 1941, 1954) и др.

В своих Липа публицистических работах с позиций украинского националиста впервые определил стратегическую ось Украины Север-Юг, основные аспекты геополитического положения и интересов Украины, её населения, определил важность Чёрного моря и южного направления украинской экспансии, выдвинул идеи распада России на отдельные государства.

Память

• Именем Ю. Липы названы улицы нескольких западноукраинских городов (Львов, Стрый и др).
• Именем Ю.Липы названа школа при Украинском культурном центре Торонто (Канада)
• Именем Ивана и Юрия Лип названа улица в Одессе (Украина)
• Именем Юрия Липы назван коммунальный областной госпиталь инвалидов войны и репрессированных во Львове (Украина)

Ссылки

• [aratta-ukraine.com/text_ua.php?id=35 Пороги вічності Юрія Липи] (укр.)

Отрывок, характеризующий Липа, Юрий Иванович

– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.