Литовские христианские демократы
| Литовские христианские демократы | |
| лит. Lietuvos krikščionys demokratai | |
| Лидер: |
Викторас Петкус (первый председатель) |
|---|---|
| Дата основания: | |
| Дата роспуска: | |
| Идеология: | |
| Интернационал: |
|
| Союзники и блоки: | |
| Количество членов: |
4500 (2008) |
К:Исчезли в 2008 году Литовские христианские демократы (лит. Lietuvos krikščionys demokratai — LKD) — христианско-демократическая партия в Литве, существовавшая с 1989 по 2008 годы. Объединилась с партией Союз отечества.
Содержание
Предыстория
Христианская демократия в Литве берёт свои истоки в середине XIX век, в первую очередь в деятельности жемайтского епископа Мотеюса Валанчюса. Первыми на территории Литвы христианскими политическими партиями стали Литовский христианско-демократический союз (лит. Lietuvių krikščionių demokratų sąjunga, LKDS) и Литовско-Белорусская католическая конституционная партия (лит. Lietuvos – Baltarusijos katalikiška konstitucinė partija) Эдварда фон Роппа.
Литовский христианско-демократический союз
Литовский христианско-демократический союз был основан в ноябре 1905 года литовским писателем и священником Юозасом Тумасом. Программа была подготовлена профессором Санкт-Петербургской католической духовной академии священником отцом Петром Бучисом, писателем и священником Адомасом Якштасом и поэтом и священником Йонасом Мачюлисом. Целями партии было сохранение влияния католической церкви в Литве, автономия Литвы, аграрная реформа, борьба против левых, в первую очередь социал-демократов. Основатели партии не смогли заручиться поддержкой католической церкви и в следующем 1906 году партия фактически прекратила своё существование. В то же время часть литовских священников в своей практической политической деятельности следовали программе партии.
В 1906 году члены Литовского ХДС основали католическое общество Žagrė, в 1908 году восстановили общество трезвости. Много внимания первые литовские христианские демократы уделяли издательской деятельности. С 1905 по 1907 годы выходила газета «Еженедельное чтение» (лит. Nedėldienio skaitymas), в 1906 году был основан католический еженедельник «Источник» (лит. Šaltinis, 1906—1925).
Литовская христианско-демократическая партия
В 1916 году в Петрограде был создан Центральный комитет христианских демократов (лит. Šaltinis), который возглавил ксендз Миколас Крупавичюс. В марте 1917 года литовский предприниматель Йонас Вайлокайтис создаёт «Народный союз» (лит. Liaudies sąjungą), который действовала только в России. В сентябре 1917 года литовские христианские демократы, участвовавшие в Вильнюсской конференции, обсудили вопрос организации единой партии. В ноябре того же года обе христианско-демократические группы объединились в Литовскую христианско-демократическую партию (лит. Lietuvos krikščioniškosios demokratijos partija, LKDP). 11 ноября 1918 года была принята программа, разработанная М. Крупавичюсом, виленским архиепископом Юргисом Матулайтисом и агрономом и учителем Александрасом Стульгинскисом. Главной своей задачей в те годы христианские демократы видели недопущение социалистической революции в Литве. Во многом из-за этого они поддержали провозглашение Литвы конституционной монархией и приглашение на трон немецкого военного и принца из Вюртембергского дома Вильгельма фон Ураха. Впрочем после поражения Германии в Первой мировой войне от идеи монархии отказались в пользу республики.
В первой половине 1920-х годов партия стала ведущей политической силой в стране. Христианские демократы входили в Совет Литвы, избранный на Вильнюсской конференции в сентябре 1917 года. Пользуясь поддержкой со стороны влиятельных в Литве католических кругов, действуя через близкие к Католической церкви и лидерам партии общественные организации, такие как «Будущники» (лит. Ateitininkai, объединение католиков-студентов и гимназистов), Союз сельских хозяев (лит. Ūkininkų sąjunga) и Федерация труда Литвы (лит. Lietuvos darbo federacija, LDF), христианские демократы трижды выигрывали выборы в Сейм. Представители партии три раза формировали правительство. Один из лидеров Христианско-демократической партии А. Стульгинскис в 1922—1926 годах был президентом Литвы. После победы на парламентских выборах 1926 года левых сил, опасаясь резкого поворота Литвы влево, лидеры партии поддержали антидемократический переворот 1926 года и вошли в новое правительство вместе с Союзом литовских националистов. В мае 1927 года христианские демократы были исключены из правительства, а в 1936 году партия была запрещена. После присоединения Литвы к СССР Христианско-демократическая партия действовала только за границей.
