Липецкие железоделательные заводы

Ли́пецкие железоде́лательные заво́ды (Ли́пские железоде́лательные заво́ды) — несколько заводов в Липецке и селе Боринское, которые были необходимы для создания пушек (в соседнем Воронеже находились судостроительные верфи).

Зарождение металлургии

В 1692—1693 годах в Романовском уезде на берегах Белого Колодезя был сооружен чугуноплавильный вододействующий завод, который был построен Кузьмой Семёновичем Бориным. Вокруг образовался поселок (сегодня — село Боринское). С 1696 года Борин стал поставлять продукцию на Воронежские верфи, которые основал Петр I для строительства флота.

В 1700 году было принято решение о создании металлургических и пушечных заводов на дворцовых землях Романовского уезда (центр — село Романово). В 1703 году близ села Липского запылали первые домны — Верхне-Липецкого завода. Верхняя плотина была длиной 116 метров, шириной 18 метров и высотой 5,5 метра. Сегодня её остатки — плотина и пруд Верхне-Липецкого завода.

Строительством завода руководили тульский мастер Марк Васильевич Красильников и Иван Тимофеевич Баташов. Управляющим всеми заводами в начале XVIII века был Христофор Отто. Четыре домницы имели высоту 2,12 метра; они располагались в северной части плотины. Каждая была рассчитана на выплавку 21 тыс. пудов чугуна в год. В центре плотины стояла молотовая фабрика с водяными колесами.

Заводы пользовались тремя рудникам — Студёнским (село Студёнки), Романовским (Сырским; в посёлке Сырский) и Студенецким (Донским; в селе Донское). Был рудник и в Каменном логу; сегодня между улицей Горького и мостом по улице Терешковой можно увидеть воронку на месте древнего шахтного ствола. Другую штольню прежде существовавшей шахты вскрыли при строительстве гаражей недалеко от Преображенской церкви (находится на улице Папина). «По слухам, которые пока проверить не удается, хозяин гаража, под фундаментом которого открылась штольня, устроил в ней небольшую свиноферму» .

Основание Липецка

Предприятие расширялось, и вскоре молотовых, сверлильных, оружейных мастерских стало не хватать. Приступили к строительству Нижнего завода — на нынешней улице Карла Маркса (Нижний парк). Основные его мастерские были сданы в 1712 году. Тогда оба завода имели две плотины, доменный и оружейный дворы, несколько молотовых и сверлильных мастерских. Рядом с заводом образовалось село, затем слобода Липские Железные Заводы.

В 1705 году в Большая Кузьминка был построен молотовый якорный завод. При нем имелись оружейно-сборочные мастерские. Кузьминский завод, при котором находилась плотина длиной 384 метра, был «передельным» — своих домен не имел и лишь перековывал чугун с Верхне-Липецкого завода в сортовую сталь.

Все четыре липецких завода были в ведении Адмиралтейства, а с 1743 года — берг-коллегии. В первой четверти XVIII века мощности Липецкого завода позволяли выпускать 76 тыс. пудов чугуна в год (500 пушек).

В 1758—1759 годах в семи километрах выше Боринского завода князь П. И. Репнин возвел Новопетровский передельный завод, куда чугун также поступал с Липецкого и Боринского заводов. В 1755—1771 годах все липецкие заводы принадлежали Репнину.

Но к концу века заводы стали работать мало: были вырублены окрестные леса. И уже в декабре 1795 года Липецкий оружейный и металлургический комплекс закрыли. Оборудование перевезли в Луганск.

В 1973 году в Нижнем парке установлен памятник зарождению металлургии в Липецке (арх. С. А. Костюшкин).

Новая история липецкой металлургии началась 25 февраля 1931 года. Тогда Совет народных комиссаров СССР принял постановление о строительстве в Липецке завода литейного чугуна; ныне это — Новолипецкий металлургический комбинат.

Литература

• Земля Липецкая: историческое наследие, культура и искусство. — М.: НИИцентр, 2003. — С. 21—25. — 336 с.: ил, карты, портр.; 26. с. — (Наследие народов Российской Федерации). — 3500 экз. — ISBN 5-902156-03-3.
• Прохоров В. А. Липецкая топонимия. — Воронеж: Центр.-Чернозёмное кн. изд-во, 1981. — 160 с. — 10 000 экз.

Отрывок, характеризующий Липецкие железоделательные заводы

Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.