Литература Вьетнама
Литерату́ра Вьетна́ма (вьетн. Văn học Việt Nam, тьы-ном 文學越南, ван хок вьет нам) — литература, созданная жителями Вьетнама, также в состав вьетнамской литературы часто включаются произведения, созданные вьетнамоговорящими людьми, проживающими в других странах.
Из-за того, что Вьетнам был неоднократно завоёван Китаем, первый является частью синосферы, а большинство письменных памятников, созданных до XI века, были написаны на классическом китайском языке. Собственная письменность тьы-ном на основе китайских иероглифов позволила вьетнамским авторам создавать литературные работы на вьетнамском, и, хотя в X веке, в момент появления, вьетнамский тьы-ном считался менее престижным, чем оригинальные китайские иероглифы, он постепенно набирал популярность, и в XVIII веке был более привлекательным для авторов. Латинизированная письменность куокнгы появилась в XVI веке, а широкое распространение получила только в XX.
Содержание
Мифологическая литература и сказки
Самым ранним литературным жанром являлась мифологическая литература, описывавшая представления вьетов о создании и устройстве мира. Она связана со сказками — мифологические сюжеты часто облекали в сказочную форму. Наиболее ранние мифологические представления воссоздают на основе рисунков на донгшонских бронзовых барабанах[en]. Благодаря этим изображениям известно о поклонении людей донгшонской культуры божеству Солнца[1].
Позднее вьетнамцами было создано множество сказок: Там и Кам[en], Чыонг Ти, Волшебный жемчуг, Три волшебных персиковых косточки…
Известным примером заимствования изначально невьетской литературы является тямский рассказ о За Тхоа-выонге (Dạ Thoa Vương), пересказ Рамаяны[1].
Напишите отзыв о статье "Литература Вьетнама"
Литература со времён династии Ли
С X века во Вьетнам приходит буддизм, и начинает активно развиваться собственная литература на китайском языке. Появляются первые известные писатели-монахи — Ман Зяк[vi] (Mãn Giác), Вьен Тьеу[vi] (Viên Chiếu), Кхонг Ло[vi] (Không Lộ). Вместе с тем, религиозная литература быстро изменяется, в ней вскоре возникает образ автора. Картины природы, ранее служившие лишь религиозным метафорам, превращаются в описания повседневности[1].
Многочисленные историографии были написаны, частично опираясь на мифы и сказки: Собрание чудес и таинств земли Вьет, XIV век; Дивные повествования земли Линьнам[en] (Lĩnh Nam chích quái), XV век; Исторические записки Дайвьета[en] (Đại Việt sử ký, дай вьет шы ки); Продолжение исторических записок Дайвьета[vi] (Đại Việt sử ký tục biên, 大越史記續編序); Полное собрание исторических записок Дайвьета (вьетн. Đại Việt sử ký toàn thư, тьы-ном 大越史記全書), XV век.
Эпистолярная литература
Многие ранние памятники, написанные на вьетнамском, являются посланиями или стихотворениями: Воззвание к военачальникам[en] (Hịch tướng sĩ, 諭諸裨將檄文, Хить тыонг сы), Великое воззвание по случаю умиротворения китайцев[en] (Bình Ngô đại cáo) Нгуен Чая. Первой декларацией независимости вьетов называют стихотворение Нам куок сон ха[vi] (Nam quốc sơn hà), написанное генералом Ли Тхыонг Кьетом[en][2][3][4].
Оригинал на китайском | Чтение куокнгы | Перевод на вьетнамский | Перевод на русский А. Ревича[1] |
---|---|---|---|
南國山河南帝居 |
Nam quốc sơn hà nam đế cư |
Sông núi nước Nam vua Nam ở, |
Горы и реки Полдневной державы — владенья властителя Юга. |
XIII—XIV века
С появлением в XIII веке системы записи вьетнамского языка китайскими иероглифами «тьы-ном»[5] появляются многочисленные жанры вьетнамской литературы: несколько разновидностей четверостиший и восьмистиший, ритмическая проза «фу» (phú), появляется повествовательная проза, заканчивается оформление жанра новеллы.
Пример произведения в жанре «фу»:
Đường lên xứ Lạng bao xa
Cách một trái núi với ba quãng đồng
Ai ơi! đứng lại mà trông
Kìa núi Thành Lạc, kìa sông Tam Cờ.
Em chớ thấy anh lắm bạn mà ngờ
Bụng anh vẫn thẳng như tờ giấy phong…
Большинство произведений авторов XIII—XIV веков до сегодняшнего дня не дошли, однако известны несколько авторов: Тю Ван Ан[vi] (Chu Văn An), Хан Тхюэн[vi] (Hàn Thuyên) — его перу принадлежит первое стихотворение на тьы-номе[6], Хо Куи Ли.
