Лихоносов, Виктор Иванович

Виктор Лихоносов
Дата рождения:	30 апреля 1936(1936-04-30) (87 лет)
Место рождения:	станция Топки, Западно-Сибирский край, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Род деятельности:	прозаик
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	рассказ, повесть, роман
Язык произведений:	русский
Дебют:	рассказ «Брянские» (1963)
Премии:
Награды:

Ви́ктор Ива́нович Лихоно́сов (р. 1936) — советский и российский писатель, публицист. Член СП СССР с 1966 года. Живет в Краснодаре, возглавляет литературно-исторический журнал «Родная Кубань». Член высшего творческого совета при правлении Союза писателей Российской Федерации, почётный гражданин города Краснодара, Герой Труда Кубани.

Начало пути

В. И. Лихоносов родился 30 апреля 1936 года на станции Топки (ныне Кемеровской области). Детские и юношеские годы провел в Новосибирске. В 1943 году погиб на фронте его отец, и семилетний мальчик испытал на себе все невзгоды безотцовщины. Уроженца Сибири, судьба забрасывает его на юг, на Кубань, где с 1956 по 1961 он учится на историко-филологическом факультете Краснодарского педагогического института, а затем учительствует в течение нескольких лет в Анапском районе.

Его первый рассказ «Брянские», отправленный в «Новый мир» А. Т. Твардовскому, был опубликован в 1963 году в одиннадцатом номере этого журнала, сразу сделав молодого писателя известным на всю страну. Вхождение в большую литературу Виктора Лихоносова было стремительным. Одна за другой в Москве, Новосибирске, Краснодаре выходят его книги повестей, рассказов, очерков: «Вечера», «Что-то будет», «Голоса в тишине», «Счастливые мгновения», «Осень в Тамани», «Чистые глаза», «Родные», «Элегия» и др. Его произведения переводят в Румынии, Венгрии, Болгарии, Германии, на чешский, словацкий языки, а затем уже на французский, английский.

Перелом в творческой карьере

С 1978 года Лихоносов замолкает на целых десять лет, работает над своим главным романом о судьбе русского казачества «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж» (1986 год). Это лирико-эпическое полотно, соединяющее современность с прошлым, стало литературным памятником Екатеринодару.

Цитата из «Ненаписанных воспоминаний. Наш маленький Париж»:

«Что было в этом! Шутка? Злословие? Простодушное квасное настроение — так взлелеять свой отчий угол, чтобы легче его любить? И не обронил ли те слова господин, который Парижа никогда и не видел, но ему уже одни названия гостиниц и погребков внушали форс? Малы у базаров и по улицам зашарпанные гостиницы, но сколько внушительности в вывесках, иона какую заморскую жизнь они замахнулись: „Франция“, „Нью-Йорк“, „Тулон“, „Трапезонд“, „Венеция“, „Константинополь“! Вноси тюки, чемоданы, живи у нас, сколько хочешь. И все прочее в Екатеринодаре как в далеком великом Париже, но чуть наособицу, на свой южный казачий лад. Там, в Париже, площади, памятники и дворцы? Не отстали и мы. Вот Крепостная площадь с гордой Екатериной II, вот триумфальные Царские ворота на подъеме от станции, обелиск славы казачества в тупике улицы Красной, и неприступный дворец наказного атамана, и благородное собрание, куда на ситцевые балы съезжается весь местный бомонд, и Чистяковская роща недалеко от Свинячьего хутора, и городской сад с дубами „Двенадцать апо столов“. И так же, как везде, как в самом Париже, простолюдинам устроены чревоугодные толчки — Старый, Новый и Сенной база ры, и для кого попало ресторанчики, трактиры, „красные фонари“ с намазанными желтобилетными дуняшками… Чем не Париж в миниатюре?!»

Критика

Очень рано о Викторе Лихоносове заговорили известные критики, которые отмечали его умение мастерски слить воедино слово и музыку, грусть и восторг, гордость и скорбь, жгучую современность и не актуальный исторический материал. Высшую оценку его творчеству дали Ю. Селезнев, О. Михайлов, В. Чалмаев, А. Нуйкин, О. Кучкина, Н. Машовец. Твардовский писал, что «проза Лихоносова светится, как у Бунина». В 1967 опубликован сборник рассказов «Голоса в тишине» с предисловием Юрия Казакова: «Все, что он написал, написано свежо, музыкально, очень точно, и все проникнуто острой, даже какой-то восторженно-печальной любовью к человеку».

Лихоносов — талантливый рассказчик, которому больше удается изображение душевной жизни в по­вседневных ситуациях, чем развитие и раз­решение событийных линий. Интеллектуаль­но-логическое отступает у него перед духов­но-иррациональным. Его положительные персонажи живут не рассудком, а сердцем. Проза Лихоносова полна стремления в природные дали, к тишине; автор говорит о разрушитель­ном действии техники, но не доходит до от­рицания действительности. Его перо направ­лено против бесчеловечности, бездуховно­сти. Герои — странники, люди, ищущие гар­монии в жизни. Манера повествования Лихоносова — традиционна, естественна; характеры его ге­роев проясняются постепенно по ходу ску­пого действия, с помощью чётких и точных подробностей, живого диалога и частых внутренних монологов. Лихоносов как автор обычно отступает на задний план, даже в рассказе от первого лица.

