Литургия в Англиканской церкви

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Литургия (оригинальные названия англ. Holy Communion (Святое Причастие), англ. Lord's Supper (Вечеря Господня, раньше переводилось как обедня, в противовес мессе), сейчас часто называется англ. Holy Eucharist (Святая Евхаристия)) — богослужение Англиканской церкви, во время которого совершается таинство евхаристии.





История и догматическое обоснование

В ходе английской Реформации понимание литургии существенно изменялось несколько раз. «Книга епископов» (1537) и «Шесть статей» (1539) сохраняли католический взгляд на мессу: признавалось пресуществление, причащение мирян только под одним видом, дозволялись частные мессы. Непризнание «Шести статей» приравнивалось к преступлению, наказание за которое варьировалось от штрафа или тюремного заключения до смертной казни. Такое положение сохранялось до смерти Генриха VIII.

В царствование Эдуарда VI Англиканская церковь решительно порвала с католическим наследием. Томас Кранмер разработал на основе латинских богослужебных книг (Миссал, Бревиарий, Ритуал и проч) единую богослужебную книгу для Церкви Англии — Книгу общих молитв (первый вариант — 1549, второй исправленный — в 1552 году). В том же 1552 году Кранмер завершил работу над вероучительным документом — «Сорока двумя статьями», содержавшим догматическое обоснование произошедших богослужебных изменений. «42 статьи» получили одобрение Эдуарда VI в 1553 году, но так и не были введены в действие. После смерти короля его преемница Мария Тюдор восстановила богослужебные чинопоследования в том виде, в каком они существовали на момент Генриха VIII, а затем воссоединила Англиканскую церковь с Католической.

После смерти Марии её сестра Елизавета I вновь ввела в действие Книгу общих молитв 1552 года (1559), сделав её обязательной Актом о единообразии. Догматическое изложение учения Англиканской церкви было завершено изданием в 1563 году «Тридцати девяти статей».

39 статей излагает взгляд Англиканской церкви на евхаристию следующим образом.

  • Евхаристия, вместе с крещением, является таинством, то есть «не просто внешним выражением или образом христианского исповедания, но явным свидетельством и действенным знаком милости и благоволения Божия к нам, укрепляющим и подтверждающим нашу веру в Него» (ст.25).
  • Во время Вечери Господней все «праведно, достойно и с верою участвующие в таинстве» причащаются Тела и Крови Христовых (ст.28).
  • В то же время «порочные и лишённые живой веры люди, хотя плотским и видимым образом и дробят своими зубами … таинство Тела и Крови Христовой, ни коим образом не являются причастниками Христовыми. Напротив, они вкушают и пьют столь великое таинство к собственному осуждению» (ст. 29)
  • Теория пресуществления не принимается, так как «не может быть подтверждена Священным Писанием, противоречит ясным словам Писания, искажает природу таинства и даёт повод для многочисленных суеверий.» (ст.28) В связи с этим, не принимаются католические обычаи хранения запасных Даров, процессий с Дарами, поклонения Дарам (ст. 28).
  • Истинность причащения Тела и Крови Христовых и одновременный отказ от теории пресуществления примиряются так: «Тело Христово даётся, принимается и вкушается на Вечере только в небесном и духовном смысле. Средство, которым Тело Христово принимается и съедается на Вечере, есть вера» (с. 28). Евхаристия принимается, таким образом, исключительно верой, без рассуждения о природе таинства.
  • Духовенство и миряне причащаются одинаково — под двумя видами (ст.30).
  • Католическое представление о бескровной жертве мессы решительно отвергается: «жертвоприношения месс, которые, как обычно утверждалось, священники приносили Христу за живых и мёртвых для исцеления и прощения грехов, являются богохульными байками и опасным обманом» (ст. 31)
  • Евхаристия действительна для всех «с верою праведно принимающих таинства», даже если совершается недостойным священнослужителем, так как порочность последнего «не умаляет действия Христовых повелений и благодати даров Божиих» (ст. 26) Действительность таинства является следствием веры причащающегося, а не формы и буквы священнодействия.