Стихотворение Хо Куи Ли, императора династии Хо:
|
|
|
Ранним примером любовной лирики является стихотворение Хюэн Куанга[vi] (Huyền Quang) «Вокруг меня весенним днём» (Xuân nhật tức sự, 春日即事)[1]:
二八佳人刺繡持, |
Nhị bát giai nhân thích tú trì, |
Красавица, ей дважды по восемь, сидит, вышивает. |
Стихотворение чанского чиновника Чан Куанг Кхая (Trần Quang Khải) «Возвращение в столицу» считается одним из лучших поэтических произведений династического периода[7]:
頌駕還京師 |
Tụng giá hoàn kinh sư |
Возвращаясь вместе со свитой государя в столицу |
XV—XVIII века
Благодаря успехам в военном деле и администрировании в правление династии Ле было создано огромное количество разнообразных произведений[8]. Император Ле Тхань Тонг сам был известным поэтом и всячески поощрял занятия литературой. Он поощрял распространение конфуцианства, основывая во всех провинциях храмы литературы[en]. Собрав 27 известных поэтов, создал литературное общество «Мир поэтов»[vi] (Tao đàn); в общество входили, среди прочих, Дам Тхан Хюи[vi] (Đàm Thận Huy), Зыонг Чык Нгуен[vi] (Dương Trực Nguyên) и Нго Хоан[vi] (Ngô Hoán)[9]. Стихи «Мира поэтов» описывали природу и родную страну, а также воспевали великих людей[10].
Одной из крупнейших фигур при Ле был Нгуен Чай, автор Великого воззвания по случаю умиротворения китайцев[vi], а также нескольких произведений, прославляющих героическую фигуру императора-освободителя Ле Лоя, к примеру, «Куан чунг ты мень тап» (Quân trung từ mệnh tập).
Другие известные поэты и прозаики того времени — Ли Ты Тан[vi] (Lý Tử Tấn), Нгуен Монг Туан[vi] (Nguyễn Mộng Tuân), Нго Ти Лан[vi] (Ngô Chi Lan), преподававшая словесность жёнам Ле Тхань Тонга[11], Ву Куинь[vi] (Vũ Quỳnh).
С ослаблением императорской власти появляется оппозиционная литература; Нгуен Бинь Кхьем пишет:
Попробуем поставить на весы: здесь — человека, там — богатство,
И увидим: богатство перетянет[12].
Князья Чинь и князья Нгуен
Князья Чинь в XVII устроили гонения на вьетнамскую литературу, книги на тьы-номе массово сжигали. Вероятно, предпосылкой было увеличение влияния народной литературы на низшие сословия[1].
В XVII веке получают значительное распространение дуйляни[vi] (câu đối, кэудой); их часто сочиняют экспромтом, вдвоём. Имеется предание о том, что однажды китайский император, захотев унизить посла из Вьетнама, предложил закончить строку «С тех пор бронзовый столп успел мхом зазеленеть», имея в виду китайское доминирование над Вьетнамом, однако посол якобы ответил тому: «До сей поры от крови красны воды реки Батьданг», напомнив о двух сокрушительных поражениях, нанесённых вьетами китайским захватчикам[1].
При содействии миссионеров в литературу проникают библейские сюжеты.
В XVII веке активно развиваются крупные стихотворные жанры; одной из известных поэм является «Выонг тыонг» (Vương Tường) — переложение истории Ван Чжаоцзюнь. Они поглощают жанр бессюжетной ритмической прозы «фу», получая пространные пейзажные зарисовки и многочисленные аллегории. Примером может являться поэма в жанре «кхук» Хоанг Сы Кхая (Hoàng Sĩ Khải) Напевы о четырёх временах года (Tứ thời khúc vịnh, 四時曲詠), где весенняя панорама символизирует радость от правления императора династии Ле[1].
В это же время под влиянием китайской драмы и, частично, тямского театра продолжает эволюционировать вьетнамский театр. В отличие от китайского театра, в престижном театре «туонг»[vi] (tuồng) вьетнамском женские роли, даже в номерах с акробатикой и фехтованием, исполняли женщины. Происходило активное заимствование китайских сюжетов; особенно много пьес было поставлено по Троецарствию и Речным заводям.
Музыкальный театр для бедняков «тео» (chèo), появившийся в I тысячелетии нашей эры, был менее подвержен влиянию китайской драмы, в нём главным героем обычно был не великий герой, а ловкач из низов, похожий на героев кёгэна; музыкальное сопровождение основывалось на народных мелодиях. Бродячие труппы тео выступали в деревнях и на рынках.