Премии и награды

• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1988) — за роман «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж»;
• премия СП СССР;
• Международная литературная премия имени М. А. Шолохова;
• орден «Знак Почёта» (1984);
• премия «Ясная Поляна» (2003);
• медаль «Герой труда Кубани».

Стал главным лауреатом Большой литературной премии России. Он удостоен награды в номинации «На благо России» за выдающийся вклад в развитие русской литературы.

Ранее вклад В. И. Лихоносова в духовное и литературное наследие Кубани и России отметило ЮНЕСКО. Автор романа «Наш маленький Париж» был удостоен диплома конкурса «Культура и искусство», проводимого ЮНЕСКО и Оксфордской образовательной сетью.

Политические взгляды

Как и почти все близкие ему писатели-деревенщики, Лихоносов перестройку не принял. Опубликовал книгу антиперестроечной публицистики «Тоска-кручина». Вместе с тем писатель придерживается право-патриотических взглядов, что давало повод ещё в советские времена партийным ортодоксам (защитникам «ленинской концепции революции и гражданской войны») называть «Наш маленький Париж» «белогвардейским», «белоказачьим» романом. Вместе с тем Лихоносов критически смотрит и на «белую правду», и на «красную», да и на саму казачью Кубань:

Почему среди этнически русских всё меньше и реже вижу… русских по духу? Почему они как бы иностранцы? Что-то в самом деле случилось с нами, и первее всего — с нашей интеллигенцией. На Кубани это заметно особенно. Сорок лет живу в Краснодаре в томлении, спрашиваю: «Почему здесь нет того, что так сладко грело меня в Пскове, в Вологде?» Юг России особенно растерзан безродным кокетством и какой-то базарно-курортной сутолокой на скрижалях истории. Как много стало пустых русских людей! Русские потихоньку, помаленьку от всего своего отреклись.

В 1990 году подписал «Письмо 74-х».

Избранное

• Избранные произведения: в 2-х т. — М.: Сов. Россия, 1984.
• Избранное: Наш маленький Париж: Роман; Привет из старой России. — М.: Терра, 1993.

Основные издания

• Вечера: Рассказы. — М.: Сов. Россия, 1966.
• Что-то будет: Рассказы. — Новосибирск: Зап.-Сиб. кн.изд-во, 1966.
• Голоса в тишине: Повести и рассказы. — М.: Мол.гвардия, 1967.
• На долгую память: Повести. — М.: Сов. Россия, 1969.
• Чалдонки: Повести. — Новосибирск: Зап.-Сиб. кн.изд-во, 1969.
• Люблю тебя светло. — М.: Правда, 1971.
• Счастливые мгновения: Повести и рассказы. — Краснодар: Кн.изд-во, 1971.
• Осень в Тамани: Повести и рассказы. — М.: Современник, 1972.
• Чистые глаза: Повести и рассказы. — М.: Мол. гвардия, 1973.
• Элегия: Повести и рассказы. — М.: Сов. Россия, 1976.
• Когда же мы встретимся?: Роман. — М.: Современник, 1978.
• Родные: Повести и рассказы. — М.: Сов. Россия, 1980.
• Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж: Роман. — М.: Сов. писатель, 1987.
• Время зажигать светильники: Повести, рассказы, эссе. — М.: Известия, 1991.
• Записки перед сном: Повести, рассказы, эссе. — М.: Соврем, писатель, 1993.
• Тоска-кручина: Повести, очерки, эссе. — Краснодар: Изд.дом Краснодарские известия, 1996.
• Родные: Повести и рассказы. — М.: Изд-во Зауралье, 1997.

Интервью

• [newsweek.krd.ru/www/krasnodar.nsf/documents/1073A1BED7181108C3256D5200354958.html И. Карасев, «Краснодар — это мелодия, которая будто что-то вынимает из души», «Краснодар», № 27, 2003 г.]
• [www.hrono.ru/text/2003/lihonosov.html В. Лихоносов: «Я — писатель, русский по чувству»]
• [web.archive.org/web/20070217041455/www.lgz.ru/archives/html_arch/lg102004/Tetrad/art11_1.htm Виктор Лихоносов: «Литература стала изощрённо-бездушной», Литературная газета, 2004]
• [www.naslednick.ru/articles/culture/culture_3278.html Музыка слова и заповеди рынка. 2012]

О творчестве Виктора Лихоносова

Лидия Сычева. [lsycheva.ru/literature/aboutWriters/aboutWriters_568.html Литературные мечтания]

Ссылки

[www.youtube.com/watch?v=-Zy-4r1vs40 Виктор Лихоносов и Василий Белов]

Отрывок, характеризующий Лихоносов, Виктор Иванович

Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.