Лир, Эдвард

Эдвард Лир
англ. Edward Lear
Э. Лир
Дата рождения:	12 мая 1812(1812-05-12)
Дата смерти:	29 января 1888(1888-01-29) (75 лет)
Место смерти:	Сан-Ремо
Работы на Викискладе

Э́двард Лир (также Эдуа́рд Лир, англ. Edward Lear; 1812—1888) — английский художник и поэт, один из основоположников «поэзии бессмыслицы» (англ. nonsensical poetry), автор многочисленных популярных абсурдистских лимериков.

Биография

Эдвард Лир родился 12 мая 1812 года в лондонском предместье Хайгейт. Он был 20-м ребёнком в семье, и его воспитанием занималась старшая сестра Энн. Когда Эдварду было 15 лет, он вместе с сестрой обосновался в отдельном доме. Будучи талантливым художником, Лир начал работать книжным иллюстратором. В возрасте 19 лет он выпустил свою первую книгу «Иллюстрации семейства Пситтацидов, или Попугаев» (Illustrations of the Family of Psittacidae, or Parrots, 1830).

С детства у Лира было слабое здоровье — он страдал эпилепсией, астмой, а в зрелом возрасте к этому добавилась ещё и частичная потеря зрения.

В 1846 году Лир выпустил «Книгу нонсенса» («A Book of Nonsense» — переводится также как «Книга чепухи» или «Книга бессмыслиц»), включавшую забавные лимерики. Вскоре этот жанр приобрёл значительную популярность.

Стиль и сюжеты нонсенса Лира оказали влияние на творчество его современника — Льюиса Кэрролла, на французских сюрреалистов, русских обэриутов (поклонником Лира был Даниил Хармс).

Поэт скончался 29 января 1888 года. Упоминается в песне Beatles «Paperback writer» (1966).

Сочинения и иллюстраторские работы

• Illustrations of the Family of the Psittacidæ (1832)
• Tortoises, Terrapins, and Turtles by J.E. Gray
• Views in Rome and its Environs (1841)
• Gleanings from the Menagerie at Knowsley Hall (1846)
• Illustrated Excursions in Italy (1846)
• A Book of Nonsense — «Книга нонсенса», переводится также как «Книга чепухи» или «Книга бессмыслиц» (1846)
• Journal of a Landscape Painter in Greece and Albania (1851)
• Journal of a Landscape Painter in Souther Albania (1852)
• Book of Nonsense and More Nonsense (1862)
• Views in the Seven Ionian Isles (1863)
• Journal of a Landscape Painter in Corsica (1870)
• Nonsense Songs and Stories (1871)
• More Nonsense Songs, Pictures, etc. (1872)
• Laughable Lyrics (1877)
• Nonsense Alphabets
• Nonsense Botany (1888)
• Tennyson’s Poems, illustrated by Lear (1889)
• Facsimile of a Nonsense Alphabet (1849, не публиковалась до 1926)

Библиография

Издания на русском языке

• Лир Э. Прогулка верхом и другие стихи. М., Детская литература, 1981
• Лир Э. Целый том чепухи. М., 1992
• Лир Э. Книга бессмыслиц. М., 1992
• Лир Э. Скриппиус-пип. Ростов-на-Дону, 1992
• Лир Э. Истинная история кругосветного плавания четырех чрезвычайно чудных человечков. М., 1995
• Лир Э. Книги чепухи (мини). М., Анима, 2002
• Лир Э. Избранные лимерики с рисунками автора. Selected Limerics with Drawings by Author. (двуязычная) М., Яуза, 2005
• Лир Э. Книга без смысла. М., Время, 2007
• Лир Э. Лимерики. М., Фолио, 2008
• Лир Э. Жил один старичок с кочергой. М., Азбука, 2009
• Лир Э. Большая книга чепухи. М., ИД Ивана Лимбаха, 2010
• Лир Э. Книга чепухи. A book of nonsense. (двуязычная) М., Эксмо, 2011
• Лир Э. Про то, чего не может быть. С.-Петербург-М., Речь, 2014
• Лир Э. Филин и Мурлыка. М., Карьера Пресс, 2016

«Колобок»

Дополнительные сведения: Колобок (журнал)

См. также: Кругозор (журнал, СССР)

Стихотворение Эдварда Лира (в переводе на русский язык) было опубликовано в 1971 году в № 3 детского иллюстрированного журнала «Колобок» (издавался в 1969—1992 годах в качестве приложения журнала «Кругозор»), с приложениями в виде гибких грампластинок. Текст читает С. Мартинсон, музыкальное оформление М. Пекарского. Режиссёр — Н. Киселёва:

