Лифляндский 97-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
97-й пехотный Лифляндский генерал-фельдмаршала графа Шереметева полк

Нагрудный знак
Годы существования

6 апреля 1863</br>Старшинство с 25 июня 1700 — 1918

Страна

Российская империя Российская империя

Входит в

25-я пехотная дивизия
(3-й армейский корпус)

Тип

пехота

Дислокация

Двинск

Участие в

Русско-японская война, Первая мировая война

97-й пехотный Лифляндский генерал-фельдмаршала графа Шереметева полк

Старшинство с 25 июня 1700 г. Полковой праздник — 30 августа.





Формирования и кампании полка

Старый Троицкий пехотный полк

Полк сформирован в Москве 25 июня 1700 г.[2] из рекрут, в составе 10 рот, под названием пехотного Фливерка полка, и получил боевое крещение 19 ноября 1700 г., под Нарвой, потеряв командира, 17 офицеров и 698 нижних чинов. В следующем году полк с новым командиром Купером совершил поход в Курляндию и затем был назначен для охраны северных границ Российской империи с Ингерманландией. В 1703 году полк, состоя в корпусе П. М. Апраксина, принимал участие в «Третьем свейском походе»; затем нёс гарнизонную службу в Санкт-Петербурге и Шлиссельбурге. В 1704 г. при полку была сформирована гренадерская рота.

В 1706 году полк сделал, под командой фельдмаршала графа Шереметева, поход в Астрахань, для усмирения мятежа стрельцов и беглых казаков.

10 марта 1708 г., при наименовании частей русской армии по провинциям и городам, полк получил название Троицкого пехотного полка. 27 июня 1709 г., в сражении под Полтавой, полк охранял лагерь русских войск и был затем выслан с генералом Ренцелем для преследования шведов.

В следующем году Троицкий полк был назначен в Финляндскую армию адмирала графа Апраксина и участвовал в осаде Выборга. 20 июня 1710 г. полк выделил гренадерскую роту на сформирование гренадерского полка князя Барятинского. В 1712 г. Троицкий полк сражался под Ригой, а затем, находясь в Ингерманландском корпусе графа Апраксина, участвовал при занятии Гельсингфорса и в сражении на реке Пелкиной, 6 октября 1713 г.

Выступив 26 января 1714 г. из Бьернеборга, полк находился при поражении шведов у деревни Лаппола и при взятии Вазы.

Последующие шесть лет Троицкий полк провёл в Финляндии, принимая участие в нескольких поисках на галерах в Швецию и на Аландские острова.

В 1722 г. две роты были назначены в состав Низового корпуса и, приняв участие в походе в Персию, находились 23 августа при занятии Дербента и взятии Баку. 9 июня 1724 г. роты эти поступили на сформирование Рящинского пехотного полка (в 1733 г. расформирован), а вместо них при Троицком полку были сформированы из рекрут новые роты.

С 16 февраля по 13 ноября 1727 г. полк носил название 1-го Костромского пехотного полка.

23 октября 1731 г. гренадерская рота была расформирована, и полк приведён в состав 8 фузилерных рот. В этом же году Троицкий полк совершил поход в Польшу и Пруссию и, находясь в корпусе графа Миниха, участвовал при взятии Данцига.

Во время Крымских походов 1737—1738 гг. полк находился в армии генерал-фельдмаршала Миниха и участвовал в штурме Очакова, при поражении турок у Ставучан и при занятии Хотина.

13 мая 1741 г. из состоявших в ротах гренадер была сформирована особая гренадерская рота. 27 января 1747 г. полк был приведён в состав трёх батальонов с двумя гренадерскими ротами. 30 марта 1756 г. 3-я гренадерская рота, сформированная в 1753 г., была выделена на сформирование 3-го гренадерского полка.

В 1757 г. Троицкий полк принял участие в Семилетней войне и после осады Мемеля находился 19 августа в сражении при Гросс-Егерсдорфе. 14 августа 1758 г., при Цорндорфе, полк геройски отбил кавалерийскую атаку Зейдлица и потерял 20 офицеров и 502 нижних чинов.

В царствование императора Петра III полк назывался с 25 апреля по 5 июля 1762 г. пехотным генерал-поручика Якова Фаста полком. По вступлении на престол императрицы Екатерины II полк был приведён 14 января 1763 г. в состав двух батальонов с артиллерийской командой.

В 1764 г. Троицкий полк был командирован в Польшу в составе корпуса Штофельна. Через три года полк был снова двинут в Польшу и, находясь в корпусе Кречетникова, участвовал в деле при Липятине и в штурмах Бердичева и Житомира.

