Лиси (Кипр)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Муниципалитет (димос)
Лиси
греч. Λύση
Страна
Район
Газимагуса
Координаты
Высота центра
68 м
Население
2591 человек (2006)
Часовой пояс
Лиси
К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Лиси (греч. Λύση) / Акдоган (тур. Akdoğan) — деревня на острове Кипр, на территории частично признанного государства Турецкая Республика Северного Кипра (согласно мнению международного сообщества — в Республике Кипр). В административном плане имеет статус муниципалитета в составе района Газимагуса.





Географическое положение

Деревня находится в восточной части острова, в южной части района, на высоте 68 метров над уровнем моря[2]. Лиси расположен на расстоянии приблизительно 20 километров к западу от Фамагусты, административного центра района.

Население

По данным переписи 2006 года, численность населения Лиси составляла 2591 человека, из которых мужчины составляли 51,3 %, женщины — соответственно 48,7 %.[3].

Транспорт

Ближайший гражданский аэропорт — Международный аэропорт Эрджан[2].

Спорт

В Ахне базируется футбольный клуб АСИЛ, выступающий во Втором дивизионе Кипра по футболу.

Напишите отзыв о статье "Лиси (Кипр)"

Примечания

  1. 1 2 Данный населённый пункт расположен в Турецкой Республике Северного Кипра. Согласно административно-территориальному делению Республики Кипр, территория ТРСК входит в состав Республики Кипр. Фактически, Турецкая Республика Северного Кипра является частично признанным государством, территория которого Республикой Кипр не контролируется.
  2. 1 2 [www.fallingrain.com/world/CY/01/Athna.html Athna, Cyprus Page] (англ.). Fallingrain Global Gazetteer. Проверено 23 ноября 2013.
  3. [nufussayimi.devplan.org/Census%202006.pdf TRNC General Population and Housing Unit Census 2006] (англ.). TRNC State Planning Organization. Проверено 24 ноября 2013.


Отрывок, характеризующий Лиси (Кипр)

«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!