Лист, Ференц

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ференц Лист
Ferenc Liszt

Ференц Лист
Основная информация
Полное имя

Franz Ritter von Liszt

Дата рождения

22 октября 1811(1811-10-22)

Место рождения

Райдинг, Австрийская империя

Дата смерти

31 июля 1886(1886-07-31) (74 года)

Место смерти

Байройт, Германская империя

Страна

Австро-Венгрия

Профессии

композитор, пианист, дирижёр, педагог

Инструменты

фортепиано

Жанры

классическая музыка

Ференц (Франц) Лист (венг. Liszt Ferenc, нем. Franz Liszt; 22 октября 1811, Райдинг, Австрийская империя — 31 июля 1886, Байройт, Германская империя) — венгерский композитор, пианист-виртуоз, педагог, дирижёр, публицист, один из ярчайших представителей музыкального романтизма. Основоположник Веймарской школы в музыке.

Лист был одним из величайших пианистов XIX века. Его эпоха была расцветом концертного пианизма, Лист был в авангарде этого процесса, имея безграничные технические возможности. До сих пор его виртуозность остаётся ориентиром для современных пианистов, а произведения — вершинами фортепианной виртуозности.

В 1843 году Лист совершил вместе с тенором Джованни Батиста Рубини гастрольное концертное турне по Нидерландам и Германии.

Активная концертная деятельность в целом завершилась в 1848 году (последний концерт был дан в Елисаветграде), после чего Лист выступал редко.

Как композитор Лист сделал массу открытий в области гармонии, мелодики, формы и фактуры. Создал новые инструментальные жанры (рапсодия, симфоническая поэма). Сформировал структуру одночастно-циклической формы, которая намечалась у Шумана и Шопена, но не была развита так смело.

Лист активно пропагандировал идею синтеза искусств (единомышленником его в этом был Вагнер). Он говорил, что время «чистых искусств» закончилось (этот тезис был выдвинут к 1850-м годам). Если Вагнер видел этот синтез в связи музыки и слова, то для Листа он более связан с живописью, архитектурой, хотя и литература играла большую роль. Отсюда такое обилие программных произведений: «Обручение» (по картине Рафаэля), «Мыслитель» (скульптура Микеланджело на надгробии Лоренцо Медичи) и множество других. В дальнейшем идеи синтеза искусств нашли широкое применение. Лист верил в силу искусства, которое может влиять на массы людей, бороться со злом. С этим связана его просветительская деятельность.

Лист вёл педагогическую деятельность. К нему в Веймар приезжали пианисты со всей Европы. В своём доме, где был зал, давал им открытые уроки, причём никогда не брал за это денег. Среди других его посетили Бородин, Зилоти и д’Альбер.

Дирижёрской деятельностью Лист занялся в Веймаре. Там он ставил оперы (в том числе Вагнера), исполнял симфонии.

Среди литературных работ — книга о Шопене, книга о музыке венгерских цыган, а также множество статей, посвящённых актуальным и глобальным вопросам.





Биография

Ференц Лист родился 22 октября 1811 года в Венгрии, в городке Доборьян (австрийское название Райдинг), комитат Шопрон (ныне — австрийская земля Бургенланд) и был единственным ребёнком в семье.

Родители

Его отец, Георг Адам Лист (1776—1826) служил чиновником в администрации князя Эстерхази. Князья Эстерхази поощряли искусство. До 14 лет Адам играл на виолончели в оркестре князя, руководимом Йозефом Гайдном. После окончания католической гимназии в Прессбурге (ныне Братислава) Адам Лист поступил послушником во францисканский орден, но спустя два года решил из него уйти. По некоторым сведениям, он на всю жизнь сохранил дружбу с одним из францисканцев, что, как предполагают некоторые исследователи, вдохновило его назвать сына Францем, а сам Лист, также поддерживая связи с францисканцами, в поздние годы жизни вступил в орден. Адам Лист сочинял, посвящая свои произведения Эстерхази. В 1805 году он добился своего назначения в Айзенштадт, где располагалась резиденция князей. Там в 1805—1809 годах в свободное от основной работы время он продолжил играть в оркестре, имея возможность работать со многими приезжавшими туда музыкантами, включая Керубини и Бетховена. В 1809 году Адам был отослан в Райдинг. В доме у него висел портрет Бетховена, который был кумиром отца и впоследствии стал кумиром сына.

