Лисид
| Лисид |
Лисид (др.-греч. Λῦσις, акме — ок. 400 г. до н. э.)[1] — древнегреческий философ, тарентский пифагореец[2].
Содержание
Биография
В юности Лисид обучался у Пифагора, когда тот уже был совсем стар[3]. Ямвлих, рассказывая о том как Пифагор учил соблюдать договоры, приводит в пример анекдотический случай с Лисидом. Однажды Лисид, выходя из храма Геры, встретил своего друга-пифагорейца, который в этот момент заходил в храм и попросил Лисида подождать его. Лисид сел на сиденье из камня и стал ждать его, но друг, забывшись, вышел через другой вход. Лисид просидел у храма день и ночь, пока его товарищ не вспомнил о произошедшем и не вернулся[4]. Лисид — один из немногих выживших после разгрома пифагорейской школы, бежал в Элладу и жил сперва в Ахайе Пелопоннесской, а затем перебрался в Фивы. В конце жизни стал учителем будущего фиванского полководца и политического деятеля Эпаминонда[2][5][6][7][8]. Скончался там же, окруженный всеобщим почитанием[9].
Учение
Диоген Лаэртский указывает, что «то, что приписывают Пифагору, принадлежит пифагорейцу Лисиду Тарентскому»[2].
Согласно Афинагору, Лисид «определяет бога как неизреченное число»[10].
Сочинения
Ямвлих приписывает Лисиду письмо, в котором он бранит некоего пифагорейца Гиппарха, разгласившего учение Пифагора непосвященным[11]. Это письмо подложное, написано на дорийском диалекте, время написания — не ранее I в. н. э.[12]
Диоген Лаэртский приводит отрывок из письма Лисида к Гиппасу[13], являющегося так же псевдоэпиграфом[14].
Напишите отзыв о статье "Лисид"
Примечания
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/353162/Lysis-Of-Tarentum Lysis Of Tarentum // Encyclopædia Britannica.]
- ↑ 1 2 3 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М.: Мысль, 1986. С. 308
- ↑ Ямвлих. Жизнь Пифагора: XXIII,104.
- ↑ Ямвлих. Жизнь Пифагора: XXX,185.
- ↑ Ямвлих. Жизнь Пифагора: XXXV,250.
- ↑ Корнелий Непот. О знаменитых иноземных полководцах. Эпаминонд. 2
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека: X,11,2.
- ↑ Из-за хронологических проблем иногда достоверность этих сведений оспаривается. В защиту их подлинности см. Kurt von Fritz. Pythagorean Politics in Southern Italy. New York 1940, S. 4, 13, 28f., 78-80.
- ↑ Плутарх. О демоне Сократа, 13-14, 16.
- ↑ Афинагор, 5, с. 6, 15 Schw. [после 44 В 15]
- ↑ Ямвлих. Жизнь Пифагора: XVII,75-78.
- ↑ A.Stadle. Die Briefe des Pythagoras und der Pythagoreen. — Meisenheim am Glan, 1980. — S.212 ff.
- ↑ Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М.: Мысль, 1986. С.318.
- ↑ Holger Thesleff. The Pythagorean Texts of the Hellenistic Period. — Аbo: Аbo Akademi, 1965. pp. 110—115.
Литература
- Жмудь Л. Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме.СПб., 1994. По именному указателю.
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Лисид
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
