Лир, Уильям

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Уильям (Билл) Пауэлл Лир (англ. William Powell Lear; 26 июня 1902, Ганнибал, штат Миссури, США — 14 мая 1978) — американский изобретатель, конструктор-самоучка, предприниматель, основатель Learjet.





Биография

Уильям Лир, радиоинженер и авиаконструктор, бросил школу после восьмого класса, и, после годовой службы в ВМС США, «пошёл в авиацию», разнорабочим на чикагской авиапочте. Его первый полёт (в качестве пассажира) закончился аварией без серьёзных последствий.[1] Известно, что между 1919 и 1924 Лир всё же попытался вернуться в среднюю школу в Талсе, одновременно управляя собственной радиомастерской Lear Radio Laboratory; в 1924 он вернулся в Чикаго и продолжил эксперименты с радио.

Среди его изобретений 1920-х годов — простой сетевой блок питания для приёмников, заменявший громоздкие анодные батареи, собственная конструкция громкоговорителя, и один из первых радиоприёмников для автомобиля, названный Motorola и выпускавшийся чикагской фирмой Пола Гэлвина, в 1947 сменившей имя на Motorola.[2] Коммерческим успехом, благодаря отличному качеству звука, стала конструкция радиоприёмника Lear Majestic. Всего за свою жизнь Лир запатентовал более сотни изобретений.[3]

Радиокомпас Лира

В 1931 Лир приобрёл собственный самолёт (биплан Fleet) и научился летать, впоследствии совершал сольные перелёты через всю страну. Прекрасно понимая опасность навигации без приборов, Лир основал в Чикаго выпуск простых любительских радиокомпасов, но спроса они не имели. К 1934 это предприятие разорилось, а Лир бежал от кредиторов в Нью-Йорк.

В середине 1934 к Лиру обратился лётчик-спортсмен, владелец Nevada Airlines Роско Тёрнер, подавший заявку на дальний перелёт на приз МакРобертсона и нуждавшийся в навигационном оборудовании для своего серийного Boeing 247.[4] Команда Лира разработала навигационный комплект за шесть недель; не имея времени на личные поездки в аэропорт, Лир отлаживал технику в автомобиле, колеся по Нью-Йорку. Самолёт Тёрнера (единственный в гонке, имевший радиокомпас) получил почётное третье место, а Лир сумел раскрутить разовый заказ в коммерческий успех под маркой Lear-o-Scope. С его интервью в Newsweek (январь 1935) началась история двух правд о Билле Лире — талантливый инженер в газетных публикациях откровенно врал публике, создавая себе и своим предприятиям образ, далёкий от истины.[5] Лир присвоил себе честь разработки первого радиокомпаса ВВС США, но верно и то, что он довёл собственный радиокомпас до серийного выпуска и усовершенствовал его модели, устанавливавшиеся и на боевых самолётах Второй мировой, и на послевоенных реактивных лайнерах Caravelle. C 1962 на Caravelle ставилась система ночной посадки по приборам, также разработанная Лиром. В том же году Лир продал свой радиоэлектронный бизнес, Lear Incorporated, компании Siegler (образованный в 1962 Lear Siegler позднее вошёл в состав военно-промышленного холдинга EG&G).

Learjet

В 1960 Лир основал в Швейцарии авиационную компанию Swiss American Aviation Company (SAAC), рассчитывая поднять на ноги неудавшийся проект по конверсии опытного реактивного истребителя Ханса Штудера FFA P-16 — в пассажирский самолёт. Двумя годами позже, на средства, вырученные от продажи Lear Incorporated, он вывез оснастку из Швейцарии в США и основал там Lear Jet Corporation. 7 октября 1963 первый самолёт Лира, Lear Jet 23 поднялся в воздух; в 1964—1966 было произведено 104 машины этого типа. Быстро растущая компания вышла на биржу в конце 1964; в 1967 Лир предпочёл продать свою долю, но оставался у руля компании до 1969 года. С 1990 года Learjet перешёл в руки Bombardier; на базе наработок Лира выпускаются самолёты Learjet Bombardier и Canadair Challenge.

8-дорожечная кассета

В 1964 Лир стал «крёстным отцом» нового формата звукозаписи — восьмидорожечной кассеты 8-track, сменившей 4-дорожечные картриджи Эрла Мюнца. Партнёрство Лира, Ford и Motorola вытеснило кассеты Мюнца с рынка; формат Лира продержался на рынке Северной Америки в течение десятилетия, до массового распространения компакт-кассет. Последняя записанная восьмидорожечная кассета была продана в 1982 (уже после выхода первых компакт-дисков).

Уильям Лир был женат четыре раза и имел семерых детей; он умер от лейкемии 14 мая 1978, не закончив проект Learfan — семиместного скоростного самолёта с толкающим винтом. Из его детей наиболее прославился Билл-младший (род. 1928), ставший в 1944 одним из самых молодых пилотов ВВС США.

Награды

Напишите отзыв о статье "Лир, Уильям"

Примечания

  1. Статья написана на основе краткой биографии на [nationalaviation.blade6.donet.com/components/content_manager_v02/view_nahf/htdocs/menu_ps.asp?NodeID=-1182655547&group_ID=1134656385&Parent_ID=-1 National Aviation]
  2. Англ.: Краткая биография на [web.mit.edu/invent/iow/lear.html MIT]
  3. Англ.: Краткая биография
  4. Richard Rashke, Stormy Genius: The Life of Aviation’s Maverick, Bill Lear. Boston, MA: Houghton Mifflin Company, 1985. [mlsandy.home.tsixroads.com/Corinth_MLSANDY/rt105.html]
  5. Richard Rashke

Отрывок, характеризующий Лир, Уильям

Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»