Хо Суан Хыонг
Известнейшая поэтесса, «царица вьетнамской поэзии»[13]. Писала на тьы-номе, в классических рамках сложившихся жанров, однако благодаря использованию простонародных сюжетов и непристойных аллегорий, сатиры, особенно по отношению к духовенству, является реформатором «изнутри». Помимо жизнерадостной темы красоты человеческого тела, описываемой часто через пейзажные аллегории, и обличения морализаторов в стихах Хо Суан Хыонг имеется и сентиментальная, жалостливая нота.
Bỡn bà lang khóc chồng |
Один на двоих |
XIX век
Вступивший на престол император Минь Манг, первый из династии Нгуен, выбрал политику изоляционизма; поощряя конфуцианство и национальную литературу на вьетнамском языке. Особое внимание уделялось верности положительных героев государю, в частности, это затронуло театр «туонг». Оппозиционные писатели часто уходили в эскапизм и пассеизм по отношению к минувшим временам при Ле: Нгуен Хюи Хо[en] (Nguyễn Huy Hổ, 阮輝琥) в пьесе Описание сна в Персиковом дворце[en] (Mai đình mộng ký, 梅亭夢記貼) выводит императора Ле в образе красавицы, повстречавшейся главному герою во сне; поэтесса Нгуен Тхи Хинь[vi] (Nguyễn Thị Hinh, 阮氏馨) создавала произведения, наполненные тоской по ушедшим временам. Примером может являться её стихотворение «Воспоминание о цитадели Тханглонг»:
Tạo hóa gây chi cuộc hí trường |
Господь, к чему театр жизни создал ты? |
С другой стороны, путешествовавшие на Запад Као Ба Куат[vi] (Cao Bá Quát) и Нгуен Чыонг То[en] (Nguyễn Trường Tộ) отзывались о европейцах положительно; Нгуен Чыонг То считал, что тоска по прошедшему — необоснованная блажь: «В действительности же ясно, что в прежние времена всё было хуже, чем сейчас»[1].
Изменяются традиционные жанры, исчезают «рассказы об удивительном» и повествовательные поэмы чуен (truyện, 傳)[14]. Благодаря учёному-католику Чыонг Винь Ки[vi] (Trương Vĩnh Ký) в 1865 году в Сайгоне выходит первая газета «Зядинь»[vi] (Gia Định báo).
Нгуен Зу
Нгуен Зу — великий вьетнамский поэт, роль которого во вьетнамской литературе сравнивают с ролью Александра Сергеевича Пушкина в русской литературе[15][16].
Наиболее известное его произведение — Страдания истерзанной души[vi] (Đoạn Trường Tân Thanh), по сюжету молодая красавица для спасения родителей выходит замуж за сутенёра, который принуждает её к проституции. Считается аллегорией на поведение династии Нгуен для получения власти[17]
Последние годы колониализма
Процветает сатира. Известные представители — Нгуен Кхюэн[en] (Nguyễn Khuyến), сравнивавший императорский дом с труппой бесталанных актёров[1], и Ту Сыонг[vi] (Tú Xương). Ту Сыонг также обращался к теме ушедшего, в частности, в стихотворении «Засыпанная река» (Sông Lấp):
Sông kia rày đã nên đồng |
Речная заводь здесь была когда-то, а ныне — кукуруза и бататы, |
Появляются первые переводы с европейских языков, в основном — французской классики. Просветители положительно оценивали изменения японской реставрации Мэйдзи; к примеру, деятель народного освободительного движения Фан Тяу Чинь переводит произведение Токая Санси[en].
Желая обновить вьетнамскую литературу, главный редактор газеты Нонг ко мин дам[en] (Nông cổ mín đàm), Жильбер Тьеу[en] (Gilbert Trần Chánh Chiếu), объявил конкурс на написание современного романа, объяснив, что не следует использовать сверхъестественные причины для событий: убить героя можно ножом или ядом, воскресить лекарством[1]. Объявление о конкурсе подчёркивало, что поучаствовать приглашают и мужчин, и женщин[18].
Напишите отзыв о статье "Литература Вьетнама"
Литература Республики Вьетнам
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Комментарии
- ↑ Перевод Александра Ревича
- ↑ Перевод Г. Ярославцева
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ИВЛ3, 1983.
- ↑ Tạo, 2007.
- ↑ Nguyễn, 2010.
- ↑ ELSSA, 1981.
- ↑ Dương Quảng Hàm, 1968, p. 292.
- ↑ Bowen, 1998.
- ↑ ELSSA, 1981, pp. 304–305.
