Лискун, Ефим Федотович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лискун Ефим Федотович
Место рождения:

Атаки, Сорокский уезд, Бессарабская губерния, Российская империя

Научная сфера:

животноводство

Учёная степень:

доктор сельскохозяйственных наук

Учёное звание:

академик ВАСХНИЛ

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Ефи́м Федо́тович Лиску́н (1873—1958) — российский и советский зоотехник, учёный в области животноводства, основоположник отечественной зоотехнической науки. Академик ВАСХНИЛ (1934). Лауреат Сталинской премии второй степени (1943). Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1944).





Биография

Е. Ф. Лискун родился 15 (27) октября 1873 года в селе Атаки Сорокского уезда Бессарабской губернии (ныне город Отачь в Молдавии). Окончил МСХИ в 1900 году.

Работал заведующим отделом губернского земства Кишинёва (1900—1901). Управляющий Томской сельскохозяйственной школой (1901), уездный агроном города Хотина (1901—1902). Преподаватель Мариинского сельскохозяйственного училища Саратовской губернии (1901—1904), преподаватель земледельческого училища (1904—1905), одновременно старший специалист по животноводству Управления земледелия города Казани (1904—1905).

Член учёного комитета Министерства земледелия (1905—1923), одновременно директор Стебутовских высших женских сельскохозяйственных курсов, заведующий зоотехнической лабораторией Петербурга (1906—1923).

Профессор Политехнического института (1914—1923), одновременно профессор Лесного института, профессор и проректор Ветеринарно-зоотенического института Петербурга (1918—1923). Вице-директор и управляющий Департаментом земледелия Петербурга (1915—1918).

Профессор Московского высшего зоотехнического института (1921—1926), профессор Вологодского СХИ (1923—1927), профессор, декан, проректор МСХА (1923—1941). Директор ВНИИ животноводства (1929—1936) и (1942—1944). Руководитель сельскохозяйственной группы Центрально-Казахстанской экспедиции (1939). Профессор Военно-ветеринарной академии (1939—1941). Заведующий кафедрой кормления и разведения сельскохозяйственных животных Омского СХИ (1941—1943). Заведующий кафедрой крупного рогатого скота МСХА (1943—1958).

Академик Лискун занимался изучением и совершенствованием отечественных пород сельскохозяйственных животных. На основе экспериментов с красной степной, киргизской и астраханской породами он доказал, что качество породы зависит от условий содержания и кормления, дал подробную характеристику местных пород крупного рогатого скота СССР. Выдвинул принцип «гнездовой» племенной работы, разработал систему краниологических исследований, обобщил итоги практической работы по разведению сельскохозяйственных животных и наметил пути качественного их улучшения. Массовыми опытами раздоя коров в 1936 году в ряде колхозов Московской области показал возможность поднять их удой в 2—3 раза. Собрал большой материал для краниологического музея крупного рогатого скота.

Во время Великой Отечественной войны Е. Ф. Лискун передал полученную им Сталинскую премию в Фонд обороны:

МОСКВА, КРЕМЛЬ, ИОСИФУ ВИССАРИОНОВИЧУ СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович !
Сердечно благодарю Правительство, удостоившее меня Сталинской премии. Прошу зачислить мою премию 100 000 рублей в фонд постройки авиаэскадрильи имени Лауреатов Сталинской премии.

Заслуженный деятель науки и техники, академик, лауреат Сталинской премии ЛИСКУН Ефим Федотович
Заслуженному деятелю науки и техники, академику, товарищу ЛИСКУНУ Ефиму Федотовичу
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Ефим Федотович, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
И. СТАЛИН
Газета «Известия», 1 апреля 1943 года

Умер 19 апреля 1958 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 5)[1].

Научная деятельность

Основные труды Лискуна посвящены изучению и совершенствованию отечественных пород сельскохозяйственных животных. Под руководством Лискуна составлен план породного районирования крупного рогатого скота в СССР. Лискун был автором ряда учебников по животноводству.

Опубликовал свыше 600 научных трудов, в том числе 79 книг и брошюр. Ряд трудов опубликован за рубежом. Основные научные труды:

  • «Краниологический метод в практическом преломлении» (1898)
  • «К определению пород крупного рогатого скота» (1893)
  • «Задачи краниологии» (1902, 1903)
  • «Краткие сведения о животноводстве некоторых русских хозяйств» (1910, 1918)
  • «Красный степной скот» (1911—1912)
  • «Ярославский скот» (1913, 1931)
  • «Красный немецкий скот» (1911—1912)
  • «Строение молочной железы в связи с количеством производимого молока» (1912)
  • «Мясной вопрос в современной хозяйственной обстановке» (1917)
  • «Животноводство Севера и его возможное будущее» (1920)
  • «Разведение сельскохозяйственных животных» (1924)
  • «Удойность и доходность молочной коровы» (1925)
  • «Сибирский скот и пути его улучшения» (1926, 1928)
  • «Гнездовая работа по улучшению племенных качеств сельскохозяйственных животных» (1927—1928)
  • «Метизация скота» (1928)
  • «Русские отродья крупного рогатого скота» (1928)
  • «Научно-исследовательская работа в области мясного дела» (1929)
  • «Пути разрешения мясной проблемы» (1932)
  • «Племенное улучшение породы крупного рогатого скота» (1934)
  • «Частное животноводство» (1934)
  • «Племенное животноводство» (1935)
  • «Основы животноводства» (1943)
  • «За массовый раздой коров» (1944)
  • «Достижения в деле повышения процента жира в молоке культурных пород крупного рогатого скота» (1946)
  • «Экстерьер сельскохозяйственных животных» (1949)
  • «Отечественные породы крупного рогатого скота» (1949)
  • «Крупный рогатый скот» (1951)
  • «Избранные труды» (1961)

Награды и премии

Память

Имя Е. Ф. Лискуна присвоено Государственному музею животноводства в Москве, учреждённому в 1950 году на основе переданных им коллекций черепов и скелетов сельскохозяйственных животных. В Москве на учебном корпусе Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева (Тимирязевская улица, дом № 54) установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Лискун, Ефим Федотович"

Примечания

  1. [www.nd.m-necropol.ru/liskun-ef.html Лискун Ефим Федотович (1873-1958)]. Новодевичье кладбище. Проверено 2 августа 2014.

Литература

  • Арзуманян Е. А., Дракин Л. И. Академик Ефим Федотович Лискун. М., 1953.
  • Куликов Л. В. История и методология зоотехнической науки: Учебное пособие. М.: Изд-во РУДН, 2001. — 146 c. — ISBN 5-209-01317-0

Ссылки


Отрывок, характеризующий Лискун, Ефим Федотович

– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.