В кампании 1769 г. против турок Троицкий полк, находясь в 1-й армии, действовал с отличием при Хотине.

23 апреля 1770 г. полк был назначен в корпус генерала Эссена и провёл два года в Польше, охраняя русские тыловые укрепления.

В 1773 г. Троицкий полк вернулся на театр Турецкой войны и находился в сражениях под Силистрией, Кучук-Кайнарджи и в неудачном штурме Варны.

Во 2-ю Турецкую войну полк находился при взятии Гаджибейского замка и Килии и участвовал с Суворовым в штурме Измаила.

По вступлении на престол императора Павла I полк был наименован 29 ноября 1796 г. Троицким мушкетёрским и затем назывался с 31 октября 1798 г. именем шефа, мушкетёрским генерал-майора Бороздина 2-го полком. 31 марта 1801 г. император Александр I возвратил полку название Троицкого мушкетёрского и привёл его 30 апреля 1802 г. в состав трёх батальонов. 16 мая 1803 г. была выделена рота на сформирование Вологодского мушкетёрского полка.

В 1804 г. полк был двинут на Кавказ и, расположившись по течению реки Кубани, совершил несколько экспедиций против мятежных закубанцев. В следующем году Троицкий полк перешёл в Закавказье и принял деятельное участие в покорении Карабаха и Шекинского ханства.

В 1808 г. полк, под командованием своего шефа генерал-майора Небольсина, совершил экспедицию в Персию и нанёс поражение персам при Кара-Бабе.

22 февраля 1811 г. полк был назван Троицким пехотным.

1 февраля 1812 г. батальон, занимавший деревню Султан-Буду, был окружён 18-тысячной армией Аббас-Мирзы и, потеряв в битве всех старших начальников, на следующий день капитулировал. 31 декабря 1812 г. две роты геройски участвовали в штурме Ленкорани и потеряли 4 офицеров и 68 нижних чинов.

В 1813 г. полк был переведён в Дагестан, где и пробыл следующие пять лет. 19 декабря 1819 г. две роты, занимавшие, под командованием штабс-капитана Овечкина, Чирахский пост, геройски выдержали трёхдневную осаду Сурхай-хана, прибывшего с 6 тысячами казикумухцев.

В 1819 г. полку было велено выделить кадр со знамёнами для сформирования в России нового Троицкого полка и оставшимся нижним чинам пойти на пополнение Апшеронского пехотного полка. Однако это вскоре было отменено, а сам полк переименован в Апшеронский. В 1825 году полку было возвращено именование Троицкого[3].

Во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг. 1-й и 2-й батальоны были назначены в действующую армию и, перейдя Дунай, участвовали с 21 сентября по 30 октября 1828 г. в блокаде Силистрии. В следующем году Троицкий полк был снова назначен в число войск, осаждавших Силистрию и Шумлу.

Лифляндский полк

23 января 1833 г., при переформировании нашей армии, старый Троицкий полк был присоединен к Белозерскому пехотному полку и образовал в нём 3, 4 и 6-й резервный батальоны. 6 апреля 1863 г. из 4-го резервного батальона и бессрочно-отпускных был сформирован двухбатальонный Белозерский резервный пехотный полк, 13 августа 1863 г. полк этот был назван Лифляндским пехотным и приведён в состав трёх батальонов с тремя стрелковыми ротами[4].

При сформировании полку были переданы следующие отличия Белозерского полка: в 1-й батальон — Георгиевские знамёна с надписью «За Севастополь в 1854 и 1855 гг.» и всему полку — знаки на головные уборы с надписью «За Варшаву 25 и 26 августа 1831 г.». 25 марта 1864 г. к наименованию Лифляндского полка был присоединён № 97.

7 апреля 1879 г. из трёх стрелковых рот и вновь образованной 16-й роты сформирован 4-й батальон. 25 марта 1891 г., для сохранения в русской армии памяти о знаменитых полководцах и военачальниках, полк был назван 97-м пехотным Лифляндским генерал-фельдмаршала графа Шереметева полком. 25 июня 1900 г., в день 200-летнего юбилея, полку было пожаловано новое Георгиевское знамя с дополнительной надписью «1700—1900». 27 января 1904 г. из состава Лифляндского полка была выделена рота на образование 3-го батальона 16-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.

Во время русско-японской войны Лифляндский полк был мобилизован и, прибыв на театр военных действий 5 января 1905 г., составил резерв главнокомандующего.

