Литература Сомали
Литература Сомали — литература на языке сомали или написанная на других языках авторами, проживающими в Сомали.
Развивается главным образом на языке сомали (получил письменность на основе латинского алфавита в 1973), а также на английском языке. Фольклор представлен героическими легендами, историческими преданиями, сказками, пословицами и поговорками. Из поэтических жанров наиболее распространены габай и джифто — поэмы философского характера, и герар, часто посвящённые воинам. Известен также поэтический жанр баранбур, который представляет собой короткий стих, сочиняемый исключительно женщинами. Исполнение поэтических произведений представляет собой синкретическое действие. Наиболее известные поэты 19 — середины 20 веков Раке Угас, Али Дух Каман Бульхан, Салан Аррабей, Исмаил Мире.
Большой вклад в развитие сомалийской литературы внёс национальный герой страны Саид Мохаммед Абдилле Хасан. Популярны поэты Хаджи Адан, Абдиллахи Суллтан, Абдиллахи Карше, Муса Хаджи Исмаил Галаль. В 70-е годы XX столетия заявили о себе Мохаммед Ибрахим, Мохаммед Хаши Дама, Абди Кайс и др.
Сомалийская проза представлена повестями «Корани Каудан» (1967) Ахмед Артан Ханге, «Духи» и «Борьба за жизнь» Шире Джамы Ахмеда (обе в 1973 году), роман «Невежество враг любви» (1974) Фараха Ауля.
Среди сомалийских писателей, пишущих на английском языке, известен Нуруддин Фарах.
Напишите отзыв о статье "Литература Сомали"
Литература
- Ahmed, Ali Jimale, Daybreak is Near — the Politics of Emancipation in Somalia: Literature, Clans, and the Nation State, Lawrenceville, 1996.
- Andrzejewski, Bogumil M., Somali Poetry, Oxford 1969.
- Burton, Richard, First Footsteps in Somalia , London 1854.
- Galaal, Muuse, I., Hikmad Soomaali, London 1956.
- Kabjits, Georgij L., Waxaa la yidhi, Köln 1996.
- Lawrence, Margaret, A Tree of Poverty: Somali Poetry and Prose, Nairobi 1954.
|
Отрывок, характеризующий Литература Сомали
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.