Мать Ференца Листа, Анна-Мария, урождённая Лаггер (1788—1866), дочь пекаря из Кремса-на-Дунае. Осиротев в 9 лет, она была вынуждена переехать в Вену, где была горничной, а в 20 лет переехала в Маттерсбург к брату. В 1810 году Адам Лист, приехав в Маттерсбург навестить отца, познакомился с ней, а в январе 1811 года они поженились.

В октябре 1811 года родился сын, ставший их единственным ребёнком. Имя, данное при крещении, было записано по-латыни как Franciscus, а по-немецки произносилось Франц. В русскоязычных источниках чаще используется венгерское имя Ференц, хотя сам Лист, слабо владея венгерским, никогда его не использовал.

Участие отца в музыкальном формировании сына было исключительным. Адам Лист рано начал учить сына музыке, сам давал ему уроки. В церкви мальчика учили пению, а местный органист — игре на органе. После трёхлетних занятий Ференц в возрасте восьми лет впервые выступил в публичном концерте. Отец возил его в дома знатных вельмож, где мальчик играл на рояле, и сумел вызвать среди них благожелательное отношение. Понимая, что сыну нужна серьёзная школа, отец везёт его в Вену.

С 1821 года Лист занимался в Вене игрой на фортепиано у Карла Черни, который согласился учить мальчика безвозмездно. Великому педагогу мальчик поначалу не понравился, так как был слаб физически. Школа Черни дала Листу универсальность его фортепианного искусства. Теорией Лист, также безвозмездно, занимался у Антонио Сальери, который 25 августа 1822 года писал Николаю (Миклошу) Эстерхази: «После того как я случайно услышал мальчика Франческо Листа, прелюдирующего и играющего с листа на фортепиано, я был так поражён, что мне казалось, будто всё это я вижу во сне»[1]. Выступая на концертах, Лист произвёл сенсацию среди венской публики. Во время одного из них Бетховен после блестящей импровизации Ференца в каденции одного из своих концертов поцеловал его. Лист об этом вспоминал всю жизнь.

Париж

После Вены Лист поехал в Париж (1823). Целью была Парижская консерватория, но Листа туда не приняли, так как принимали только французов. Однако отец решил остаться в Париже, несмотря на сложное материальное положение. Из-за этого приходилось постоянно организовывать выступления. Так в раннем возрасте началась профессиональная деятельность Листа.

Занимались с Листом педагоги из той же Парижской консерватории (среди них были такие выдающиеся музыканты, как Фердинандо Паер и Антонин Рейха), однако никто больше не учил его фортепианной игре. Черни был последним его педагогом по фортепиано.

В этот период Лист начал сочинять — в основном, репертуар для своих выступлений — этюды. В 14 лет начал оперу «Дон Санчо, или Замок любви», которая даже была поставлена в Grand-Opera в 1825 году.

В 1827 году умер Адам Лист. Ференц тяжело переживал это событие, около 3 лет был в подавленном состоянии. К тому же его раздражала его роль «паяца», диковинки в светских салонах. По этим причинам на несколько лет Лист выключился из жизни Парижа, был даже опубликован его некролог. Возросло мистическое настроение, и прежде замечавшееся в Листе.

В свете Лист появился только в 1830 году. Это год Июльской революции. Листа увлекла бурная жизнь вокруг него, призывы к справедливости. Возникла идея «Революционной симфонии», в которой должны были быть использованы революционные песни. Лист вернулся к активной деятельности, с успехом концертировал. Образовался круг близких ему музыкантов: Берлиоз (создавший в это время «Фантастическую симфонию»), Паганини (приехавший в Париж в 1831 году). Игра гениального скрипача побудила Листа добиться ещё большего совершенства в исполнении. На некоторое время он отказался от концертирования, усиленно работал над техникой и переложил для фортепиано каприсы Паганини, вышедшие под названием шести этюдов. Это был первый и чрезвычайно блестящий опыт в фортепианном переложении, которое впоследствии Лист довёл до столь высокой степени.

На Листа как на виртуоза имел также громадное влияние Шопен, который, согласно распространённому мнению, к Листу относился скептически, не успев увидеть расцвета его творчества после 1848 года и видя в нём только виртуоза, однако, как художник-исполнитель Лист был высоко ценим Шопеном, общавшимся с ним в Париже. В письме 1833 года Шопен написал: «Я хотел бы похитить у него манеру исполнения моих собственных этюдов».

