Ли, Мишель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мишель Ли
Michele Lee

Мишель Ли в 1974 году.
Имя при рождении:

Мишель Ли Дузик

Дата рождения:

24 июня 1942(1942-06-24) (81 год)

Место рождения:

Лос-Анджелес, Калифорния, США

Профессия:

актриса, продюсер, певица, режиссёр

Карьера:

1960 — наст. время

Мишель Ли (англ. Michele Lee, род. 24 июня 1942) — американская актриса, певица, продюсер и режиссёр, наиболее известная по роли героической Карен Маккензи в длительной прайм-тайм мыльной опере CBS «Тихая пристань», где она снималась с 1979 по 1993 год, появляясь во всех 344 эпизодах шоу. Эта роль принесла ей номинацию на «Эмми» в 1982 году, а также пять премий «Дайджеста мыльных опер». В дополнение Ли выступала на бродвейской сцене, дважды номинируясь на «Тони». Её вклад в телевидение был отмечен именной звездой на голливудской «Аллее славы».





Жизнь и карьера

Ли родилась в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Она имеет русские, венгерские и польские корни[1]. Мишель дебютировала в фильме «Как преуспеть в бизнесе, ничего не делая», затем добилась успеха в фильмах «Влюбленная малютка» (1968) и «Комик» (1969), оба из которых имели успех в прокате. В 1974 году она получила номинацию на премию «Тони» за выступление в мюзикле Seesaw.

Мишель Ли наиболее известна по роли в сериале «Тихая пристань», который стал одной из самых продолжительных драм на телевидении, прожив 14 сезонов: с 1979 по 1993 год. Долгое время актрисе принадлежал рекорд по игре одного персонажа в прайм-тайм на протяжении 14 лет, но в 2008 году Эпата Меркерсон сдвинула её с этого места. Ли получила номинацию на премию «Эмми» в категории за «Лучшую женскую роль в драматическом телесериале» в 1982 году, а также выиграла ещё несколько премий.

Когда сериал закончился, Ли снялась в нескольких сделанных для телевидения фильмах. Она исполнила главную роль в биографическом фильме «Большие мечты и разбитые сердца: История Дотти Уэст» в 1994 году, а также в драме «Мой любимый тон» в 1996 году. В двухтысячных актриса появилась на экранах всего дважды: в фильме «А вот и Полли» в 2004 году, и год спустя в ситкоме «Уилл и Грейс». Она вернулась на бродвей с пьесой The Tale of the Allergists Wife, получив ещё одну номинацию на «Тони»[2].

В 1998 году Ли была удостоена собственной звезды на «Голливудской „Аллее славы“»[3].

Частичная фильмография

Напишите отзыв о статье "Ли, Мишель"

Примечания

  1. [www.imdb.com/name/nm0497891/bio IMDb profile/Michele Lee]
  2. [ibdb.com/person.php?id=49332 Michele Lee]. Проверено 22 марта 2015.
  3. Internet Movie Database. [www.imdb.com/name/nm0497891/awards Awards for Michele Lee]. Проверено 13 января 2012. [www.webcitation.org/6AXmQdd0X Архивировано из первоисточника 9 сентября 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ли, Мишель

Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?