Статуты Великого княжества Литовского

Стату́т Великого княжества Литовского — свод законов Великого княжества Литовского, составлявший правовую основу государства. Первый Статут, состоящий из 13 разделов (283 статьи) был издан в 1529 году. Статут регламентировал вопросы гражданского, уголовного и процессуального права. Второй Статут был издан в 1566 году и отражал социально-экономические и политические изменения. Третий Статут был издан в 1588 году и действовал на территории ВКЛ до полной его отмены в 1840 году. В преамбуле последней конституции Литовской Республики Статуты названы правовыми фундаментами литовского государства.

Редакции

Статут ВКЛ издавался три раза: в 1529, 1566 и 1588 годах на Западнорусском языке.

Кодекс был составлен в Великом княжестве Литовском в XVI веке и продолжал сохранять свою силу в бывших областях этого государства в качестве сборника их гражданских законов почти до половины XIX века. Упоминания о «Статуте Великого Княжества Литовского» или о «Статуте земском» встречаются в источниках ещё в последней четверти XV и первой XVI века, но тогда под этими терминами понимался не какой-либо кодекс, а вся совокупность земских «устав и ухвал», равно как земских и областных привилеев, издававшихся великим князем литовским и его радой.

Необходимость кодификации законов, вытекавшая как из пестроты права, источниками которого служили старые обычаи и новые жалованные грамоты, или «привилеи», великих князей, так и из стремлений усилившейся шляхты высвободиться из-под тяжести великокняжеской власти, повела к изданию в 1529 г. на виленском сейме кодекса законов под именем Статута Великого Княжества Литовского. Большинство исследователей держится того мнения, что этот первый, или «старый», Статут никогда не был напечатан и действовал только в писанной форме. Профессор Ф. И. Леонтович приводил, однако, свидетельство одного акта 1552 г. о «друкованом», или печатном, Статуте.

Статут 1529 г. не был особенно благоприятен для шляхты и заключал в себе немало устарелых и весьма суровых постановлений. Поэтому уже на берестейском сейме 1544 г. литовские чины просили короля Сигизмунда I об исправлении Статута, но пересмотр и новое издание последнего осуществились лишь при Сигизмунде Августе на сеймах 1564, 1565 и 1566 годов. Окончательно утверждена новая редакция, известная под названием второго Статута, привилеем 1 марта 1566 года.

Вскоре поднялся вопрос о новом исправлении Статута. Исправленный на поветовых сеймиках и утвержденный на головном съезде литовских чинов в Волковыске (1584), он был просмотрен на варшавском элекционном сейме 1587 г. и окончательно утвержден на коронационном сейме 1588 г. В том же году этот «третий Статут» был издан на западнорусском языке подканцлером Львом Сапегой в Вильне. Это издание и было оригиналом закона; многочисленные польские переводы, начавшиеся с 1616 г., такого значения не имели и носили частный характер.

Перевод 1811 года

После присоединения территорий Великого княжества Литовского к Российской империи населению этих территорий предоставлено было первоначально пользование местными законами, и таким образом было сохранено значение Литовского Статута в гражданских делах. Это привело к необходимости перевода Литовского Статута на современный русский язык для пользования сенаторов, и в 1811 г. был напечатан такой перевод, выполненный под наблюдением обер-прокурора 3-го департамента сената Посникова с польского издания 1786 г.

Издание 1811 г. получило широкое распространение в Малороссии и бывших литовских областях; уже через 10 лет понадобилось новое издание. Когда к нему приступили, в «Северном Архиве» появилась статья, доказывавшая, что польское издание 1786 г. даёт весьма искажённый текст Литовского Статута.

Перепечатка сенатского издания была приостановлена, и возникший вопрос отнесён на рассмотрение комитета министров, высочайше утверждённое положение которого признало подлинником Литовского Статута текст на западнорусском письменном языке 1588 года, а наиболее верным переводом — польское издание 1616 г.

Была образована особая комиссия из чинов министерства юстиции и министерства народного просвещения, на которую было возложено изготовление нового перевода Литовского Статута на современный русский язык, причём предполагалось тексту этого перевода дать обязательную силу. Работы комиссии были закончены к 1834 году, но под влиянием событий 1830—1831 г. труд комиссии остался бесполезным, а в 1840 году действие Литовского Статута было отменено во всех бывших литовских областях.

