Личный чемпионат СССР по шахматной композиции 1959
Чемпионат СССР по шахматной композиции 1959 — 5-й личный чемпионат.
П/ф — 612 композиции 80 авторов, опубликованные в 1955 (2-е полугодие) — 1958.
Содержание
Двухходовки
П/ф — 228 задач 50 авторов. Финал — 25 задач 19 авторов.
Судьи: Н. Зелепукин и Л. Лошинский.
1. В. Гебельт — 47 очков;
2. И. Драйска — 46;
3—4. А. Домбровскис и Е. Рухлис — по 45;
5. Ан. Кузнецов — 34½;
6. Л. Загоруйко — 29;
7. К. Жуковин — 25;
8. Н. Великий — 24;
9. Э. Лившиц — 20;
10. Р. Авармаа — 17;
11. Р. Телегин — 14;
12. Ю. Павлов — 10;
13. В. Руденко — 9½;
14. П. Печёнкин — 9;
15. В. Великославский — 8;
16. В. Чепижный — 7½;
17. Мансуров — 6;
18. Ал. Кузнецов — 3½;
19. Трояновский — 3.
Лучшая композиция — А. Домбровскис.
Трёхходовки
П/ф — 114 задач 31 автора. Финал — 25 задач 11 авторов.
Л. Лошинский и В. Шиф (совместные задачи; Л. Лошинский выступал также самостоятельно).
Судьи: В. Гебельт и А. Домбровскис.
1. Л. Лошинский — 114 очков;
2. Л. Загоруйко — 83;
3. В. Руденко — 64;
4. Л. Лошинский и В. Шиф — 55;
5. В. Брон — 39;
6. В. Чепижный — 19;
7. Исарьянов — 12;
8—9. Ал. Копнин и Ан. Кузнецов — по 7½;
11. Трояновский — 2;
12. Н. Минюков — 1.
Лучшая композиция — Л. Лошинский.
Многоходовки
П/ф — 106 задач 32 авторов. Финал — 25 задач 13 авторов.
Судьи: П. Керес и Ал. Копнин.
1. А. Попандопуло — 135½ очков;
2. Л. Лошинский и В. Шиф — 91½;
3. Р. Кофман — 35;
4. В. Брон — 34½;
5. В. Руденко — 27½;
6. Пигитс — 21;
7. П. Печёнкин — 18;
8. Ведерс— 17½;
9. З. Бирнов — 13;
10. И. Драйска — 6;
11. Розенфельд — 3½;
12. Е. Рухлис ½.
Лучшая композиция — Кофман и Попандопуло.
Этюды
П/ф — 174 этюда 37 авторов. Финал — 26 этюдов 20 авторов.
В. Корольков и Л. Митрофанов, Ан. Кузнецов и Б. Сахаров (совместные этюды).
Судьи: Д. Бронштейн, A. Гурвич и A. Казанцев.
1. Г. Каспарян — 119 очков;
2. В. Корольков и Л. Митрофанов — 63;
3. А. Сарычев — 43;
4. Ан. Кузнецов и Б. Сахаров — 38;
5—6. А. Гербстман и В. Якимчик — по 33;
7. В. Чеховер — 24;
8. В. Тявловский — 17;
9. В. Евреинов — 11;
10. В. Брон — 7;
11. Д. Петров — 4;
12—14. Т. Горгиев, Г. Надареишвили и В. Руденко — по 3;
15. А. Копнин — 2;
16. А. Беленький — 1;
17—18. Ф. Бондаренко и А. Каковин — по ½.
Лучшая композиция — Г. Каспарян.
Напишите отзыв о статье "Личный чемпионат СССР по шахматной композиции 1959"
Литература
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 465. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
|
Отрывок, характеризующий Личный чемпионат СССР по шахматной композиции 1959
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.