Латышская литература

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Литература Латвии»)
Перейти к: навигация, поиск

Латышская литература — литература латышей, созданная в основном на латышском языке, латгальском. Латышская литература распадается в свою очередь на два периода: позднесредневековый и современный. Понятие латышская литература не следует путать с понятием латвийская литература, которая включает произведения писателей-уроженцев Латвии разных национальностей, и которая в настоящее время создаётся в основном на двух языках (русском и латышском).





Периодизация

В позднесредневековый период XII—XVIII вв. следует говорить не о латышской, а о латвийской литературе, точнее о литературах каждой из историко-культурных областей составлявших Латвию в средние века (Курляндия, Латгалия и т. д.). Во-первых, живущие в Латвии писатели разных национальностей (латыши и немцы) для записи своих текстов используют латынь и немецкий язык, который становится всё более популярным с течением времени. Во-вторых, процесс консолидации латышского этноса и латышского языка остаётся незавершённым. Полноценная литература на латышском языке возникает лишь в XIX—XX веках после нейтрализации немецкого влияния в рамках Российской империи и СССР, когда в составе республики Латвия завершился процесс консолидации латышских племён и становления литературного латышского языка. До этого периода собственно латышская литература базировалась в основном на устном народном творчестве латышских крестьян, передававшихся в виде народных песен дайн. (См. латышский фольклор).

Развитие латышской литературы

Впервые литература Латвии возникла в XVI в. в ходе Реформации: перевод Лютерова катехизиса «Undeutsche Psalmen» (1587) и прочие произведения светского характера появляются уже в эпоху Стендеров: Старшего (1714—1796, сказки, «Книга премудрости», поэзия) и Младшего (1744—1819, первая комедия и др.).

С 1860-х гг. начинается активный подъём национального чувства самих латышей, оживляется пресса на латышском языке, появляется богатый фольклор. Собираются народные песни (Барон 1894) и предания. Выступают поэты, лирики (Юрис Алунан, Лаутенбах, Силин и др.), беллетристы и переводчики, историки и критики (Лап, Розенберг, Блауманис, Апсит, Дегдов, Зейферт, Янсон, Вольтер и др.). Собственно светская латышская литература возникла в 18 в. под влиянием литературы Западной Европы, когда немецкие пасторы-лютеране положили начало городской светской литературе на латышском языке, которую они считали противовесом свободолюбивым латышским народным песням.

Первый роман — «Времена землемеров» братьев Каудзите (вторая половина XIX века). Эпос «Лачплесис» составлен Андреем Пумпуром. Первый известный драматург — Адольфс Алунанс.

Известнейшие писатели конца XIX — начала ХХ века: Райнис, Аспазия, Рудольф Блауманис, Александр Чакс, Эдварт Вирза, Янис Порукс, Эдуард Вейденбаумс. Кришьянис Баронс — организатор систематического сбора народных песен (дайн).

Известные писатели периода поздней Первой Латвийской Республики и ранней Латвийской ССР: Вилис Лацис, Андрей Упит, Янис Яунсудрабиньш, Эрнест Бирзниекс-Упитис.

Известнейшие писатели поздней ЛССР: Оярс Вациетис, Имант Зиедонис.

Один из известнейших современных латышских писателей, переводившихся на русский язык — Гунтис Берелис.

См. также

Напишите отзыв о статье "Латышская литература"

Литература

Латвия в темах

Отрывок, характеризующий Латышская литература

– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Латышская_литература&oldid=81475012»