Среди знакомых Листа также писатели Дюма, Гюго, Мюссе, Жорж Санд.

Около 1835 года вышли статьи Листа о социальном положении артистов во Франции, о Шумане и др. В это же время Лист начал и педагогическую деятельность, которую никогда позже не оставлял.

В начале 30-х годов Лист познакомился с графиней Мари д’Агу, подругой Жорж Санд. Она увлекалась современным искусством. Графиня имела некоторые литературные способности и печаталась под псевдонимом Даниель Стерн. Творчество Жорж Санд было для неё эталоном. Графиня д’Агу и Лист были в состоянии романтической влюблённости. В 1835 году графиня ушла от мужа и порвала все связи со своим кругом. Вместе с Листом она уехала в Швейцарию — так начался следующий период жизни Листа.

«Годы странствий»

С 1835 по 1848 годы длится следующий период жизни Листа, за которым закрепилось название «Годы странствий» (по названию сборника пьес).

В Швейцарии Лист и Мари д’Агу жили в Женеве и по временам — в каком-нибудь живописном селении. Лист делал первые наброски пьес для сборника «Альбом путешественника», которые впоследствии стал «Годами странствий» (фр. «Années de pèlerinage»), преподавал в Женевской консерватории, иногда ездил в Париж с концертами. Однако Париж уже увлечён другим виртуозом — Тальбергом, и Лист не имел былой популярности. В это время Лист уже начал придавать своим концертам просветительскую тематику — играл симфонии (в своём переложении для фортепиано) и концерты Бетховена, парафразы на темы из опер и др. Вместе с д’Агу Лист написал статью «О роли искусства и положении художника в современном обществе». В Женеве Лист не выпал из активной европейской жизни. К нему приезжали друзья из Парижа, в том числе Жорж Санд.

В 1837 году, уже имея одного ребёнка, Лист и д’Агу поехали в Италию. Здесь они посетили Рим, Неаполь, Венецию, Флоренцию — центры искусства и культуры. Из Италии Лист писал очерки о местной музыкальной жизни, которые посылал в Париж для публикации. Для них был избран жанр письма. Адресат большей части писем — Жорж Санд, которая отвечала Листу также очерками в журнале.

В Италии Лист впервые в истории сыграл сольный концерт, без участия других музыкантов. Это было смелое и дерзкое решение, которое окончательно обособило концертные выступления от салонных.

К этому же времени относятся фантазии и парафразы на темы из опер (в том числе из «Лючии» Доницетти), переложения «Пасторальной симфонии» Бетховена и многих сочинений Берлиоза. Дав несколько концертов в Париже и Вене, Лист возвратился в Италию (1839), где окончил переложение симфоний Бетховена для фортепиано.

Лист давно мечтал поехать в Венгрию, однако его подруга Мари д’Агу была против этой поездки. В это же время в Венгрии произошло большое наводнение, и Лист, обладая уже огромной популярностью и славой, посчитал своим долгом помочь соотечественникам. Так произошёл разрыв с д’Агу, и в Венгрию он уехал один.

Австрия и Венгрия встретили Листа триумфально. В Вене после одного из концертов к нему подошёл Сигизмунд Тальберг, давний его конкурент, признав превосходство Листа. В Венгрии Лист стал выразителем патриотического подъёма нации. На его концерты дворяне приходили в национальных костюмах, преподносили ему дары. Средства от концертов Лист перевёл в пользу пострадавших от наводнения.

Между 1842 и 1848 годами Лист несколько раз объехал всю Европу, в том числе Россию, Испанию, Португалию, был в Турции. Это был пик его концертной деятельности. В России Лист был в 1842 и 1848 годах. В Санкт-Петербурге Листа слушали выдающиеся деятели русской музыки — В. В. Стасов, А. Н. Серов, М. И. Глинка. При этом Стасов и Серов вспоминали о своём потрясении от его игры, а Глинке Лист не понравился, он выше ставил Фильда.

Лист интересовался русской музыкой. Он очень высоко оценил музыку «Руслана и Людмилы», сделал фортепианную транскрипцию «Марша Черномора», вёл переписку с композиторами «Могучей кучки». В последующие годы связи с Россией не прерывались, в частности, Лист издал сборник избранных отрывков из русских опер.

