Литература ужасов

Литература ужасов (англ. horror literature, horror fiction; часто просто «ужасы» или даже «ужастики», иногда и заимствованное из английского «хоррор») — жанр художественной литературы, имеющий целью вызвать у читателя чувство страха. Сроден одновременно жанрам фэнтези и мистики, хотя все из них представляют отдельные развития в фикции (мистика и ужасы, тем не менее, часто классифицируют в одну подгруппу фантастики из-за многочисленных сходств, но различия в них есть), а ужасы далеко не всегда являются фикцией. Представители жанра имеют как абсолютно необъяснимые сюжетные описания, так и фикцию, основанную на реальных событиях («психологические триллеры», например, вообще не допускают ни единого фантастического элемента).

Чаще всего в ужасах имеется ограниченный набор тематизированных персонажей, заимствованных, как правило, из низовой мифологии разных народов: вампиры, зомби, оборотни, призраки, демоны и др. Часто, но не всегда в литературе ужасов повествуется о сверхъестественном в прямом смысле слова.

История

Истоки жанра

Истоки жанра разумнее было бы назвать предысторией: «готический» рыцарский роман середины XIII века «Гибельный погост», французские «трагические истории» XVI—XVII в., в которых выступают одержимость дьяволом и другие инфернальные темы (в том числе романы епископа Жана-Пьера Камю), английский готический роман (не столько ранний, Горация Уолпола и Анны Радклиф, сколько поздний, эпохи романтизма, в первую очередь «Франкенштейн» Мэри Шелли, а также «Монах» М. Г. Льюиса и «Мельмот-скиталец» Чарльза Мэтьюрина), сказка немецких романтиков (Э. Т. А. Гофман, Вильгельм Гауф, Ахим фон Арним, Шамиссо), психологические новеллы Эдгара По и Амброза Бирса. Еще один не так часто называемый источник — «кошмары визионеров» («Признания английского опиомана» Томаса Де Квинси, «Искусственный рай» Шарля Бодлера). Большое влияние на формирование жанра оказал английский сенсационный роман середины XIX в.: Уилки Коллинз, Эдвард Бульвер-Литтон.

В 1860-е годы в Англии формируется то, что уже можно назвать непосредственно литературой ужасов (от Шеридана Ле Фаню до Брэма Стокера). Классический рассказ этого же периода — «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Стивенсона.

Ранняя литература ужасов

Ранние представители литературы ужасов в Англии — М. Р. Джеймс с ироническими «рассказами антиквара о привидениях», Элджернон Блэквуд, Артур Мэкен. Позднее, в 30—50-е, появляются рассказы Роальда Даля, Джона Кольера, Джеральда Керша, соединяющие сверхъестественное с «черным юмором». В Америке толчок развитию жанра дал журнал «Weird Tales» (основан 1923), где впервые появились произведения Г. Ф. Лавкрафта (создавшего целый поджанр, называемый «лавкрафтовские ужасы»), Кларка Эштона Смита, Роберта Ирвина Говарда, Сибери Квинна, Роберта Блоха. Классики 50-х — Шерли Джексон и Ричард Мэтесон. В Германии был популярен Ганс Гейнц Эверс. Всемирную известность получил «Голем» австрийского экспрессиониста Густава Майринка. Нежанровая разновидность литературы ужасов — проза Франца Кафки («Превращение»). Французская литература ужасов в XIX веке представлена так называемыми «жестокими рассказами», в отличие от классической литературы ужасов не имевшими мистического или фольклорного подтекста, но сочетавшими в себе натуралистическое изображение человеческих страданий и социальный критицизм. Ярчайший представитель жанра — Огюст Вилье де Лиль-Адан. Широко известен также роман «Сад мучений» Октава Мирбо. В XX веке наиболее значительный и популярный французский хоррор-автор — Клод Сеньоль, его рассказы и повести имеют глубокие фольклорные корни. Из бельгийских авторов наиболее известен Жан Рей.

Современная литература ужасов

«Королём» жанра считается Стивен Кинг. Не намного отстает от него в популярности другой американец, Дин Кунц. Известны также Уильям Блэтти («Изгоняющий дьявола»), Айра Левин («Ребенок Розмари»), переехавший из Англии Клайв Баркер («Восставший из ада»), Роберт Маккаммон («Они жаждут»), Энн Райс («Вампирские хроники»), Лорел Гамильтон с циклом о некроманте Аните Блейк, Ричард Лаймон, Питер Страуб, Уитли Стрибер, Джек Кетчам. К этому жанру относятся некоторые рассказы Рэя Брэдбери. В Англии известны Джеймс Герберт, Рэмси Кемпбелл, Брайан Ламли («Некроскоп»), Крис Картер («Взгляд из темноты»), Марк Данилевский («House of Leaves»).