Таким образом, Англиканская церковь в «39 статьях» утверждает действительность евхаристии как таинства и реальное причащение верных Тела и Крови Христовых. Вместе с тем, «39 статей» не содержат удовлетворительного догматического объяснения таинства, лишь отвергая (бескровная жертва, теория соприсутствия) или, мягче, не принимая католические представления (пресуществление). Такой подход позволяет мирное сосуществование в рамках Англиканской церкви различных трактовок евхаристии: пресуществление (по букве «39 статей» оно не принимается, но не отвергается), соединение в таинстве (консубстанция), воспоминание. Англиканское понимание евхаристии, таким образом, оказывается сложным симбиозом католических и лютеранских представлений, причём буква «39 статей» оставляет достаточно широкое поле для различных не всегда согласующихся друг с другом богословских теорий. При всём этом «Книга общих молитв», появившаяся практически одновременно с «39 статьями», жёстко определяет и точно предписывает форму и букву англиканских богослужений, в том числе литургии.

Во время Английской революции «Книга общих молитв», «Акт о единообразии» и «39 статей» перестали быть обязательными. После Реставрации Стюартов и восстановления государственной Церкви Англии эти документы были вновь изданы. Новая Книга общих молитв 1662 года, являющаяся по настоящее время официальной богослужебной книгой, в основном повторяет предыдущую версию 1552 года. Излагаемый ниже чин литургии приводится в соответствии с этой книгой.

Литургия по Книге общих молитв 1662 года

Согласно «Книге общих молитв» литургия должна совершаться только, если о своём намерении причащаться заявят не менее трёх прихожан (не считая священника). В кафедральных соборах и университетских церквах, в которых служит более одного священника, все клирики обязаны причащаться, как минимум, каждое воскресенье. Таким образом, «Книга общих молитв» отказывается не только от католической практики частных месс, но даже от ежедневного совершения общественных месс. Литургия должна совершаться только при наличии необходимого числа причастников. Священник имеет право отказать прихожанину в участии в евхаристии, если знает о его нераскаянной грешной жизни. Книга общих молитв не содержит упоминания об алтаре, литургия совершается на «святом столе»

В данном разделе излагается порядок и чинопоследование литургии согласно Книге общих молитв 1662 года, остающейся базовой (а в Высокой церкви и единственной) богослужебной книгой в Англиканской церкви:

1 «Отче наш»

2 Неизменная коллекта: «Всемогущий Боже, Которому открыты все сердца, известны все желания, от Которого не сокрыта никакая тайна, очисти мысли сердец наших наитием Святого Духа, чтобы мы совершенно возлюбили Тебя и достойно величали Твое святое имя, через Христа, Господа нашего».

3 Священник напоминает народу десять заповедей, коленопреклоненные молящиеся отвечают после каждой заповеди: «Господи, помилуй нас и склони наши сердца к исполнению этого закона»

4 Коллекта о монархе и переменная коллекта дня

5 Чтение Апостола и Евангелия

6 Никейский Символ веры

7 Объявления, оглашения о предстоящих бракосочетаниях, королевские указы и проч.

8 Проповедь

9 Офферторий: священник читает избранные стихи из Писания, затем помещает на святой стол хлеб и вливает вино в потир; в это время происходит сбор пожертвований. Так как всякое упоминание о бескровной жертве было удалено, то никаких священнодействий и молитв в этот момент вообще не полагается.

10 1-я Интерцессия — молитва о «Церкви Христовой, земной и воинствующей»

11 Проповедь причастникам о необходимости достойного участия в предстоящем таинстве

12 Призыв причастников «приступить с верою, принять это святое таинство для утешения, и смиренно покаяться пред Всемогущим Богом, преклонив колена»

13 Священник и причастники преклоняют колена и читают установленную молитву общего покаяния: «Всемогущий Боже, Отче Господа нашего Иисуса Христа, Творец всего сущего, Судья всех людей! Исповедуем и оплакиваем наши бесчисленные грехи и беззакония, соделанные нами во всякое время мыслью, словом и делом против Твоего Божественного величия, вызывающие на нас Твои справедливые гнев и негодование. Мы искренне раскаиваемся и всем сердцем скорбим о наших беззакониях; мы печалимся, воспоминая о них, и не можем понести их невыносимое бремя. Помилуй нас, помилуй нас, милосерднейший Отче, ради Сына Твоего Господа нашего Иисуса Христа. Прости нам прежде соделанное нами и даруй нам всегда служить и благоугождать Тебе в обновлённой жизни, к чести и славе Твоего имени. Через Господа нашего Иисуса Христа.»