В это же время достигла пика просветительская деятельность Листа. В свои концертные программы он включал множество фортепианных произведений классиков (Бетховена, Баха), собственные переложения симфоний Бетховена и Берлиоза, песен Шуберта, органных произведений Баха. По инициативе Листа в 1845 году были организованы торжества в честь Бетховена в Бонне, он же внёс недостающую сумму для установки там же памятника гениальному композитору.

Однако через некоторое время Лист разочаровался в своей просветительской деятельности. Он понял, что она не достигает цели, а обывателю приятнее послушать попурри из модной оперы, чем сонату Бетховена. Активная концертная деятельность Листа прекратилась.

В это время Лист познакомился с княгиней Каролиной Витгенштейн, женой Николая Петровича Витгенштейна (1812—1864). В 1847 году они решили соединиться, но Каролина была замужем, и, кроме того, истово исповедовала католицизм. Поэтому пришлось добиваться развода и нового венчания, которое должны были разрешить русский император и папа римский.

Веймар

В 1848 году Лист и Каролина обосновались в Веймаре. Выбор был обусловлен тем, что Листу были даны права руководить музыкальной жизнью города, к тому же, Веймар был резиденцией великой герцогини Марии Павловны — сестры императора Николая I. Видимо, Лист надеялся через неё повлиять на императора в деле развода.

Лист принялся за оперный театр, обновил репертуар. Очевидно, после разочарования в концертной деятельности он решил перенести просветительский акцент на деятельность постановщика. Поэтому в репертуаре появляются оперы Глюка, Моцарта, а также современников — Шумана («Геновева»), Вагнера («Лоэнгрин») и других. В симфонических программах исполнялись произведения Баха, Бетховена, Мендельсона, Берлиоза, а также собственные. Однако и в этой области Листа ждала неудача. Публика была недовольна репертуаром театра, труппа и музыканты жаловались.

Главный итог веймарского периода — напряжённая композиторская работа Листа. Он привёл в порядок свои наброски, закончил и переработал множество своих сочинений. «Альбом путешественника» после большой работы стал «Годами странствий». Здесь же появились фортепианные концерты, рапсодии (в которых использованы мелодии, записанные в Венгрии), Соната си минор, этюды, романсы, первые симфонические поэмы.

В Веймар к Листу приезжали молодые музыканты со всего мира, чтобы получить у него уроки. Совместно с Каролиной Лист писал статьи, эссе. Начал книгу о Шопене.

К этому времени относится сближение Листа с Вагнером на почве общих идей. В начале 50-х годов был создан Союз немецких музыкантов, так называемые «веймарцы», в противоположность «лейпцигцам» (к которым принадлежали Шуман, Мендельсон, Брамс, исповедовавшие более академичные взгляды, чем Вагнер и Лист). Нередко в печати между этими группами возникали ожесточённые конфликты.

В конце 50-х надежда на венчание с Каролиной окончательно растаяла, кроме того, Лист был разочарован непониманием своей музыкальной деятельности в Веймаре. В это же время умер сын Листа. Снова, как после смерти отца, в Листе усилились мистические и религиозные чувства. Вместе с Каролиной они решили ехать в Рим замаливать грехи.

Поздние годы

В начале 60-х годов Лист и Каролина переселились в Рим, но жили в разных домах. Она настаивала на том, чтобы Лист стал церковнослужителем, и в 1865 году он принял малый постриг в аколиты. Творческие интересы Листа лежали теперь преимущественно в области духовной музыки: это оратории «Легенда о святой Елизавете», «Христос», четыре псалма, реквием и венгерская коронационная месса (нем. Kronungsmesse). Кроме того, появился третий том «Годов странствий», насыщенный философскими мотивами. В Риме Лист играл, но чрезвычайно редко.

В 1866 году Лист ездил в Веймар, начался так называемый второй веймарский период. Жил он в скромном домике своего бывшего садовника. Как и раньше, к нему приезжали молодые музыканты — среди них Григ, Бородин, Зилоти. В 1875 году деятельность Листа сосредоточилась преимущественно в Венгрии (в Пеште), где он был избран президентом вновь основанной Высшей школы музыки. Лист преподавал, среди его учеников — Эмиль фон Зауэр, Александр Зилоти, Карл Таузиг, д’Альбер, Мориц Розенталь, Софи Ментер и многие другие. Написал «Забытые вальсы» и новые рапсодии для фортепиано, цикл «Венгерские исторические портреты» (о фигурах венгерского освободительного движения).