Был очень обычный, несолнечный день, Когда Он пришёл и уселся на пень. Сбежались к нему удивлённые звери Из тундры и джунглей, пустыни и прерий Собака и кошка и даже верблюд Овца-а-а и корова, и слон — тут как тут. Пищал поросёнок, а волк завывал, Визжала мартышка и тявкал шакал. Тут лев зарычал, и поверьте, едва ли Такое когда-нибудь прежде слыхали: Тюлень, носорог, леопард, бегемот - И каждый старался пробиться вперёд. А после они обратились к лисе: «Нет зверя умнее — так думают все. Пойди и спроси, чтобы всем убедиться: Он — жук или рыба? Он — зверь или птица?» И Скрипиус Пип не замедлил с ответом, Сказал он лисе, улыбнувшись при этом: «Шиппети-хрип, хриппети-шип, Всё проще простого, я — Скрипиус Пип!» В каком-то лесу, на какой-то из лип Удобно устроился Скрипиус Пип Все птицы, что только на свете живут, Слетелись в какие-то десять минут! Орёл, перепёлка, пингвин, попугай - Кудахтанье, щебет, чириканье, драй… Индюк бормотал, а сорока трещала, И только сова языком не болтала. Когда же павлин завопил, то едва ли Такое когда-нибудь прежде слыхали Кукушка и страус, тукан и удод - И каждый старался пробиться вперёд. А после они обратились к сове: «Мы знаем, что мудрость в твоей голове. Лети и спроси, чтобы всем убедиться: Он — жук или рыба? Он — зверь или птица?» И Скрипиус Пип не замедлил с ответом, Сказал он сове, улыбнувшись при этом: «Флиппети-чип, Чиппети-флип! Всё проще простого, я — Скрипиус Пип!» Вдали от столиц, от посёлков вдали, Есть море прекрасное — Джелиболи Как только нырнул в него Скрипиус Пип, Собралось великое множество рыб: Форели, макрели, белуги, кефали, Сновали уклейки, нарвалы ныряли, Плевался брызгун и ворочался сом, Кружила акула и била хвостом.

Тут кит запыхтел, и поверьте, едва ли, Такое когда-нибудь прежде слыхали, Гурами, мурена, тунец и мокрот - И каждый старался пробиться вперёд. Потом кашалота они попросили: «Бесспорно, ты первый по весу и силе. Плыви и спроси, чтобы всем убедиться: Он — жук или рыба? Он — зверь или птица?» И Скрипиус Пип не замедлил с ответом, Сказал он киту, улыбнувшись при этом: «Плиппети-флип, флиппети-плип, Всё проще простого, я — Скрипиус Пип!» Пожалуй, таких не бывало знакомых У мух, у жуков и других насекомых. На берег прекрасного Джелиболи Иные летели, иные ползли. Подёнки, ручейники и богомолы, Хрущи, плавунцы, шелкопряды и пчёлы, Трещали кузнечики, осы жужжжжали, Звенели стрекозы, сверчки стрекотали… Когда ж загудели шмели, то едва ли Такое когда-нибудь прежде слыхали, Бегун-таракан, и паук-тихоход, И каждый старался пробиться вперёд. Потом обратились они к муравью: «Мы все уважаем смекалку твою. Ползи и спроси, чтобы всем убедиться, Он — жук или рыба, он — зверь или птица?» И Скрипиус Пип не замедлил с ответом, Сказал он и всем улыбнулся при этом: «Вижжави-жип! Виззави-вип! Всё проще простого, я — Скрипиус Пип!» Кружили, скакали и прыгали звери Из тундры и джунглей, пустыни и прерий; И стало не видно совсем небосвода От шумно летающего хоровода. И расположился на листьях зелёных Не менее, чем биллион насекомых. Без устали плавали взад и вперёд У самого берега жители вод. Такого нигде, никогда не слыхали! Все вместе рычали, свистели, жужжали: «Шиппети-клип!! Виззави-блиип!! Всё проще простого, он — Скрипиус Пип!» «Колобок» (журнал, СССР) №3, 1971

Ссылки

• [www.bencourtney.com/ebooks/lear/ «Книга нонсенса» Эдварда Лира — Edward Lear’s Books of Nonsense]
• [www.nonsenselit.org/Lear Edward Lear Home Page] at [www.nonsenselit.org nonsenselit.org]
• [www.reelyredd.com/0501longlegs.htm Reelyredd’s Poetry Pages] The Daddylonglegs and The Fly (audio file)
• [www.booknik.ru/context/?id=12573&type=context Эдвард Лир в Палестине] Статья на сайте booknik.ru
• [vimeo.com/72024698 Кухонно-чащобный спектакль «Донг с фонарём на носу»] на Vimeo

Отрывок, характеризующий Лир, Эдвард

– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.