14 Священник встаёт и читает над коленопреклоненными причастниками молитву отпущения грехов: «Всемогущий Бог, наш небесный Отец, по Своей великой милости обещавший прощение грехов всем, с сердечным покаянием и истинной верой обратившимся к Нему, да помилует вас, да простит и отпустит вам все грехи, утвердит и укрепит вас в ваших добродетелях, и введёт вас в жизнь вечную через Христа Господа нашего»

15 Священник произносит «утешительные слова»: Мф. 11:28, Ин. 3:16, 1Тим. 1:15, 1Ин. 2:1

16 Анафора

  • Диалог священника и народа: «Горе имеем сердца» — «Имамы ко Господу», «Благодарим Господа» — «Достойно и праведно есть»
  • Священник, обратившись к святому столу, читает префацию,
  • Священник и народ читают или поют: «Свят, свят, свят Господь Сафаоф»
  • 2-я интерцессия (обычно называется Prayer of Humble Access) — молитва о достойном принятии Тела и Крови Христовых — читается коленопреклоненным священником
  • Священник преломляет хлеб и возносит потир, читая молитву освящения (анамнесис с установительными словами)

17 Причащение духовенства и мирян под двумя видами. Тело Христово преподаётся со словами: «Тело Господа нашего Иисуса Христа, за тебя преданное, да сохранит тело и душу твою в жизнь вечную: приими и ешь это в воспоминание, что Христос умер за тебя и напитайся Им в сердце своем верою с благодарением», а Кровь — «Кровь Господа нашего Иисуса Христа, за тебя пролитая, да сохранит тело и душу в жизнь вечную; пей это в воспоминание, что кровь Христова пролилась за тебя, и пребудь благодарен». Оставшиеся Дары полагаются на святой стол и покрываются полотном, после литургии их потребляет священник, сохранение запасных Даров не предполагается. Книга общих молитв предписывает причастникам принимать Дары коленопреклоненными.

18 «Отче наш» читается священником, каждое прошение повторяется народом

19 Благодарственная молитва после причащения

20 Священник и народ поют или читают Gloria in Excelsis Deo

21 Заключительное благословение: «Мир Божий, превосходящий всякое разумение, да сохранит ваши сердца и мысли в познании и любви Бога и Сына Его Иисуса Христа Господа нашего. Благословение Всемогущего Бога, Отца и Сына и Святого Духа, да будет с вами и пребудет с вами присно

Различные трактовки сути таинства

Авторы «39 Статей» и «Книги общих молитв» очень осторожно трактовали суть таинства евхаристии. По их мнению, евхаристия — таинство, участвующие в котором «праведно, достойно и с верою» действительно причащаются Тела и Крови Христовой (ст. 28). При этом не принимается термин «пресуществление», поскольку «не может быть подтвержден Священным Писанием, противоречит ясным словам Писания, искажает природу таинства и даёт повод для многочисленных суеверий» (ст. 28). При этом «Тело Христово даётся, принимается и вкушается на Вечере только в небесном и духовном смысле. Средство, которым Тело Христово принимается и съедается на Вечере, есть вера» (ст. 28). Таким образом, «39 статей» не принимают, с одной стороны, пресуществления в его схоластическом католическом понимании, а, с другой стороны, опровергают крайние протестантские воззрения на евхаристию как символический обряд. Весь спектр мнений, лежащий между этими двумя крайностями, соответствует духу и букве «39 статей» и «Книги общих молитв». Иллюстрацией осторожной, равноудалённой от любых крайностей, трактовки евхаристии служит афоризм, приписываемый Джону Донну или Елизавете I: «He was the Word that spake it; He took the bread and brake it; And what that Word did make it, I do believe and take it»

В связи с этим, в современном англиканстве сосуществуют такие разные трактовки евхаристии как пресуществление (толкуемое в более осторожном варианте, чем в католицизме), соединение в таинстве (консубстанция, то есть хлеб и вино не изменяют своей природы, но совместно с ними в таинстве реально присутствует Тело и Кровь Христовы) и мемориализм (воспоминание, то есть реального присутствия Тела и Крови в таинстве нет, но причастники делаются участниками Тайной Вечери в символическом и духовном смысле). Условно можно сказать, что первые два термина принимаются приходами Высокой церкви, последнее — Низкой.

