Личный опыт (роман)
| Личный опыт | |
| 個人的な体験 | |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Оригинал издан: | |
| Издатель: | |
| Страниц: |
258 |
| ISBN: |
ISBN 4-10-112610-0 (яп.) |
«Личный опыт» (яп. 個人的な体験 Кодзинтэкина тайкэн) — основанный на автобиографическом материале роман Кэндзабуро Оэ, ознаменовавший начало зрелого периода творчества писателя. «Личный опыт» был опубликован в 1964 году издательством «Синтёся» и в том же году был удостоен литературной премии «Синтёся». Позднее роман был переведён на английский, датский, испанский, итальянский, немецкий, норвежский, польский, французский, румынский языки. «Личный опыт» является одним из наиболее известных произведений писателя.
Содержание
Сюжет
Птице (яп. 鳥 Bird?), главному герою романа, прозванному так ещё в 15-летнем возрасте за внешнее сходство с птицей, исполняется 27 лет, он работает преподавателем английского языка на подготовительных университетских курсах и неожиданно оказывается перед выбором между убийством и спасением только что родившегося сына, страдающего от грыжи головного мозга. По словам врачей, даже при успешном проведении хирургической операции по удалению грыжи, жизнь сына Птицы будет в лучшем случае подобна существованию растения. Столкнувшись с этой ситуацией, Птица впадает в депрессию, вызванную чувством стыда за порождённого ребёнка-урода и страхом ограничения свободы, которое неизбежно последует за принятием на себя родительских обязательств. Надеясь на скорую смерть сына, Птица пытается избежать ответственности и старается забыться в алкоголизме и извращённом сексе с Химико (яп. 火見子?), которую он знает ещё со студенческих времён и с которой мечтает теперь уплыть в Африку[1]. Однако по ходу романа Птица преображается, обретая душевную зрелость. Он потрясён инстинктивным сопротивлением новорождённого, который упрямо отказывается умирать. Постепенно Птица начинает идентифицировать как самого себя, так и судьбу человечества с жизнью ребёнка. Решиться на воспитание сына ему помогает воспринятое как катастрофическое известие о возобновлении ядерных испытаний в СССР. Произведение заканчивается успешной операцией и сохранением жизни ребёнку.
Интерпретация
Роман является художественным переосмыслением реально возникшей в жизни писателя дилеммы, вызванной рождением в 1963 году его сына Хикари. Несмотря на то, что «Личный опыт» сильно отличается от произведения, написанного в жанре японской эгобеллетристики, автобиографическое начало в нём очень сильно, вплоть до незначительных деталей, а преображение Птицы аналогично преображению писателя и человека Кэндзабуро Оэ. Прообразом тестя Птицы, беседой с которым завершается «Личный опыт», является Кадзуо Ватанабэ.
Метаморфоза Птицы — это в первую очередь спасение самого себя и лишь как следствие спасение ребёнка[2]: превращение свободного от моральных обязательств и этических императивов животного в человека. Птица возвращается от анти-социального анального секса с Химико — к обычной супружеской жизни. Проблемой, однако, является то, что именно нормальное оказывается в этой ситуации способным породить ребёнка с патологией, как оно было способно породить и атомную бомбардировку, а потому возвращение к нему — явное выражение эсхатологических настроений Оэ[3].
Тема взаимоотношений отца и его больного сына с романом «Личный опыт» надолго вышла на первый план в творчестве писателя и получила своё дальнейшее развитие в целом ряде работ малой и крупной формы. Отмечается[4] существенная интертекстуальность этих сочинений, требующая их совместного прочтения. В частности, «Личный опыт» с его хэппи-эндом даже с учётом двойственности последнего противопоставляется написанному семью месяцами ранее рассказу «Небесное привидение Агу» (1964), где схожая ситуация выбора разрешилась умертвлением больного ребёнка и последовавшим за ним самоубийством отца. К другим сочинениям этого «интертекста» относятся романы «Объяли меня воды до души моей» (1973) и «Записки пинчраннера» (1976), а также сборник новелл «О научи нас перерасти наше безумие» (1969). С другой стороны, считается обоснованным и поиск взаимодополнительности «Личного опыта» с другими работами писателя в сопоставлении романа с «Хиросимскими записками» (1965)[5].
Напишите отзыв о статье "Личный опыт (роман)"
Примечания
- ↑ Ср. со схожим мотивом утопического бегства в Африку в следующем романе «Футбол 1860 года» (1967).
- ↑ Reinsma, L. The Flight of Kenzaburo Oe // Christianity and Literature. — 1998. — № 48 / 1. — С. 61-77.
- ↑ Yoshida, S. Kenzaburo Oe: A New World of Imagination // Comparative Literature Studies. — 1985. — № 22 / 1. — С. 80-95.
- ↑ Wilson, Michiko Niikuni. The Marginal World of Oe Kenzaburo: A Study in Themes and Techniques. — Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1986 - с. 83. — ISBN 0-87332-343-2.
- ↑ Reinsma (1998).
Ссылки
- [www.geocities.jp/michi_niku/taiken.html «Личный опыт» на сайте «Уголок брата Ги»] (яп.) Комментарии и пояснения к тексту японского издания романа.
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Личный опыт (роман)
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
