Литваки

Литваки́ (от идиш ‏ליטוואַק‏‎ — ли́твак или ли́твэк) — территориально-лингвистическая подгруппа ашкеназских евреев и исторически связанное с ними ортодоксальное течение в иудаизме.

Отличительные особенности

Язык

Литваки как территориально-лингвистическая подгруппа ашкеназских евреев являются носителями северо-восточного, или литовского (идиш ‏ליטװיש‏‎, ли́твиш), диалекта языка идиш. Этот диалект был исторически распространён на территории большей части современной Белоруссии, Литвы, Латвии, в некоторых прилегающих районах России и Польши. Со времён Речи Посполитой, в связи с внутренним территориальным делением польско-литовского государства, этот ареал распространения северо-восточного диалекта идиша в еврейских источниках соответственно именуется «Литвой» (идиш ‏ליטע‏‎, ли́тэ), а его историческая столица и центр еврейской культуры в регионе, Вильно — «Литовским Иерусалимом» (ашкеназский арамейский ירושלים דליטא, ерушола́йим д’ли́то).

Традиции

Как этнолингвистическая подгруппа, евреи-литваки помимо собственного диалекта идиша и соответствующего ему произношения древнееврейского и арамейского языков, обладают также некоторыми отличительными особенностями традиционной кухни и приписываемых им черт характера.

В северных областях ареала проживания ашкеназских евреев (то есть в еврейской Литве, см. выше) хасидизм в период своего расцвета не получил широкого распространения, главным образом благодаря влиянию Виленского Гаона (в литовской традиции: рабби Элийоhу бен Шлеймэ Залменa), сторонников которого в противопоставлении приверженцам хасидизма называли миснагдим («протестующие»). Впоследствии литваками стали называть всех миснагдим (последователей Виленского Гаона, противников хасидизма) вне зависимости от их местонахождения и общинного происхождения.

История

С середины ХIХ века последователями Виленского Гаона была развита собственная система религиозного образования, центрами которой стали ешивы Мира, Воложина и Поневежа, называемые обыкновенно ешивами (или ешиботами) литовского толка или направления. Уже в начале ХХ века филиалы этих учебных заведений начали появляться в Америке, а после разрушения традиционных центров религиозного образования литовских евреев и сами ешивы были воссозданы в США (штатах Нью-Йорк и Нью-Джерси) и Израиле (Иерусалим и Бней-Брак). Эти ешивы объединяет традиционная литовская методика изучения Торы, разработанная в конце ХIХ — начале ХХ века.

Помимо собственно литовского течения в ортодоксальном иудаизме, среди литваков получили значительное распространение и хасидские династии специфически литвацкого происхождения — Хабад (любавического и нежинского толка) и Карлинская-Столинская, а также некоторые другие.

Связанные фамилии

Ашкеназская фамилия Литвак (вариант: Литваков) обыкновенно давалась носителям северо-восточного еврейского диалекта, живущим вне его исторического ареала (чаще всего на Украине).

Современные духовные лидеры и религиозные авторитеты

• Хазон Иш
• Элиэзер Менахем Шах
• Йосеф Шалом Эльяшив
• Аарон Йеуда Лейб Штейнман
• Хаим Каневский

См. также

• Виленский гаон
• Миснагдим

Литература

• Dov Levin, Adam Teller, The Litvaks: A Short History of the Jews of Lithuania, Berghahn Books, 2001.
• Alvydas Nikžentaitis, Stefan Schreiner, Darius Staliūnas, Leonidas Donskis, The Vanished World of Lithuanian Jews, Rodopi, 2004.
• Dovid Katz, Lithuanian Jewish Culture. Вильнюс: Baltos lankos, 2004.

Ссылки

• [www.algemeiner.net/generic.asp?id=501 Хирше-Довид Кац о понятии «литвак»] (Х.-Д. Кац)
• [www.dovidkatz.net/dovid/Lithuania/7_KingdomsLitvaks.pdf Хирше-Довид Кац «7 царств литваков»]

Отрывок, характеризующий Литваки

Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.