Дочь Листа Козима в это время стала женой Вагнера (их сын — известный дирижёр Зигфрид Вагнер). После смерти Вагнера она продолжала организовывать вагнеровские фестивали в Байройте. На одном из фестивалей в 1886 году Лист простудился, вскоре простуда перешла в воспаление лёгких. Здоровье его начало ухудшаться, беспокоило сердце. Из-за отёков ног он передвигался лишь с посторонней помощью.

19 июля 1886 года состоялся его последний концерт. Умер Лист 31 июля того же года в гостинице на руках камердинера.

Интересные факты

  • Современные музыковеды считают Листа родоначальником мастер-класса как формы совершенствования профессионального мастерства музыканта[2]. Его первым мастер-классом считается занятие в Веймаре в 1869 году.
  • Император Франц Иосиф I 30 октября 1859 возвёл Листа в рыцарское достоинство, оставив при этом собственноручную запись полного имени Листа: Франц Риттер фон Лист[3] (Franz Ritter von Liszt, от нем. Ritter — рыцарь, всадник)
  • Изображен на почтовых марках Австрии 1961 года, Венгрии 1932 и 1986 года, почтовом блоке Венгрии 1934 года.
  • Liebestraum No. 3 in A-Flat Major, S. 541 использовалось в качестве рингтона в телефонах Nokia.
  • Ференц Лист обладал очень длинной кистью руки, которая могла охватить чуть ли не две октавы. Поговаривают, что, завидуя невероятной руке Листа, один человек разрезал себе руку вдоль, но лишь заработал гангрену.

Память

  • Имя было присвоено Национальной венгерской музыкальной академии (Будапешт).
  • Имя Ференца Листа носит Международный аэропорт Будапешта - главная воздушная гавань Венгрии

Произведения

Всего сочинений Листа 647: из них 63 для оркестра, около 300 переложений для фортепиано. Во всём, что писал Лист, видна самобытность, стремление к новым путям, богатство фантазии, смелость и новизна приёмов, своеобразный взгляд на искусство. Его инструментальные сочинения представляют замечательный шаг вперёд в музыкальной архитектонике. 13 симфонических поэм, симфонии «Фауст» и «Divina commedia», фортепианные концерты представляют богатейший новый материал для исследователя музыкальной формы. Из музыкально-литературных произведений Листа выдаются брошюры о Шопене (переведена на русский язык П. А. Зиновьевым в 1887 году), о «Бенвенуто Челлини» Берлиоза, Шуберте, статьи в «Neue Zeitschrift für Musik» и большое сочинение о венгерской музыке («Des Bohémiens et de leur musique en Hongrie»).

Кроме того, Ференц Лист известен своими Венгерскими рапсодиями (время создания 1851—1886), которые являются одними из наиболее ярких и оригинальных его художественных произведений. Лист использовал фольклор­ные источники (в основном цыганские мотивы), которые легли в основу Венгерских рапсодий. При этом следует заметить, что жанр инструментальной рапсодии является своего рода "новацией" Листа. Рапсодии создавались в следующие года: № 1 — около 1851 года, № 2 —1847 год, № 3—15 — около 1853-го, № 16 — 1882 год, № 17—19—1885 год.

