Литовские имена
Поделись знанием:
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
Литовские имена, как и имена представителей большинства европейских народов, состоят из двух основных элементов: личного имени (лит. vardas) и фамилии (лит. pavardė). Обычно сначала пишут имя, потом фамилию; обратный порядок используется почти исключительно в упорядоченных по алфавиту списках и указателях (в том числе в заголовках статей традиционных энциклопедий).
Содержание
Имя
Ребёнку в Литве даётся обычно одно или два имени. Ныне использование двух имён, зафиксированных в официальных идентификационных документах (паспорт, идентификационная карточка) в повседневных ситуациях считается претенциозным, и одно из двух имён обычно опускается (например, Альгирдас Миколас Бразаускас известен как Альгирдас Бразаускас).
Как и в других европейских странах, имена по происхождению являются большей частью традиционными литовскими (балтскими; Kęstutis; Birutė, Aldona) или образованными по архаичным моделям и христианскими — литуанизированными именами персонажей Библии и святых (Andrius — Андрей, Antanas — Антоний, Jurgis — Георгий, Jonas — Иоанн, Povilas — Павел). Также очень распространены имена, означающие природные явления, небесные тела, растения (Rasa — роса, Audra — буря, Aidas — эхо, Linas — лён) или являющиеся названиями рек и местностей (Ūla — Ула, Neringa — Неринга).
Фамилия
Женские фамилии отличаются от мужских и образуются от основы фамилии отца с помощью суффиксов -айт-, -ит-, -ут-, -ют- и окончания -е (напр., Даукантас — Даукантайте, Буткус — Буткуте, Катилюс — Катилюте); фамилии замужних женщин образуются с помощью суффиксов -ен-, реже -увен-, -ювен- и окончания -е (например, Варнас — Варнене, Гринюс — Гринювене). При замужестве женщины меняют окончание фамилии, указывая, что они замужем. Смена основы фамилии на одинаковую с мужем не обязательна.
| Мужчина | Замужняя женщина (вдова) | Незамужняя женщина |
|---|---|---|
| Sauliūnas | Sauliūnienė | Sauliūnaitė |
| Kairys | Kairienė | Kairytė |
| Adamkus | Adamkienė | Adamkutė |
| Tomkus | Tomkienė/Tomkuvienė | Tomkutė |
| Kubilius | Kubilienė | Kubiliūtė |
С 26 июня 2003 года разрешено женщинам выбирать вариант фамилии без указания семейного статуса, без использования суффиксов, добавляя к основе фамилии окончание -е (напр., Даукантас — Дауканте, Буткус — Бутке, Катилюс — Катиле, Варнас — Варне, Лапе — Лапе)[1].
Напишите отзыв о статье "Литовские имена"
Примечания
- ↑ [www.vlkk.lt/lit/10113 Dėl moterų pavardžių darymo] (лит.). Valstybinė lietuvių kalbos komisija (26 июня 2003). Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb4PflO Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
Литература
- На литовском языке
- Lietuvių vardų kilmės žodynas. — Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidybos institutas, 2007. — 353 p. — ISBN 5-420-01611-7. (лит.)
- Lietuvių pavardžių žodynas. — Vilnius: Mokslas, 1985. — T. 1. — 1151 p. — ISBN 5-420-00404-6; 1989. — T. 2. — 1354 p. — ISBN 5-420-00404-6. (лит.)
- Maciejauskienė V. Lietuvių pavardžių susidarymas XIII—XVIII a. — Vilnius: Mokslas, 1991. — 319 p. — ISBN 5-420-00780-0. (лит.)
- Zinkevičius Z. Lietuvių antroponimika: Vilniaus lietuvių asmenvardžiai XVIII a. pradžioje. — Vilnius: Mokslas, 1977. — 304 p. (лит.)
- На русском языке
- Юркенас Ю. Основы балтийской и славянской антропонимики. — Вильнюс: «Ciklonas», 2003. — 194 с. — ISBN 9955-497-40-8.
- Валянтас С. Двусоставные антропонимы — реликты поэзии балтов // [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=108:-l-r&catid=8:2009-08-05-10-47-42&Itemid=8 Балто-славянские исследования. XVI.] — М.: Индрик, 2004. — С. 201—224. — ISBN 5-85759-269-0.
- Кузнецов Ю. П. [www.archive.perm.ru/elsear.php?keywords=%C6%E8%E2%E0%FF+%F1%F2%E0%F0%E8%ED%E0&category=4&fond=0&opis=-1&tablename=el_dela Древние двуосновные личные имена у литовцев, их состав и происхождение] // Живая старина. — СПб., 1896. — № 1. — С. 32—50.
- Зинкявичюс З. К вопросу о литовско-польских языковых контактах по данным антропонимии г. Вильнюса начала XVII в. // [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=108:-l-r&catid=8:2009-08-05-10-47-42&Itemid=8 Балто-славянские исследования.] — М.: Наука, 1974. — C. 136—143.
- Зинкявичюс З. Инвентари имений XVII века — источник антропонимии и демографии Восточной Литвы // [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=672:-70-1998&catid=29:2010-03-24-13-39-59&Itemid=62 ΠΟΛΥΤΡΟΠΟΝ. К 70-летию Владимира Николаевича Топорова.] — М.: Индрик, 1998. — С. 165—184. — ISBN 5-85759-075-2.
- Словарь древнепрусских имён
- Trautmann R. [donelaitis.vdu.lt/prussian/bookart.htm Die altpreußischen Personennamen. 2 Aufl.] — Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1974. — 204 s. — ISBN 3-525-27302-9. (нем.)
Ссылки
- [www.countries.ru/library/countries/litva/lt_antroponyms.htm Литовские антропонимы]. Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb4w8ay Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
- Баранаускас Т. [viduramziu.istorija.net/ru/names.htm Древние литовские имена]. Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb5xdqx Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
- [www.stat.gov.lt/en/pages/view/?id=1391 Самые популярные имена и фамилии жителей Литвы] (англ.). Statistics Lithuania (25 May 2012). Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb7gGIt Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
- [www.obzor.lt/news/n5122.html Фамилии Литвы. Интервью с З. Зинкявичюсом]. Проверено 28 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CYkTRRrG Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
- Schmalstieg William R. [www.lituanus.org/1982_3/82_3_01.htm Lithuanians names] (англ.). Lituanus 28 (3) (1982). Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb8W6X9 Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
- Klimas A. [www.lituanus.org/1986/86_4_08.htm Рецензия на «Lietuvių pavardžių žodynas: A—K»] (англ.). Lituanus 32 (4) (1986). Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb97HaT Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
- Klimas A. [www.lituanus.org/1990_3/90_3_09.htm Рецензия на «Lietuvių pavardžių žodynas: L—Ž»] (англ.). Lituanus 36 (3) (1990). Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68hb9YqE6 Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
Отрывок, характеризующий Литовские имена
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
