Лисы в винограднике

Лисы в винограднике
нем. Die Füchse im Weinberg
Жанр:	исторический роман
Автор:	Лион Фейхтвангер
Язык оригинала:	немецкий
Дата написания:	1943—1946
Дата первой публикации:	1946

«Лисы в винограднике» (нем. Die Füchse im Weinberg) или «Оружие для Америки» — исторический художественный роман Лиона Фейхтвангера о закулисной дипломатии в период Войны за независимость США

«Лисы в винограднике» вышел в свет в 1947 г. и стал первым послевоенным произведением Л.Фейхтвангера, и в какой-то степени роман представляет попытку осознать и выразить новые идеи, которыми писатель был обязан опыту 40-х годов.

Сюжет

В романе описывается дипломатическая игра Франции против Англии в период Войны за независимость США, выразившаяся в негласной поддержке восставших американских колоний. Главные герои книги — французский поборник американских интересов Пьер Огюстен Карон де Бомарше и дипломатический представитель США во Франции Бенджамин Франклин; общими усилиями эти двое направляют ход событий. В романе впечатляюще показан целый ряд других исторических персонажей: король Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, государственный министр Франции — граф Морепа, министр иностранных дел Франции — граф Вержен, царедворец граф де Водрейль (де Водрёй), великий писатель Вольтер.

Аналогии

По мнению критика Ильи Фрадкина, основная тема романа «Лисы в винограднике» может представлять аналогию ленд-лизу:

«Подобно тому как в XVIII веке реакционная феодально-абсолютистская Франция оказывала помощь и поставляла оружие революционной Америке, тем самым способствуя идее прогресса буржуазной революции, так и в XX веке США во время II Мировой войны оказали помощь поставками вооружений в Советский Союз, способствовав поступательному движению истории».

Отрывок, характеризующий Лисы в винограднике

В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.