Список сочинений

Фортепианные произведения

  • Этюды высшего исполнительского мастерства (1-я редакция — 1826,2-я 1836,3-я 1851)
  • Этюды по каприсам Паганини S.141 / Bravourstudien nach Paganinis Capricen - (1-я ред. Бравурные, 1838, 2-я ред. Большие этюды по каприсам Паганини — Grandes Etudes de Paganini, 1851)
    1. Tremolo g-moll
    2. Octaves Es-dur
    3. La campanella gis-moll
    4. Arpeggio E-dur
    5. La Chasse E-dur
    6. Theme et variations a-moll
  • 3 концертных этюда (около 1848)
  • 2 концертных этюда (около 1862)
  • «Альбом путешественника» (1835—1836)
  • «Годы странствий»
    • 1-й год — Швейцария S.160 (9 пьес, 1835—1854) / Annees de pelerinage — Premiere annee — Suisse
      • I. La chapelle de Guillaume Tell / Часовня Вильгельма Телля
      • II. Au lac de Wallenstadt / На Валленштадском озере
      • III. Pastorale / Пастораль
      • IV. Au bord d’une source / У родника
      • V. Orage / Гроза
      • VI. Vallee d’Obermann / Долина Обермана
      • VII. Eclogue / Эклога
      • VIII. Le mal du pays / Тоска по родине
      • IX. Les cloches de Geneve / Женевские колокола
    • 2-й год — Италия S.161 (7 пьес, 1838—1849), в т ч Фан­тазия-соната По прочтении Данте (Apres une lecture du Dan­te, 1837—1839), доб. — «Венеция и Неаполь», 3 пьесы, 1859 / Annees de pelerinage — Deuxieme annee — Italie, S.161
      • I. Sposalizio / Обручение
      • II. Il penseroso / Мыслитель
      • III. Canzonetta del Salvator Rosa / Канцонетта Сальватора Розы
      • IV. Sonetto 47 del Petrarca / Сонет Петрарки № 47 (Des-dur)
      • V. Sonetto 104 del Petrarca / Сонет Петрарки № 104 (E-dur)
      • VI. Sonetto 123 del Petrarca / Сонет Петрарки № 123 (As-dur)
      • VII. Apres une lecture du Dante, fantasia quasi una sonata / По прочтении Данте (соната-фантазия)
    • Дополнение «Венеция и Неаполь» S.162
      • I. Gondoliera / Гондольера
      • II. Canzone / Канцона
      • III. Tarantella / Тарантелла
    • 3-й год S.163 (7 пьес, 1867—1877) / Annees de pelerinage — Troisieme annee
      • I. Angelus. Priere aux anges gardiens / Молитва к ангелу хранителю
      • II. Aux cypres de la Villa d’Este I / У кипарисов виллы д’Эсте. Тренодия I
      • III. Aux cypres de la Villa d’Este II / У кипарисов виллы д’Эсте. Тренодия II
      • IV. Les jeux d’eau a la Villa d’Este / Фонтаны виллы д’Эсте
      • V. Sunt lacrymae rerum (en mode hongrois) / В венгерском стиле
      • VI. Marche funebre / Похоронный марш
      • VII. Sursum corda / Вознесём сердца́
  • «Поэтические и религиозные гармонии» (1845—1852)
  • «Утешения» (1849)
  • «Венгерские исторические портреты» (1870—1886)
  • 2 легенды S. 175 (1863)
    • I. Saint François d’Assise: La prédication aux oiseaux / Святой Франциск Ассизский, Проповедь птицам
    • II. Saint François de Paule marchant sur les flots / Святой Франциск из Паолы, идущий по волнам
  • 2 баллады (1848—1853)
  • Соната (1850—1853)
  • «Мефисто — вальс» (около 1860, сначала — оркестровая редакция)
  • Венгерские рапсодии (1-я редакция — 1840—1847, 2-я — 1847—1885)
  • Вальсы, галопы, полонезы, чардаши, марши и другие.

Произведения для фортепиано с оркестром

  • Первый концерт Es-dur (1849, переработка – 1853, 1856)
  • Второй концерт A-dur (1839, переработка – 1849, 1853, 1857, 1861)
  • «Пляска смерти» (1849, переработка – 1853, 1859)

Симфонические произведения

Симфонические поэмы

  • «Что слышно на горе» (1847-1856)
  • «Тассо. Жалоба и триумф» (1849, переработка – 1850-1854)
  • «Прелюды» (1848, переработка – 1850-1854)
  • «Орфей» (1854)
  • «Прометей» (1850, переработка – 1855)
  • «Мазепа» (1851)
  • «Праздничные звоны» (1858)
  • «Плач о героях» (1850-1854)
  • «Венгрия» (1854)
  • «Гамлет» (1858)
  • «Битва гуннов» (1857)
  • «Идеалы» (1857)
  • «От колыбели до могилы» (1881-1882)

Симфонии

  • «Фауст» (1854-1857)
  • «Данте» (1855-1856)

Оратории и мессы

  • «Легенда о святой Елизавете» (1857-1862)
  • «Христос» (1862-1866)
  • Гранская месса (1855)
  • Венгерская коронационная месса (1866-1867)