16 февраля 1905 г. Лифляндский полк вошёл в состав отряда генерала Д. А. Топорнина, высланного на Синминтин для обеспечения правого фланга русской армии и затем 17 февраля к деревне Юхуантунь.

При дальнейшем наступлении к Салинпу Лифляндский полк участвовал в атаке деревень Яндагоу, Каулинтай и Лионтачай. 22 февраля, при неожиданной атаке японцев на деревню Юхуантунь, Лифляндский полк был двинут на подкрепление своей дивизии и геройски выбил неприятеля, потеряв 24 офицера и 870 нижних чинов.

При отступлении к Телину Лифляндский полк находился в авангарде и, заняв деревню Унгентунь, прикрыл отступление колонны генерала Церпицкого.

За геройскую атаку 22 февраля 1905 года Лифляндскому полку были пожалованы, 18 июля 1909 года, Георгиевские серебряные трубы с надписью «За отличие в бою у д. Юхуантунь 22-го февраля 1905 года». Торжественное вручение труб полку состоялось в 5-ю годовщину сражения, 22 февраля 1910 года, в Двинске.

Во время Первой мировой войны полк в 1914—1915 годах принимал участие в боях под Гумбинненом в Восточной Пруссии и затем в Белоруссии, в 1916—1917 годах полк находился на Румынском фронте.

Знаки отличия полка

  • Полковое Георгиевское знамя с надписями «За Севастополь в 1854 и 1855 годах» и «1700—1900», с Александровской юбилейной лентой
  • Знаки на головные уборы для нижних чинов и нагрудные знаки для офицеров с надписью: «За Варшаву 25 и 26 августа 1831 года»
  • Георгиевские серебряные трубы с надписью «За отличие в бою у д. Юхуантунь 22-го февраля 1905 года».

Командиры и шефы полка

Старый Троицкий полк

Шефы: с 03.12.1796 — 04.01.1797 — генерал-лейтенант Злотницкий, Антон Осипович

Командиры:

Лифляндский полк

Командиры:

Известные люди, служившие в полку

Другие формирования этого имени

  • Лифляндский егерский батальон — образован в 1779 году, в 1780-х годах переформирован в Лифляндский егерский корпус, в конце XVIII — начале XIX веков батальоны этого корпуса были обращены на формирование егерских полков.
  • Лифляндский драгунский полк — сформирован 29 августа 1805 года, с 17 декабря 1812 года именовался конно-егерским, 11 мая 1819 года переименован в конно-егерский Его Величества короля Виртембергского полк. Упразднён 21 марта 1833 года, его 1-й дивизион вошёл в состав Митавского гусарского полка, где были сохранены старшинство и знаки отличия Лифляндского драгунского (конно-егерского) полка.

Напишите отзыв о статье "Лифляндский 97-й пехотный полк"

Примечания

  1. ↑ Илл. 952. Барабанщик Троицкого Мушкетерского полка. 1797-1801. // Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова. — Коллекция Винкёйзена
  2. ↑ По данным М. Д. Рабиновича — сформирован в феврале 1700 г.
  3. ↑ Г. С. Габаев приводит дополнительную версию, что полку имя Троицкого возвращено не было и он остался существовать под именем Апшеронского полка.
  4. ↑ Также 6 апреля 1863 года из кадра Костромского пехотного полка был сформирован резервный полк, названный 13 августа того же года Троицким пехотным полком, получившим 25 марта 1864 года № 107. В литературе иногда эти полки путают и считают за один.

Источники

  • Лифляндский, 97-й пехотный, генерал-фельдмаршала графа Шереметева, полк // Линтулакс — Минный (учебно-минный) отряд Балтийского флота. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1914. — С. 18—19. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. К. И. Величко [и др.] ; 1911—1915, т. 15).</span>
  • Габаев Г. С. Роспись русским полкам 1812 года. К., 1912.
  • Гренадерские и пехотные полки. Справочная книжка Императорской Главной квартиры. Под редакцией В. К. Шенка. СПб., 1909.
  • Панцержинский А. И. Очерк истории 97-го Пехотного Лифляндского полка (от 1700—1888 год). СПб., 1890.
  • Рабинович М. Д. Полки Петровской армии. 1698—1725. Краткий справочник. М., 1977.
  • Штык Н. Д. Памятка 97-го пехотного Лифляндского генерал-фельдмаршала графа Шереметева полка. (1700—1909 гг.). Двинск, 1910.

Отрывок, характеризующий Лифляндский 97-й пехотный полк

Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лифляндский_97-й_пехотный_полк&oldid=76710493»