- ↑ Viện Sử học, с. 356
- ↑ Taylor, 1991, p. 355.
- ↑ Ковалёва, 2011.
- ↑ Рифтин, 1975.
- ↑ ИВЛ3, 1983, p. 677.
- ↑ Бердников, 1993.
- ↑ Геронина, 2004, p. 416.
- ↑ Никулин, 1965.
- ↑ ВН.
- ↑ Pelley, 2002.
- ↑ Геронина, 2004, p. 430.
Напишите отзыв о статье "Литература Вьетнама"
Литература
- АН СССР. [feb-web.ru/feb/ivl/vl3/vl3-6732.htm История всемирной литературы] / Г. П. Бердников (главный редактор), А. С. Бушмин, Ю. Б. Виппер (заместитель главного редактора). — Москва: Институт мировой литературы имени А. М. Горького, Наука, 1983. — Т. 3.
- Гринцер П. А., Никулин Н. И. Памятники литературной мысли Востока. — ИМЛИ РАН, 2004. — ISBN 5-9208-0205-7.
- Dương, Quảng Hàm. Việt-Nam văn-học. — Institut de L'asie du Sud-est, 1986. — 242 с. — ISBN 2868130135.
- Tạo Văn [www.vjol.info/index.php/ssirev/article/view/832/1738 Ten great reforms and renewals in Vietnam's history] (англ.) // Social Sciences Information Review. — 2007. — Vol. 1, no. 2. — P. 15. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0886-8647&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0886-8647].
- Ковалёва, М. [proza.ru/2011/05/09/1171 Классическая культура Вьетнама династии Ле и Мак] (2011).
- Kevin Bowen, Ba Chung Nguyen, Bruce Weigl. Mountain river: Vietnamese poetry from the wars, 1948-1993 : a bilingual collection. — Univ of Massachusetts Press, 1998. — P. xxiv. — ISBN 1-55849-141-4.
- Taylor Keith Weller. [books.google.com/books?id=rCl_02LnNVIC The Birth of Vietnam]. — University of California Press, 1991. — ISBN 0-520-07417-3.
- Классическая проза Дальнего Востока / Б. Рифтин. — Библиотека всемирной литературы. — Москва: Художественная литература, 1975. — Т. 18.
- Nguyễn Đức Sự [www.vjol.info/index.php/RSREV/article/view/5782/5483 Some Features on Vietnamese Buddhism in the Lý Dynasty] (англ.) // Religious Studies Review. — 2010. — No. 2.
- Tham Seong Chee [books.google.lv/books?hl=lv&id=1JdkAAAAMAAJ ] (англ.) // Essays on literature and society in Southeast Asia. — 1981. — P. 305.
- Patricia M. Pelley. Postcolonial Vietnam: New Histories of the National Past. — 2002. — С. 126.
- [www.vietnamnews.ru/culture_1.htm Культура Вьетнама]. — «Другой великий вьетнамский поэт, Нгуен Зу, развил до совершенства литературный вьетнамский язык также, как А.С.Пушкин русский язык в России.» Проверено 29 июля 2012. [www.webcitation.org/6BEjlrwpE Архивировано из первоисточника 7 октября 2012].
- АН СССР. История всемирной литературы / Г. П. Бердников (главный редактор), А. С. Бушмин, Ю. Б. Виппер (заместитель главного редактора). — Москва: Институт мировой литературы имени А. М. Горького, Наука, 1993. — Т. 8.
- Николай Иванович Никулин. Великий вьетнамский поэт Нгуен Зу. — Художественная литература, 1965. — 117 с.
|
Отрывок, характеризующий Литература ВьетнамаБорис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба. 24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса. В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду. – Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение. – Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно… – Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его. – Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов. Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову. – Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал. Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит. – Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов. Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису. – Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду. – Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни. – И в самом деле… Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза. – Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю… – Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису. Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал… В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса. – Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты. Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете. Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля. «Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром. У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя. «Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем. «Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома. С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж. – Кого вам? – спросил кто то. – Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса. – Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут. Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел. Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате. – Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился. – Что вам угодно? Просьба?… – Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты. – Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах. – Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать. – После, после, завтра. Поздно… Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его. – От кого? Вы кто? – От майора Денисова, – отвечал Ростов. – Вы кто? офицер? – Поручик, граф Ростов. – Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир. Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти. Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его. – Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос. Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов. Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой. – Жалко, жалко молодца; давай письмо. Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе. Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю. Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его. – Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним. На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках. В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему. Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем. Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали. – Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся. – A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора. – Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее. – Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского. – Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал: – Да ведь надобно же отвечать ему. Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова. «Уж не меня ли?» подумал Ростов. – Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед. – Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт. Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип. |