Литература

• Tad. Czacki, «О litewskich i polskich prawach» (Варшава, 1800—1801);
• его же, «О źródłach praw, które miały moc obowiązującą w Polsce i Litwie» («Dziennik Wileński», 1823; русский перевод в «Вестнике Европы», 1824);
• Linde, «О Statucie Litewskim, ruskim językiem i drukiem wydanym, wiadomość», (1816)
• J. Daniłowicz, «Opisanie bibliograficzne dotąd znanych exemplarzy Statutu Lit.» («Dziennik Wileński», 1823; русский перевод Анастасевича,
• «Библиографическое известие об известных доныне экземплярах Литовскаго Статута», 1823);
• Данилович, «Historischer Blick auf die litauische Gesetzgebung. I. Der Lit. Statut» («Dorp. Jahrbücher», 1824; русский перевод, «Юрид. Записки», Редкина, 1841, I);
• Д. Данилович, «О Литовском Статуте» («Ж. M. H. Пр.», 1838, 2);
• Нечто о Литовском Статуте («Северный Архив», 1823, VII);
• Ф. И. Леонтович, «Русская Правда и Литовский Статут» («Киевские Университетские Известия», 1865 и отд.);
• Чарнецкий, «История Литовского Статута» («Киев. Ун. Изв.», 1866-67);
• А. Боровиковский, «Об особенностях гражданского права Полтавской и Черниговской губерний» («Ж. М. Ю.», 1867, т. XXXII);
• А. Квачевский, «Законы Черниговской и Полтавской губ.» («Журн. Гражд. и Угол. права», 1875, № 1); * его же, «Литовский Статут как источник местных прав» (там же, 1876, № 4);
• M.Ф. Владимирский-Буданов, «Отношение между Литовским Статутом и Уложением царя Алексея Михайловича» («Сборник Государственных Знаний», 1877, IV);
• А. Кистяковский, «Права, по которым судится малороссийский народ» (Киев, 1879);
• Баршевский, «Краткая история Литовского Статута» («Киев. Ун. Изв.», 1882, № 6);
• H. Максименко, «Источники уголовных законов Литовского Статута» (Киев, 1894);
• И. Малиновский, «Учение о преступлении по Литовскому Статуту» (Киев, 1894);
• Шишанов, В. А. К истории экземпляра Статута ВКЛ 1588 г. из библиотеки А. П. Сапунова / В. А. Шишанов // Віцебскія старажытнасці: матэрыялы навук. канф., прысвеч. 50-годдзю знаходкі берасцаной граматы ў Віцебску і 150-годдзю з дня нараджэння А. Р. Брадоўскага, 22 — 23 кастрыч. 2009 г., Віцебск / рэдкал. Г. У. Савіцкі [і інш.]. — Мінск: Медысонт, 2010. — С. 263—267.[vash2008.mylivepage.ru/file/1774_Общие/17958_ВитебскиеДревности2010.pdf];
• Г. Демченко, «Наказание по Литовскому Статуту» (Киев, 1894);
• С. Бершадский, «О наследовании в выморочных имуществах по литовскому праву и Литовскому Статуту и польские конституции» (СПб., 1893);
• С. Пташицкий, «К вопросу об изданиях и комментариях Литовского Статута»
• Он же: «К истории литовского права после третьего Статута» (СПб., 1893);
• Ф. И. Леонтович, «Спорные вопросы по истории русско-литовского права» (СПб., 1893).
• S. Lazutka, I. Valikonytė, E. Gudavičius. Первый Литовский статут (1529 г.). — Vilnius: Margi raštai, 2004. — 522 с. — ISBN 9986-09-274-4.

Ссылки

• [vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Litva/XVI/1520-40/Statut1529/pred.htm Статут Великого княжества Литовского 1529 года]
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/lit_stat.php Фрагменты Статута Великого княжества Литовского 1529 года на современном русском языке]
• [litopys.org.ua/statut2/st1566.htm Статут Великого княжества Литовского 1566 года]
• [starbel.narod.ru/statut1588.htm Статут Великого княжества Литовского 1588 года]
• [www.drevnyaya.ru/vyp/stat/s4_26_1.pdf Васильев С. В. НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ТЕРМИНЫ ПСКОВСКОЙ СУДНОЙ ГРАМОТЫ И I ЛИТОВСКОГО СТАТУТА] //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 4 (26). С. 5-10.

Отрывок, характеризующий Статуты Великого княжества Литовского

– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.