Печатными органами партии были католический еженедельник Vadas (1916—1917), «Свободная Литва» (лит. Laisvoji Lietuva, 1917—1919), «Страж отчизны» (лит. Tėvynės sargas, 1917—1918 и 1920—1926), «Свобода» (лит. Laisvė, 1919—1923), «Утро» (лит. Rytas, 1923—1936), «Двадцатый век» (лит. XX amžius, 1936—1940), журнал «Христианские демократы» (лит. Krikščionis demokratas, 1927—1929).
Литовские христианские демократы
10 февраля 1989 года тринадцать известных в Литве общественных деятелей выступили с заявлением, что с 16 февраля возрождается деятельность Литовской христианско-демократической партии (ЛХДП). Среди подписавших заявление были заместитель министра юстиции Временного правительства Литвы, позднее политзаключённый Повилас Силас и доктор психологии Викторас Кетуракис, оба члены довоенной Христианско-демократической партии, а также основатель Литовской Хельсинкской группы Викторас Петкус, правозащитник и политзаключённый Пятрас Гражулис, правозащитник Витаутас Богушас и другие. Первым председателем партии стал Петкус.
24 февраля 1990 года состоялись первые за 64 года многопартийные выборы в парламент Литвы, на которых в Верховный Совет республики были избраны два члена восстановленной Христианско-демократической партии — заведующий лаборатории нейрохирургии Каунасского медицинского института Эгидиюс Клумбис и биофизик того же института Альгирдас Саударгас. 11 марта того же года оба участвовали в принятии Акта о восстановлении независимого Литовского государства.
В 1990 году из-за личных амбиций и взаимных разногласий в партии произошёл раскол, в результате которого Петкус со своими сторонниками создал новую партию — Христианско-демократический союз (лит. Krikščionių demokratų sąjunga). Раскол не помешал развитию партии, которая, привлекая новых членов, создала сеть отделений по всей Литве, возобновила издание газет «Страж отчизны» и «Обзор» (лит. Apžvalga, выходила нелегально в 1942—1944 годах в Каунасе). Во время первых в постсоветской истории Литвы выборах в Сейм христианские демократы, выступавшие в союзе с Литовским союзом политических заключённых и ссыльных (лит. Lietuvos politinių kalinių ir tremtinių sąjunga) и Литовской демократической партией (лит. Lietuvos demokratų partija, LDP), смогли получить 234 368 голосов избирателей (12,61 %), завоевав 10 мандатов, из них 6 по одномандатным округам.[1] Многие представители христианских демократов были избраны в 1995 и 1997 годах в муниципальные советы, а в нескольких районах представители Христианско-демократической партии стали мэрами и их заместителями.
На выборы 1996 года христианские демократы пошли самостоятельно и набрав 136 259 голосов (9,91 %). стали второй по популярности партией страны. Завоевав 16 мандатов, в том числе 5 по округам, ЛХДП сформировала новое правительство с победителем выборов партией Союз Отечества — Литовские консерваторы.[2] Лидер христианских демократов Альгирдас Саударгас был назначен министром иностранных дел, Чесловас Станкявичюс стал министром обороны, а Зигмас Зинкявичюс возглавил министерство образования и науки. Со временем нарастающие противоречия между партнёрами по правительственной коалиции привели к её развалу. 1 июня 1999 года Совет ЛХДП принял резолюцию о прекращении коалиции.
В 1998 году от ЛХДП отделилось либеральное крыло, основавшее собственную партию — Современные христианские демократы (лит. Modernieji krikščionys demokratai, MKDP), позднее вошедшую в состав Союза либералов и центра.
Парламентские выборы в Литве 2000 года оказались для партии неудачными. Получив всего 45 227 голосов (3,07 %) христианские демократы не смогли преодолеть заградительный барьер, в одномандатных округах в Сейм были избраны всего два представителя партии. Провал на выборах привёл к воссоединению с Христианско-демократическим союзом. Новая партия получила название Литовские христианские демократы (ЛХД). Лидером стал заместитель председателя комитета Сейма по иностранным делам Казис Бобялис.
Хотя решение о воссоединении было поддержано абсолютным большинством голосов делегатов партийной конференции (250 за, 30 против), оно всё же привело к расколу партии. Часть членов ЛХДП, недовольных слиянием, образовали свою организацию, названную Литовской христианско-демократической партией, возглавил которую Зигмас Зинкявичюс.
20 марта 2004 года на внеочередной конференции ЛХД Казис Бобялис был отправлен в отставку, а партию возглавил мэр Молетского района Валянтинас Стундис. Председателем Совета партии вместо Пятраса Гражулиса стал юрист Игнас Вегеле. Сразу же после этих перестановок в руководстве христианские демократы начали готовиться к первым в истории Литвы выборам в Европейский парламент. Но структурные изменения в управлении произошли слишком поздно — 13 июня за партию проголосовали лишь 33 162 избирателей (2,75 %). Ещё хуже христианские демократы выступили на выборах в Сейм в октябре того же года. Партии отдали свои голоса всего 16 362 человека (1,37 %). Впервые в своей истории христианские демократы остались без представительства в парламенте.
