Литература Ирана (перс. ادبیات ایران) — одна из немногих литератур мира, имевших свою античность и сохранивших на протяжении более двух с половиной тысяч лет непрерывность и преемственность своих традиций.
Содержание термина «литература Ирана» неодинаково для различных исторических периодов, а потому — условно. Древнеиранская литература создавалась на огромной территории Иранского нагорья и прилагающих к нему областей Средней Азии многочисленными иранскими племенами и народностями. Литература средних веков, особенно IX—XV вв., включила в себя богатейшие литературно-художественные ценности, созданные иранскими народами и народами северо-западной Индии и частично Закавказья и Малой Азии, пользовавшимися персидским языком в качестве литературного.
Древняя и особенно средневековая иранская литература является общим достоянием народов, говорящих на иранских языках — персов, таджиков, афганцев, курдов и других. С 16 в., начала формирования современной иранской нации, под литературой Ирана следует понимать уже художественное творчество народов, населяющих территорию современного Ирана.
Древняя литература
Древнеиранская письменная литературная традиция вплоть до III века представлена древними клинописными памятниками Ахеменидов, особенно Дария I и Ксеркса, а также «Авестой» — священной книгой зороастрийской религии, создававшейся в течение длительного времени.
В период правления Сасанидов существовала так называемая пехлевийская литература на языке пехлеви, а также на других среднеиранских языках: парфянском, согдийском, хорезмийском. Сохранившиеся памятники свидетельствуют о наличии в пехлевийской литературе эпических сказаний, прозаических произведений, малых форм поэзии. Следует отметить династийную хронику «Хвадай-намак» (один из основных источников «Шахнаме» Фирдоуси), «Ядгар Зареран» — сказание о богатыре Зарере и его сыне, «Драхти Асурик» («Ассирийское древо»), «Книгу деяний Ардашира Папакана», дидактический сборник «Калила и Димна», а также сочинения религиозного и дидактического характера, связанные с манихейством. Самые ранние литературные образы на пехлевийском языке, так называемые «Пехлевийские псалтири», относятся к IV или V веку, сохранились в манускриптах VI—VII веков[1].
Классическая литература
В середине VII века Иран был завоеван арабами-мусульманами и вошёл в состав Арабского халифата. Завоевания сопровождались распространением ислама, арабского языка и письменности. В то же время и на арабский язык переводятся среднеперсидские литературные памятники.
В период арабского владычества на территории Ирана на основе среднеиранских языков и арабского языка складывается новоперсидский язык. Смена языков привела к глубоким качественным изменениям в иранской литературе, обогатившейся многими элементами арабской поэтический и исламской культур. Вместе с тем эта литература сумела сохранить древнюю иранскую традицию и самобытность.[2].
Современная литература
Напишите отзыв о статье "Литература Ирана"
Ссылки
- [www.litmir.co/br/?b=106279&p=37 Статья о литературе Ирана] в Большой Советской Энциклопедии.
- [www.iranicaonline.org/articles/iran-viii1-persian-literature-pre-islamic Иран. Доисламская литература]
- [www.iranicaonline.org/articles/iran-viii2-classical-persian-literature Иран. Классическая литература]
- [www.iranicaonline.org/articles/iran-viii3-modern-persian-literature Иран. Современная литература]
- [books.google.com/books?id=HlPvAwAAQBAJ&pg=PT232&dq=tajik+literature&hl=en&sa=X&ved=0ahUKEwi3iKuPxrnKAhWDi5QKHbWhBxoQ6AEITDAJ#v=onepage&q=tajik%20literature&f=false Oral Literature of Iranian Languages: Kurdish, Pashto, Balochi, Ossetic, Persian and Tajik: Companion Volume II]
Примечания
- ↑ [iranica.com/articles/pahlavi-psalter Pahlavi psalter] — статья из Encyclopædia Iranica. Philippe Gignoux
- ↑ Брагинский И. С. [feb-web.ru/feb/ivl/default.asp?/feb/ivl/vl4/vl4.html Литература Ирана и Средней Азии III - XIII вв.] / Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького АН СССР. — М.: Наука, 1983 - 1987. — Т. История всемирной литературы в 9 томах.
|
---|
| | | Непризнанные и частично признанные государства |
---|
| | | </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Литература Ирана– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
|