Литвинский, Борис Анатольевич

Борис Анатольевич Литвинский
Дата рождения:	17 апреля 1923(1923-04-17)
Место рождения:	Ташкент
Дата смерти:	20 августа 2010(2010-08-20) (87 лет)
Место смерти:	Москва
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	Археология
Место работы:	Академия наук Республики Таджикистан
Альма-матер:	Среднеазиатский университет
Известен как:	Исследователь Таджикистана и Центральной Азии
Награды и премии:	Премия имени С. Ф. Ольденбурга

Бори́с Анато́льевич Литви́нский (17 апреля 1923, Ташкент — 20 августа 2010, Москва) — советский археолог, доктор исторических наук (1970), академик АН Таджикской ССР (1985), затем Академии наук Республики Таджикистан, основатель научной школы археологии в Таджикистане, награждён орденом «Шараф» (2009).

Научная деятельность

Окончил Среднеазиатский госуниверситет (САГУ) по кафедре археологии. Участвовал в боевых действиях на I Белорусском фронте в качестве командира взвода автоматчиков. Прошел путь от Варшавы до Берлина, тяжело ранен на подступах к Берлину.

В 1950 г. защитил кандидатскую диссертацию, читал лекции в университете и принимал участие в качестве начальника отряда в археологических экспедициях в Узбекистане и Туркмении. В 1951 г. переехал в г. Душанбе (Таджикистан), где организовал первое археологическое учреждение — сектор археологии в Институте истории АН Таджикистана, которым заведовал до 1971 г., когда был приглашен на работу в Институт востоковедения АН СССР. Работал заведующим сектором отдела Советского Востока, затем заведующим сектора отдела Древнего Востока, после чего трудился в качестве главного научного сотрудника, с конца 2006 г. — консультанта.

Проводил раскопки во всех регионах Таджикской республики, являясь начальником Южно-таджикской археологической экспедиции. Он автор многих учебников, по которым поколения таджиков знакомились с историей своей страны. Вместе с Тамарой Зеймаль автор труда «Буддийский монастырь Аджина-тепа, Таджикистан». Эта книга, посвященная истории и искусству буддизма в регионе Центральная Азия, рассказывает об истории Вахшской долины, как части древней страны, которая называлась Бактрия, позже Тохаристаном. Археологические раскопки, которые проводились под руководством авторов этой книги в Аджина-тепе с 1960 по 1975 год, позволили найти буддийский монастырь и, таким образом, изменили сложившиеся взгляды на историю Средней Азии.

Наряду с научными публикациями и исследованиями, издал несколько учебников истории Таджикистана для средней и высшей школы, обобщающие труды по истории Центральной Азии (на русском и западных языках) — около 500 монографий, сборников, статей и заметок на русском, таджикском, английском, французском, немецком, итальянском, японском языках. Читал лекции в Гарвардском, Нью-Йоркском, Калифорнийском (Лос-Анджелес и Беркли) университетах и в Метрополитен музее (США), в Британском музее (Англия), в Сорбонне, Страсбургском университете, музее Гиме (Франция); Боннском, Гейдельбергском, Мюнхенском, Берлинском университетах (Германия); Римском, Неаполитанском университете, Итальянском институте Африки и Азии (Италия) и др. Являлся членом редколлегий и редакционных советов журнала «Восток», «От Скифии до Сибири», «Бюллетень Института Азии» (США), а также многотомной «Энциклопедия Ираника» (США).

Действительный член Академии наук Республики Таджикистан (с 1978 г.); академик Российской Академии естественных наук (по разделу «археология»). Иностранный член Итальянской Академии Национале дей Линчеи (с 2002 г.), иностранный член-корреспондент Германского археологического института и итальянского Института Африки и Азии. Французская «Академия надписей и изящной литературы» в 2002 г. присудила Литвинскому Б. А. премию Р. Гиршмана; Президиум РАН в 2006 г. — премию им. С. Ф. Ольденбурга.

Скончался 20 августа 2010 года в Москве на 87-м году жизни.

Литература

• Лейви Д. С., Мейтарчиян М. Б. Библиография печатных работ Б. А. Литвинского // Древние цивилизации Евразии: История и культура. — М. — 2001.-С.8-48.
• Лунин Б. В. Б. А. Литвинский как историограф среднеазиатского востоковедения // Древние цивилизации Евразии: История и культура. — М. — 2001. — С.65-69.
• [annals.xlegio.ru/books/bsa1.htm Литвинский Б. А. Буддизм в Средней Азии. Проблемы изучения]
• В. А. Ранов, Б. А. Литвинский История таджикского народа, т. 1-3 — Древнейшая история

Ссылки

• [www.ivran.ru/personnel/view_employee.php?id=140 Биография Литвинского Б. А. // Сайт Института востоковедения РАН]
• [www.ferghana.ru/article.php?id=6093 Подробное интервью с Б. Литвинским опубликованное на сайте Фергана.ру часть 1]
• [www.ferghana.ru/article.php?id=6098 Подробное интервью с Б. Литвинским опубликованное на сайте Фергана.ру часть 2]
• [www.ferghana.ru/article.php?id=4226 Литвинский Б. А. о становлении археологии Центральной Азии в интервью для сайта Фергана.ру]
• [www.echo.msk.ru/programs/beseda/13871/ Интервью с Б. А. Литвинским радиостанции Эхо Москвы на тему уничтожения памятников доисламской культуры в Афганистане]
• [www.history.tj/litra.php Обширный список литературы по истории таджикского народа на сайте www.history.tj]

Отрывок, характеризующий Литвинский, Борис Анатольевич

Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.