Лифт на эшафот (фильм)
Лифт на эшафот | |
Ascenseur Pour L'Echafaud | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Жан Тюилье |
Автор сценария |
Луи Маль, Роже Нимье, Ноэль Калеф |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Длительность |
88 минут |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Лифт на эшафот» (фр. Ascenseur pour l'échafaud) — французский художественный фильм, дебют Луи Маля, экранизация одноимённого романа Ноэля Калефа. Вышел под названием Elevator to the Gallows в США и Lift to the Scaffold в Великобритании. Фильм известен также благодаря меланхоличному звуковому ряду в стиле кул, музыка записана американским трубачом и основателем этого направления Майлзом Дэвисом.
Содержание
Сюжет
Главные герои, пара любовников, планируют идеальное убийство мужа женщины, Симона Караля́ — оружейного и нефтяного магната. Убийца, Жюльен Тавернье, бывший парашютист Иностранного легиона, ветеран войн в Индокитае и Алжире, забирается по верёвке в офис жертвы (своего босса), делая вид, что заперся в кабинете (с помощью несведущей секретарши). Убийство проходит гладко. Однако, собираясь отъезжать на машине, он видит, что забыл верёвку, свисающую из окна, и решает за ней возвратиться, оставив машину открытой и заведённой. По дороге за верёвкой Жюльен застревает в лифте, так как здание закрывалось на выходные и сторож перед уходом выключил электричество. В то же время молодая пара — автоугонщик Луи и цветочница Вероник — угоняют машину Жюльена. Луи обнаруживает пистолет и мини-камеру в бардачке и начинает воображать себя секретным агентом и героем войны. Он гоняет с подругой на машине по ночному городу и шоссе.
На ночь Луи и Вероник останавливаются в мотеле вместе со случайно познакомившейся с ними немецкой супружеской парой. Вероник делает снимки обеих пар на камеру Тавернье. Утром Луи пытается угнать роскошный «Мерседес» немцев, но немцы его обнаруживают, и он убивает их из пистолета Жюльена. Луи и Вероник удаётся сбежать с места преступления. Позже, осознав неизбежность возмездия за преступление, Вероник пытается покончить с собой и убеждает Луи сделать то же самое, но ошибается с дозой лекарства.
Полиция идёт по ложному следу, расследуя версию, что убийца — Жюльен. Улики неопровержимы: ведь Луи и Вероник остановились в мотеле под именем супружеской пары Тавернье. За ним едут в офис Караля. Включается электричество, и Жюльену удаётся уйти из здания незамеченным. В то же время полицейские обнаруживают труп босса. Через некоторое время Жюльена арестовывают в кафе по подозрению в убийстве немецкой супружеской пары.
Флоранс (жена Симона) видела машину Жюльена с Вероник на пассажирском сиденье, но уговорила сама себя, что ошиблась. Поэтому она ночью, несмотря на ливень и грозу, ищет Жюльена и в одном из баров встречает его друга. В 5 часов утра их обоих арестовывают, но позже отпускают, узнав, что она — жена Караля. Заголовки утренних газет гласят, что Жюльен — убийца туристов, однако Флоранс этому не верит и начинает собственное расследование и быстро находит настоящих преступников. Она едет за Луи, который хочет забрать фотографии из мотеля, где его и арестовывает полиция (Лино Вентура). Флоранс и Жюльена обвиняют в убийстве Симона Караля, поскольку на плёнке с мини-камеры имеются и их совместные фотографии, что говорит об их связи и мотивах к убийству Симона.
В ролях
- Жанна Моро — Флоранс Караля
- Морис Роне — Жюльен Тавернье
- Жорж Пужули — Луи
- Йори Бертен — Вероник
- Лино Вентура — комиссар Шеррье
- Шарль Деннер — инспектор, допрашивающий Тавернье
- Марсель Журне — председатель совета администрации
- Жан-Клод Бриали — постоялец в мотеле (в титрах не указан)
См. также
Напишите отзыв о статье "Лифт на эшафот (фильм)"
Ссылки
- «Лифт на эшафот» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v18507 Лифт на эшафот] (англ.) на сайте allmovie
Это заготовка статьи о французском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Лифт на эшафот (фильм)
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.