Вечный мир (1449)

Вечный мир — мирный договор, подписанный Василием II, великим князем московским, и Казимиром IV, королём польским и великим князем литовским, 31 августа 1449 года. Устанавливал границы сфер влияния двух государств в Восточной Европе.

Предпосылки договора

См. также: Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453)

На протяжении XIV века великие княжества Литовское и Московское распространили своё влияние на все русские земли, за исключением захваченных Польшей (1340—1392). Литовско-московская граница была определена в 1408 году.

В 1447 году московский князь Василий Васильевич выгнал из Москвы своего основного внутриполитического противника Дмитрия Шемяку, а Казимир Ягайлович стал польским королём, сохранив и титул великого князя Литовского. Вскоре в Литве разгорелась распря между князем Юрием Семёновичем (Лугвеньевичем) и Казимиром IV. Закрепившийся в Смоленске Юрий после первой неудачной попытки был выбит Казимиром и бежал в Москву. Также у Казимира сложно складывались отношения с сыном прежнего великого князя Литовского Сигизмунда Кейстутовича. К 1449 году во внутренних конфликтах обоих государств наступило временное затишье. С целью избежания боевых действий между двумя крупнейшими центрами консолидации земель, необходимо было разделить сферы влияния в других русских княжествах.

Положения договора

В договоре было прописано, к какой земле «тянут» те или иные земли, города, волости и князья со своими владениями.

Великое княжество Литовское (ВКЛ) отказывалось от претензий на Новгород и Псков. Обговаривались все варианты вмешательства Казимира IV в дела Новгородской и Псковской земель. В договоре были обозначены границы вмешательства великого князя литовского во внутренние дела земель. В случае войны Великого Новгорода и Пскова с Ливонским орденом, или Великим княжеством Московским Великое княжество Литовское не должно было вмешиваться в ход конфликта на стороне Новгорода и Пскова, возможность его политического влияния была полностью исключена. Контроль над судопроизводством переходил к великому князю московскому.

Власть над Пусторжевской, Луцкой землями, Холмским и Березовским погостами, волостями Велила, Морева и др., сохранялась за ВКЛ.

В договоре сохранялась зависимость Тверского княжества от Литвы. При отказе повиноваться суду тверича дело рассматривал великий князь литовский. Великое княжество Тверское было признано в сфере влияния Великого княжества Литовского. При этом, отношения тверского великого князя Бориса Александровича и Казимира IV, были довольно напряженными. Ржев уступался Твери, а литовско-московская граница в районе Ржева была чётко определена. В договоре декларировалась свобода действий тверского и рязанского великих князей. Иван Фёдорович, при желании, мог перейти на сторону Казимира IV. Несмотря на декларированную в грамоте свободу от Москвы и даже зависимость от ВКЛ, Рязань и Тверь довольно скоро оказались в сфере влияния великого князя московского.

Смоленск, Любутск, Мценск были отнесены к Великому княжеству Литовскому.

Верховские князья Новосильские оставались под литовской властью, но при этом сохраняли частичную автономию, вотчины же Федора Блудова, Александра Хлепенского и Романа Фоминского, а также доля Юрия Ромейковича и места Федора Святославича должны были принадлежать Москве.

У Серенска сохранялось особое совместное управление, идущее со времен Ольгерда.

Также Казимир IV обязался не принимать у себя Дмитрия Шемяку, а Василий — Михаила Сигизмундовича.

Последствия

Договор утвердил зоны господства и влияния двух крупнейших государств Восточной Европы в русских княжествах, формально независимые русские земли были поделены между Вильной и Москвой. Вплоть до войны (1487—1494) между Великим княжеством Литовским и Великим княжеством Московским держался мир. Вскоре после заключения мира начались московско-новгородские войны, приведшие к поглощению Новгородской республики Московским великим княжеством.

См. также

• Василий II Тёмный
• Казимир IV

Литература

• Темушев В. Н. [www.hist-geo.net/index.php?p=88&more=1&c=1&tb=1&pb=1 Литовско-московский договор 1449 года. Раздел сфер влияния в Восточной Европе] // Весці Нацыянальнай Акадэміі Навук Беларусі. Серыя гуманітарных навук. — 2005. — № 5. — Ч. 2. — С. 77—79.

Отрывок, характеризующий Вечный мир (1449)

– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.