Песни и романсы (около 90)

Литературные сочинения

  • «Письма бакалавра музыки» (1837-1839)
  • «Паганини. По поводу его смерти» (1840)
  • «Шопен» (1851, новая редакция – 1879)
  • «Тангейзер» (1849)
  • « Лоэнгрин» (1850)
  • «Летучий голландец» (1854)
  • «Об «Орфее» Глюка» (1854)
  • «О «Фиделио» Бетховена» (1854)
  • «Об «Эврианте» Вебера» (1854)
  • «Золото Рейна» (1855)
  • «Берлиоз и его симфония «Гарольд» (1855)
  • «Роберт Шуман» (1855)
  • «Клара Шуман» (1855)
  • «Моцарт. К столетию со дня рождения» (1856)
  • «Критика критики. Улыбышев и Серов» (1857)
  • «Джон Фильд и его ноктюрны» (1859)
  • «О цыганах и их музыке в Венгрии» (1860, новая редакция – 1881)

Постановки на музыку Листа

На экране

  • "Венгерская рапсодия" № 2 листа также звучала в оскароносной серии Rabbit rhapsody (Кроличья рапсодия) (1946 год) мультсериала "Bugs Bunny".
  • «Венгерская рапсодия» № 2 Листа звучала в оскароносной серии The Cat Concerto (1946 год) мультсериала «Том и Джерри». «Кошачий концерт» признан лучшим мультфильмом 1947 года.
  • «Венгерская рапсодия» № 2, звучала в фильме «Весёлые ребята» (сцены в мюзик-холле).

Напишите отзыв о статье "Лист, Ференц"

Литература

  • [archive.is/20130416175234/dirigent.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=262:list-pismo-o-dirizhirovanii&catid=2:biblioteka-dirighera Лист Ф. «Письмо о дирижировании»]
  • Christern, «F. Liszt nach seinem Leben und Wirken aus authentischen Berichten dargestellt» (Лпц.)
  • Schuberth, «Franz Liszt’s Biographie» (Лпц., 1871); Heymann, «L’abbé Liszt» (П., 1871)
  • П. А. Трифонов, «Франц Лист» (СПб., 1887)
  • Janka Wohl, «François Liszt», в «Revue internationale» (1886), L. Ramann, «Franz Liszt, als Künstler und Mensch» (Лпц., 1880)
  • К. Pohl, «Franz Liszt. Studien und Erinnerungen» (Лпц.).
  • Гаал Д. Ш. Лист. — М. «Молодая гвардия», 1977. — 319 с. — (ЖЗЛ; Вып. 572). — 100 000 экз.
  • Гут, Серж: «Франц Лист» (Париж, 1989) ISBN 978-2-87706-042-4
  • Гут, Серж: «Франц Лист» (Зинциг, 2009) ISBN 978-3-89564-115-2
  • Ференц Лист и проблемы синтеза искусств: Сб. научных трудов / Сост. Г. И. Ганзбург. Под общей ред. Т. Б. Веркиной. — Харьков: РА — Каравелла, 2002. — 336 с. ISBN 966-7012-17-4
  • Demko Miroslav: Franz Liszt compositeur Slovaque, L´Age d´Homme, Suisse, 2003.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Примечания

  1. Штейнпресс Б. С. Антонио Сальери в легенде и действительности // Очерки и этюды. — М.: Советский композитор, 1979. — С. 130, 136.
  2. Zimdars, Richard. The Piano Master Classes of Franz Liszt: Observations by August Göllerich. Journal of the American Liszt Society XLIV (Fall 1998), 35—46.
  3. [books.google.de/books?id=r7s23zm9FvEC&pg=PA72&lpg=PA72&dq=Kaiser+Franz+Joseph+I.+1859+Franz+Ritter+von+Liszt&source=bl&ots=Ab4YVhnWNx&sig=UJKNl29SFjeqhdJbizNiz6m1lE8&hl=de&ei=KSbiTvfpMMHAswbEosTiAw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&sqi=2&ved=0CDcQ6AEwAw#v=onepage&q=Kaiser%20Franz%20Joseph%20I.%201859%20Franz%20Ritter%20von%20Liszt&f=false Rochus Kralik von Meyrswalden. Ein Kuss von Franz Liszt. — ACABUS Verlag, 2009, — S. 72.]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Лист, Ференц

– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.