Липскеров, Константин Абрамович
| Константин Липскеров | |
| Имя при рождении: |
Константин Абрамович Липскеров |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
28 октября 1954 (65 лет) |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1910—1954 |
| Язык произведений: | |
Константи́н Абра́мович Ли́пскеров (25 января (6 февраля) 1889, Москва — 28 октября 1954, там же) — русский поэт Серебряного века, переводчик, драматург, художник. Наиболее известен виртуозными переводами шедевров классической восточной поэзии.
Биография
Сын известного московского издателя Абрама Яковлевича Липскерова.[1]
Занимался живописью в мастерской К. Ф. Юона. Как поэт дебютировал в 1910 в журнале «Денди» под псевдонимом «Константин Эль». Позже печатался в основном в журнале «Северные записки». За цикл сонетов «Голова Олоферна», посланный анонимно на поэтический конкурс имени С. Надсона, получил 1 премию (в состав жюри входили Брюсов и Бунин).
Первая же книга стихов («Песок и розы», 1916), написанная под впечатлением от поездки в Туркестан, удостоилась лестного отзыва взыскательного Ходасевича. Для «восточных» стихов этого периода характерны элементы пессимистического эпикуреизма («Все спеши полюбить, ибо все проходящее тленно»).
В 1922 выпустил сразу несколько книг: сборники «библейских и античных» стихов «Туркестанские стихи», «Золотая ладонь (1916—1921)» и «День шестой», драматическую поэму «Морская горошина», поэму «Другой: Московская повесть».
В 1922—1923 написал пьесу на сюжет новеллы Мериме «Кармен». Тем временем Немирович-Данченко, задумав постановку оперы Бизе в Музыкальной студии МХАТа, столкнулся с проблемой оригинального текста и предложил Липскерову создать новое либретто в соответствии с его режиссёрской экспликацией. Результатом стал новаторский спектакль «Карменсита и солдат» (1924). В продолжение получил от Музыкального театра Немировича-Данченко заказ на новый текст оперы Мануэля де Фалья «Короткая жизнь» (шла под названием «Девушка из предместья», 1928).
Как драматург сотрудничал со МХАТ-2: гротескный трагифарс о Смутном времени «Митькино царство» (пост. Серафимы Бирман; 1928), а также тексты стихов и интермедий к спектаклю «Бабы» по комедиям Гольдони. Вынашивал замыслы так и не написанной исторической драмы о Николае I.
С конца 1920-х годов перестаёт выступать как поэт и полностью переключается на поэтический перевод, в основном классической иранской, армянской, тюркской поэзии (в частности эпос «Давид Сасунский», поэмы Низами Гянджеви «Хосров и Ширин» и «Искандер-намэ», сочинения Аветика Исаакяна, Ираклия Абашидзе). Переводил и европейских поэтов, однако большинство переводов до сих пор не опубликовано.
Превосходный знаток Востока и мастер твёрдых европейских поэтических форм — сонета, рондо, триолета, — продолжал писать стихи всю жизнь, однако полноценное издание его наследия до сих пор не предпринято.
В 1939 году принят в Союз писателей СССР.
В годы Великой Отечественной войны в соавторстве с Александром Кочетковым написал драму «Надежда Дурова» (1942).
Военные годы провел в эвакуации в Ташкенте. В последние два года жизни поэт полностью ослеп. После смерти всё его имущество (картины, коллекции, антиквариат) было распродано с молотка. Однако братья сумели сохранить его литературный архив и передать его в РГАЛИ, где он находится по сей день.
Похоронен на Новом Донском кладбище в Москве.
Брат — кинодокументалист, фотограф Георгий Липскеров (1896—1977). Племянник (сын двоюродного брата) — конферансье и эстрадный режиссёр Фёдор Александрович Липскеров (1911—1977), отец писателя и сценариста Михаила Липскерова (род. 1939).[2]
Напишите отзыв о статье "Липскеров, Константин Абрамович"
Примечания
Ссылки
- [slova.org.ru/lipskerov/index/ Стихи и биографический очерк]
- [sites.utoronto.ca/tsq/05/lipskerov05.shtml «Голос из тьмы» - о творчестве К. Липскерова]
- [www.vekperevoda.com/1887/lipsker.htm/ Константин Липскеров] на сайте «Век перевода»
- [web.archive.org/web/20130512020655/poets-necropol.narod.ru/lipskerov.html Могилы ушедших поэтов]
Отрывок, характеризующий Липскеров, Константин Абрамович
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
