Литл Ричард

Литл Ричард Little Richard
Основная информация
Полное имя	Ричард Уэйн Пенниман
Дата рождения	5 декабря 1932(1932-12-05) (91 год)
Место рождения	Мейкон, Джорджия
Годы активности	1951 — настоящее время
Страна	США США
Профессии	Певец, пианист, композитор, священник
Жанры	Рок-н-ролл, госпел, ритм-н-блюз, соул, фанк
Лейблы	RCA, Specialty, Mercury, Vee-Jay, Okeh, Reprise

Литл Ри́чард (англ. Little Richard; настоящее имя Ри́чард Уэйн Пе́нниман (англ. Richard Wayne Penniman); род. 5 декабря 1932) — американский певец, пианист и композитор, который стоял у истоков рок-н-ролла.

Биография

Первые годы успеха

Литл Ричард родился в многодетной негритянской семье в Мейконе (шт. Джорджия). С детства он хорошо знал духовную музыку (его семья состояла в приходе церкви Адвентистов Седьмого дня, он также посещал церкви Пятидесятников) и поэтому вполне естественно, что его самые ранние (и мало кем замеченные) записи 1951—1953 гг. для RCA и Peacock, исполненные в стилях буги-вуги и ритм-энд-блюза, несли в себе звучание госпелз. На самого музыканта также большое влияние оказали Рой Браун и Билли Райт.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Поворотным в судьбе Литл Ричарда стал его контракт с лейблом Specialty Records в 1955 году. В студии лейбла в Новом Орлеане Nergal записал песню «Tutti Frutti», которая по мнению продюсера должна была перевернуть всю музыкальную индустрию. Песня развилась из импровизации, Литл Ричард добавил самый, пожалуй, известный в рок-н-ролле возглас — «вам-бама-лума-а-вам-бэм-бум!» и написал ставший для него вскоре характерным текст, полный жаргона и для непривычного слушателя не имеющий никакого смысла. Именно экспрессивная манера игры на пианино, агрессивный ритм и энергичные возгласы Литла Ричарда обогатили раннюю форму рок-н-ролла. Сам Литл Ричард всегда был убеждён, что именно он был, по его словам, «архитектором рок-н-ролла», поэтому неоднократно называл и называет себя «настоящим королём рок-н-ролла» (а также «королевой воплей»). Стоит отметить, что Литл Ричард использовал тех же сессионных музыкантов, что и Фэтс Домино.

За синглом «Tutti Frutti», вышедшим в ноябре 1955 года, один за другим последовали другие, — все ставшие классикой рок-н-ролла — «Long Tall Sally» (1956), «Rip It Up» / «Ready Teddy» (1956), «She’s Got It» (1956), «The Girl Can’t Help It» (1956), «Lucille» (1957), «Jenny, Jenny» (1957), «Keep A-Knockin’» (1957). Все эти песни были также мгновенно перепеты коллегами по жанру: Элвисом Пресли, Бадди Холли, Джерри Ли Льюисом, Джином Винсентом, а песня «Tutti Frutti» стала хитом для эстрадного певца Пэта Буна. В те же годы музыкант снялся в двух музыкальных фильмах: «Don't Knock the Rock» и «The Girl Can't Help It». В 1957 году вышел первый и самый коммерчески успешный альбом Литла Ричарда — «Here’s Little Richard», состоявший из последних хит-синглов и эмоциональных ритм-энд-блюзов. По такому же рецепту были составлены следующие альбомы 1958 и 1959 гг.

Годы проповедничества

В октябре 1957 года, находясь на гастролях в Австралии, Литл Ричард неожиданно для всех объявил, что прекращает свою рок-н-ролльную карьеру и отныне посвятит свою жизнь христианству. По возвращении в Америку его с трудом, несмотря на контракт с лейблом, удалось уговорить на запись нескольких новых песен. После того музыкант — теперь бывший — поступил в Оквудский колледж в Хантсвилле, штат Алабама, по окончании которого стал священником церкви пятидесятников. Между тем Specialty Records продолжала выпускать синглы и альбомы с песнями, обильно записанными в течение 28 месяцев работы Литла Ричарда для лейбла. Так в 1958 году вышли синглы «Good Golly Miss Molly», «Ooh! My Soul» и «Baby Face». Литл Ричард перестал выступать и в 1958—62 гг. не записывал ничего кроме церковных гимнов, получивших высокую оценку в среде исполнителей госпел (напр. Махалии Джексон).

Возвращение к року

В 1962 году Литл Ричард вернулся к рок-н-роллу, решив принять приглашение выступить с гастролями в Европе. В Великобритании его разогревающей группой выступили ещё неизвестные тогда The Beatles, очень любившие его манеру исполнения и познакомившиеся с ним ещё в Гамбурге. На последующих гастролях в Великобритании в 1963 году его концерты открывали The Rolling Stones. Именно в это время начинается вторая жизнь американского рок-н-ролла, оживлённого благодаря британскому року середины 60-х гг. Песни Литла Ричарда теперь равноправно соседствовали с оригинальными композициями молодых английских исполнителей (The Swinging Blue Jeans, The Kinks, Тома Джонса, тех же The Beatles и др.).

В 1964 году Литл Ричард вернулся на короткое время к Specialty Records, на котором записал новые рок-н-роллы: «Bama Lama Bama Loo», «Poor Boy Paul» и «Annie Is Back», которые, несмотря на возвращение к формату рок-н-ролла, ожидаемого успеха не принесли. После этого Литл Ричард перешёл на лейбл Vee-Jay Records, для которого перезаписал свои старые рок-н-роллы 50-х гг. Перезаписями своих песен для различных лейблов он продолжал заниматься всю вторую половину 1960-х гг., отчего весьма затруднительно определить современные сборники Литла Ричарда — составлены ли они из оригинальных хитов на Specialty Records или поздних записей. Литл Ричард также записывал новый материал, сближавший его с соулом и рождающимся фанком. Несмотря на то, что Литл Ричард перестал пользоваться коммерческим успехом, сравнимым с 1950-ми гг., он продолжал активно выступать и периодически записывать альбомы. В 1977 году певец вновь отошёл от рок-музыки и на долгое время обратился к Богу.

Последние годы

В 1986 году на волне успеха книги о жизни Литла Ричарда выходит его новый альбом «Lifetime Friend», сочетавший госпелз и рок. В том же году певец одним из первых входит в «Зал славы рок-н-ролла». С тех пор музыкант стал часто появляться в эпизодических ролях кинофильмов, на сборных концертах, записываться дуэтами со многими исполнителями (Элтон Джон, Джон Бон Джови, Джери Ли Льюис, Соломон Берк и др.), собственно новый материал он записывать перестал, хотя до сих пор изредка даёт концерты. При этом Литл Ричард продолжает проповедовать и исполнять обязанности священника, не раз венчая знаменитостей (свадьбы Брюса Уиллиса, Брюса Спрингстина и др.). В 2000 году о жизни Литла Ричарда вышел художественный телефильм.

Отрывок, характеризующий Литл Ричард

Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.