Лисичанская канатная дорога

Лисичанская воздушная канатная дорога (ВКД) — грузовая канатная дорога, соединявшая Белогоровский меловой карьер и лисичанский содовый завод «Лиссода», самая длинная на Украине канатная дорога. В 2013 году была полностью демонтирована.

История создания

Канатная дорога предназначалась для доставки сырья (мела) из Белогоровского карьера на содовый завод в Лисичанске. Считается, что дорога была построена в 1954 году, однако, по некоторым источникам, данная дорога уже была обозначена на топографических картах 1943 года.

Длина дороги: 16 563 метра. Скорость движения вагонеток: 9 км/ч. Основу дороги составляют 147 металлических опор. Сама дорога состоит из двух участков, соединяющихся на станции «Угловая» под небольшим углом друг к другу. Для обслуживания дороги был предусмотрен штат более 100 человек в двух бригадах: лисичанской и белогоровской.

Примечательно, что несколько километров канатной дороги проходит через жилой район г. Лисичанска. Согласно некоторым источникам, при строительстве дороги была предусмотрена 35 метровая зона отчуждения, которая в дальнейшем была самовольно застроена. По воспоминаниям же местных жителей, дорогу вели прямо через жилые дворы, и их владельцам содовый завод некоторое время выплачивал компенсацию.

После остановки в 2010 году Лисичанского содового завода ведущая к нему канатная дорога также перестала действовать.

На данный момент полностью уничтожена и сдана на лом.

Ссылки

• [narrow.parovoz.com/emb/index.php?ID=110 Энциклопедия узкоколейных железных дорог бывшего СССР]. [archive.is/feRaz Архивировано из первоисточника 31 января 2013].

Отрывок, характеризующий Лисичанская канатная дорога

Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.