17 апреля 2008 года на своём съезде литовские христианские демократы (которых в то время было около 4500) принял решение объединиться с партией Союз Отечества — Литовские консерваторы. 17 мая на объединительном съезде была создана партия получившая название — Союз Отечества — Литовские христианские демократы.[3]
Результаты выборов в Сейме
| Количество поданных голосов |
|---|
| <timeline>
ImageSize = width:350 height:200 PlotArea = left:60 right:30 top:25 bottom:30 TimeAxis = orientation:horizontal AlignBars = late Colors = id:linegrey2 value:gray(0.9) id:linegrey value:gray(0.7) id:cobar value:rgb(0.9,0.4,0.4) id:cobar2 value:rgb(0.6,0.9,0.6) DateFormat = yyyy Period = from:0 till:55 ScaleMajor = unit:year increment:10 start:0 gridcolor:linegrey ScaleMinor = unit:year increment:5 start:0 gridcolor:linegrey2 PlotData = color:orange width:22 align:left bar:1920 from:0 till:47 bar:1922 from:0 till:52 bar:1923 from:0 till:44 bar:1926 from:0 till:32 bar:1990 from:0 till:0 bar:1992 from:0 till:12 bar:1996 from:0 till:10 bar:2000 from:0 till:3 bar:2004 from:0 till:1 PlotData= textcolor:black fontsize:S bar:1920 at: 2 text: 35,16% (ЛХДП) + 11,35% (союзники) bar:1922 at: 2 text: 17,11% (ЛХДП) + 24,51% (союзники) bar:1923 at: 2 text: 14,45% (ЛХДП) + 29,33% (союзники) bar:1926 at: 2 text: 12,57% (ЛХДП) + 18,95% (союзники) bar:1990 at: 2 text: н/д bar:1992 at: 2 text: 12,61% (коалиция 3 партий) bar:1996 at: 2 text: 9,91% bar:2000 at: 2 text: 3,07% bar:2004 at: 2 text: 1,37% </timeline> |
| Мест в Сейме |
|---|
| <timeline>
ImageSize = width:350 height:200 PlotArea = left:60 right:30 top:25 bottom:30 TimeAxis = orientation:horizontal AlignBars = late Colors = id:linegrey2 value:gray(0.9) id:linegrey value:gray(0.7) id:cobar value:rgb(0.9,0.4,0.4) id:cobar2 value:rgb(0.6,0.9,0.6) DateFormat = yyyy Period = from:0 till:60 ScaleMajor = unit:year increment:10 start:0 gridcolor:linegrey ScaleMinor = unit:year increment:5 start:0 gridcolor:linegrey2 PlotData = color:orange width:20 align:left bar:1920 from:0 till:59 bar:1922 from:0 till:38 bar:1923 from:0 till:40 bar:1926 from:0 till:30 bar:1990 from:0 till:2 bar:1992 from:0 till:18 bar:1996 from:0 till:11 bar:2000 from:0 till:2 bar:2004 from:0 till:0 PlotData= textcolor:black fontsize:S bar:1920 at: 2 text: 24 (ЛХДП) + 35 (союзники) bar:1922 at: 2 text: 15 (ЛХДП) + 23 (союзники) bar:1923 at: 2 text: 14 (ЛХДП) + 26 (союзники) bar:1926 at: 2 text: 14 (ЛХДП) + 16 (союзники) bar:1990 at: 2 text: 2 bar:1992 at: 2 text: 18 (коалиция 3 партий) bar:1996 at: 2 text: 11 bar:2000 at: 2 text: 2 bar:2004 at: 2 text: 0 </timeline> |
Напишите отзыв о статье "Литовские христианские демократы"
Примечания
- ↑ University of Essex: [www2.essex.ac.uk/elect/database/indexElections.asp?country=LITHUANIA&election=lt92 1992 Parliamentary Elections] (англ.)
- ↑ [www.ipu.org/parline-e/reports/arc/2189_96.htm 1996 Seimas Elections]. Inter-Parliamentary Union (англ.)
- ↑ vtv.lt: [www.vtv.lt/naujienos/politika-ir-visuomene/konservatoriai-susijunge-su-krikscionimis-demokra.html Konservatoriai susijungė su krikščionimis demokratais]. 17.05.2008 (лит.)
Отрывок, характеризующий Литовские христианские демократы
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
