Литовский фронт активистов
Литовский фронт активистов, ЛФА (Фронт литовских активистов[1] лит. Lietuvos Aktyvistų Frontas, LAF) — подпольная организация сторонников литовской независимости, существовавшая в октябре 1940 — сентябре 1941 и ставившая целью восстановление независимости Литвы при поддержке гитлеровской Германии.
Содержание
История
Основателем организации считается литовец Казис Шкирпа (Kazys Škirpa), в момент присоединения Литвы к СССР занимавший пост посла Литвы в Германии. Одним из активистов ЛФА являлся Пятрас Паулайтис. Подпольные ячейки ЛФА возникли в разных городах Литвы. Политические воззрения членов организации были весьма различными.
22 апреля 1941 года в Каунасе сторонники ЛФА сформировали Временное правительство Литвы [2]. Премьер-министром был назначен Казис Шкирпа. Планировалось, что правительство придёт к власти после того как немецкая армия вытеснит из Литвы советские войска. Однако, вскоре после этого большинство членов правительства были арестованы органами НКВД.
Вооруженное восстание в июне 1941
22 июня 1941 года, после нападения гитлеровской Германии на СССР, сторонники ЛФА подняли вооруженное восстание против Красной Армии. Их выступления были спланированными и организованными, в результате чего жертвы среди сторонников ЛФА были намного меньшими, чем среди сторонников Советской власти.
23 июня было провозглашено заявление о восстановлении независимости Литвы и воссоздании правительства республики (Временное правительство Литвы). Тем не менее, Казис Шкирпа не смог приступить к исполнению обязанностей премьер-министра, так как находился под домашним арестом в Германии. Временное правительство возглавил Ю. Амбразявичюс.
Декларация 23 июня
23 июня по Каунасскому радио была передана следующая декларация[3]:
|
Образованное Временное правительство вновь возрождающейся Литвы сим объявляет восстановление свободного и независимого государства Литва. Перед всем миром с чистой совестью молодое Литовское государство обещает принять участие в организации Европы на новых основах. Измученный большевистским террором литовский народ решается строить своё будущее на основах национального единства и социальной справедливости.
<в качестве слова «народ» в этом обращении используется лит. tauta, подчеркивающее этническую, а не гражданскую общность> |
|
Этнические чистки
Сторонники ЛФА не только проводили диверсии против частей Красной армии, но и устроили этнические чистки, убивая евреев и грабя их имущество[4]. Расправы начались в первый же день восстания, 23 июня, ещё до прихода немецких войск. Евреев уничтожали целыми семьями —от грудных младенцев до стариков.
Немцы, однако, не проявили интереса к восстановлению литовской независимости. Вскоре после занятия Литвы немецкими войсками была сформирована оккупационная администрация во главе с П. Кубилюнасом, а Литва была включена в Рейхскомиссариат Остланд и получила статус генерального округа.
26 сентября 1941 года ЛФА был запрещён, а многие его активисты отправлены в концлагеря. Лояльные к германским властям сторонники ЛФА вошли в состав оккупационной полиции.
Современная оценка действий ЛФА в Литве
В сентябре 2000 года парламентом Литвы был одобрен акт, провозглашающий приведенную выше Декларацию правовым актом современной Литовской республики. Было подано голосов: За 48, Против 0, воздержались 3. После нескольких консультаций спикера парламента В. Ландсбергиса с президентом страны и послом США последовало его заявление о поспешности принятия Акта.[5]
См. также
- Временное правительство Литвы
- Полиция безопасности Литвы
- Холокост в Литве
- Лесные братья (1940—1957)
- Прибалтийский коллаборационизм во Второй мировой войне
Напишите отзыв о статье "Литовский фронт активистов"
Примечания
- ↑ Гуськов A. M. Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. — М.: Русь, 2004. — [statehistory.ru/books/16/Anatoliy-Guskov_Pod-grifom-pravdy/101 Гл. 7. Вехи послевоенных лет.]
- ↑ [www.is.lt/voruta/article.php?article=604 Sigitas Jegelevičius. 1941 m. Lietuvos laikinosios vyriausybės atsiradimo aplinkybės (Обстоятельства возникновения временного правительства в Литве в 1941 г.)] // «Voruta», June 11, 2004. — No. 11 (557). (лит.)
- ↑ «Seimo Kronika» — № 23 (162) — p. 5-7. (лит.)
- ↑ [books.google.com/books?vid=ISBN0300108532 Kazimierz Sakowicz. Ponary diary, 1941-1943: A Bystander's Account Of A Mass Murder] / Yitzhak Arad (Editor), Laurence Weinbaum (Translator) — Yale: Yale University Press, 10.12.2005 — 176 p. (англ.)
- ↑ «Seimo Kronika» — № 23 (162). (лит.)
Ссылки
- [www.genocid.lt/GRTD/Konferencijos/lietuvi.htm Dr. Valentinas Brandišauskas Lietuvių aktyvistų frontas, Laikinoji Vyriausybė ir žydų klausimas]: a presentation delivered during a seminar-discussion — March 23, 1999.
Отрывок, характеризующий Литовский фронт активистов
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