Соответственно с различными трактовками таинства разнится и порядок совершения литургии в приходах. В Высокой церкви литургия является главным ежедневным богослужением, сопровождается рядом обрядов, заново заимствованных в XIX веке из католической практики. В ряде приходов Высокой церкви литургия совершается на алтаре в восточной части храма; на алтаре помещаются табернакль (дарохранительница), распятие и свечи; одеяние священнослужителей схоже с католическим; в обиход возвращены ряд католических песнопений (например, Agnus Dei); запасные Дары хранятся постоянно на алтаре, и им воздаётся должное поклонение.

В Низкой церкви, напротив, литургия совершается редко (раз в месяц или даже в квартал); убранство «святого стола» сводится исключительно к патене и потиру; нередко священник служит литургию в повседневной одежде. Литургия в Низкой церкви сохраняет, таким образом, вид, максимально соответствующий Книге общих молитв 1662 года.

Современная практика

В 1927 году была предпринята попытка ввести в богослужение новую Книгу общих молитв, делавшую практику Высокой церкви обязательной для всей Церкви Англии. Британский парламент так и не одобрил эту книгу, и официально она не была введена в практику. Тем не менее, во многих церквах Англиканского содружества Книга общих молитв 1927 года или книги на её основе официально сменили Книгу общих молитв 1662 года; в самой Церкви Англии это изменение произошло во многих приходах, без санкции парламента. Порядок литургии по Книге общих молитв 1927 года схематически можно представить так:

1. Литургия Слова (может дополняться покаянным чином из Книги общих молитв 1662 года):

2. Офферторий (с молитвой священника, в это же время осуществляется сбор пожертвований)

3. Евхаристический канон:

4. Причащение

  • Отче наш
  • Молитва о достойном причащении (англ. Prayer of Humble Access)
  • Agnus Dei
  • Причащение духовенства и мирян под двумя видами
  • Благодарственная молитва после причащения
  • Заключительное благословение.

Изменения по сравнению с Книгой общих молитв 1662 года значительны:

  1. Gloria in Excelsis Deo и Kyrie eleison перемещены на то место, какое они занимают на католической мессе; к ним может добавляться византийское Трисвятое, практически неизвестное в западных литургических обрядах (в римском обряде его можно услышать лишь раз в году – во время богослужения Страстной Пятницы).
  2. Офферторий сопровождается молитвой, ранее исключённой по идеологическим соображениям английскими реформаторами.
  3. Структура евхаристического канона приближена к анафоре византийского обряда, смысловой акцент сделан не на установительных словах (как на мессе), а на эпиклезе. Более того, согласно отдельным служебникам, только эпиклеза, без слов установления, достаточна для освящения Даров.

Книга общих молитв 1662 года прямо не предписывала соблюдение евхаристического поста, но он сохранялся в Церкви Англии до XVIII века. В XIX веке, под влиянием деятелей Оксфордского движения, обычай евхаристического поста стал всеобщим, хотя его несоблюдение не может служить причиной для отказа в участии в литургии. В настоящее время евхаристический пост по обычаю продолжается с полуночи до момента причащения.

Источники

  • [www.eskimo.com/~lhowell/bcp1662/communion/index.html Порядок совершения Вечери Господней или Святого Причастия в Книге общих молитв 1662 года]
  • [www.pravenc.ru/text/115120.html#part_7 Англиканская церковь — статья в Православной энциклопедии]

Напишите отзыв о статье "Литургия в Англиканской церкви"

Отрывок, характеризующий Литургия в Англиканской церкви

Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.