Литература ужасов в России

Я. С. Лурье установил, что легенда о Дракуле-вампире проникла в Западную Европу не напрямую из Румынии, а через посредство древнерусской «Повести о Дракуле» (80-е годы XV века).. К ярким представителям литературы ужасов среди писателей серебряного века относятся Леонид Андреев и А. М. Ремизов («Жертва», «Чёртик»).

Классификация литературы ужасов

Галина Заломкина со ссылкой на Анну Радклиф по характеру сверхъестественного делит хоррор на horror gothic (ужас имеет материальное воплощение) и terror gothic (ужас воплощается только в напряженной атмосфере). Сьюзен Хэйворд выделяет сверхъестественный хоррор (произведения с участием фантастических существ), психологический хоррор и слэшеры (произведения с обилием кровавых сцен, простотой замысла и динамическим сюжетом.

Поджанры литературы ужасов

Литература ужасов делится на несколько поджанров, самые значимые из которых:

• «три́ллер» — как и фильмы в подобном стиле, жанр подразумевает резкий испуг читателя и появления в нём «холодка» в момент чтения. Различают триллеры на мистические (или фантастические) и психологические. В первом случае присутствуют элементы сверхъестественного, связанного с мифологией («история с привидениями» (ghost story), вампирский роман, «рассказ об оборотне» (werewolf story), истории демонической одержимости и др.), во-втором за основу берутся реальные или возможные в повседневной жизни события (рассказы о серийных убийцах, нападающих на людей и животных, описание появления сверхъестественных возможностей путями травмы человека (авария, кома, сумасшествие), и т. д.).
• «апокали́птика» (в англ. часто именуется survival horror) — подвид ужасов, возникший в Великобритании в начале 1980-х годов. Характеризуется присутствием описания изменений жизни на Земле последствием т. н. «конца света» (апокалипсиса), в результате которого мир становится опаснее. Схож по содержанию с научной фантастикой подобного рода, но в отличие от неё, рассказы посвящают гораздо больше времени описанию монстров и полной беззащитности людей, чем каким-то отдельным фантастическим элементам. Как универсальный пример жанра: «романы о зомби» (zombie apocalypse). Стиль также не стоит путать с романами-катастрофами, в которых элемент ужасов опять же упоминается гораздо реже, а внимание акцентируется на устранении катастрофы, вместо повествования о выживании нескольких отдельно взятых человек в смертельных для них условиях.
• «романтические ужасы» — смесь двух поджанров, подразумевающих под собой одновременно любовную историю и элементы ужасов. Популярны начиная с середины 2000-х годов.
• «чёрный юмор»/«чёрная комедия» — ещё одна стилевая смесь, на сей раз одновременно посвященная ужасам и комедии. В литературе редка, и в основном либо представлена комиксами, либо списана с уже существующих фильмов и телепередач (как Семейка Аддамс, например).

Литература

• Вацуро В. Готический роман в России / Составление и подготовка текста по черновой рукописи Т. Селезнёвой. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. (фрагменты: [magazines.russ.ru/nlo/2000/42/vac.html «НЛО» 2000, № 42]).
• Суворова Т. [www.rusf.ru/oldie/rec/rec95.htm О, эта мистика...] // Уральский следопыт : журнал. — 2000. — № 4. — С. 52—56.

• Хапаева Д. Готическое общество: морфология кошмара. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. — 152 с. — (Б-ка журнала «Неприкосновенный запас»). — ISBN 5-86793-503-5.
• Хапаева Д. Кошмар: литература и жизнь. — М.: Текст, 2010. — 368 с. — Серия: Коллекция. — ISBN 978-7516-0895-8.
• [www.rusf.ru/loginov/books/story04.htm Святослав Логинов. КАКОЙ УЖАС!]
• Horror: The 100 Best Books / edited by Stephen Jones & Kim Newman, with a foreword by Ramsey Campbell. Carroll & Graf, 1998. (Книга доступна в сети IRC на канале bookz)

Ссылки

• [darkfiction.ru/ Т Ь М А. Литературное общество]
• [hellstory.ru HellStory - уникальные страшные истории]
• [horrorzone.ru/ Horrorzone — новости ужасов]
• [allhorrors.com/ Форумы ужасов. Есть разделы писателей]
• [uzhasov.net/ Электронная библиотека ужасов]
• [TxClub.ru/horrors/ Ужасающие рассказы]
• [alibilib.com/ Библиотека острых ощущений]

См. также

• Фильм ужасов
• Лавкрафтовские ужасы

Отрывок, характеризующий Литература ужасов

– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.