Ли, Роб

Роб Ли
Общая информация
Полное имя	Роберт Мартин Ли
Родился	1 февраля 1966(1966-02-01) (58 лет) Лондон, Англия
Гражданство	Англия
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1983–1992	Чарльтон Атлетик	298 (59)
1992–2002	Ньюкасл Юнайтед	303 (44)
2002–2003	Дерби Каунти	48 (2)
2003–2004	Вест Хэм Юнайтед	16 (0)
2004	Олдем Атлетик	0 (0)
2005–2006	Уиком Уондерерс	38 (0)
1983–2006	Всего за карьеру	703 (105)
Национальная сборная**
1986	Англия (мол.)	2 (1)
1994	Англия (вторая)	1 (0)
1994–1998	Англия	21 (2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Роберт Мартин «Роб» Ли (англ. Robert Martin Lee; род. 1 февраля 1966 года, Лондон) — английский футболист, центральный и крайний полузащитник, наиболее известен по выступлениям за «Чарльтон Атлетик» и «Ньюкасл Юнайтед».

Клубная карьера

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

«Чарльтон»

Ли начал карьеру в академии «Чарльтон Атлетик» и быстро зарекомендовал себя в первой команде. В сезоне 1984-85 во втором дивизионе он забил 10 голов. Быстро стал звездой клуба, выступая на позиции вингера. Во многом благодаря его игре, «Чарльтону» удалось попасть в высший английский дивизион в сезоне 1985-86. Клуб сохранял прописку в высшем дивизионе вплоть до сезона 19989-90.

Ли остался в составе «Чарльтона» до сезона 1992-93, когда он был продан в «Ньюкасл Юнайтед»; сумма трансфера составила £700,000. Игроком также интересовался «Мидлсбро», клуб Премьер-Лиги.

«Ньюкасл Юнайтед»

Дебют Ли в составе «сорок» состоялся в матче против «Питерборо Юнайтед» (1:0). По результатам сезона 1992-93 «Ньюкасл» перешёл в премьер-лигу, за клуб Ли провёл 36 матчей, забив в них 10 голов. По результатам следующего сезона «Ньюкасл» занял третье место, получив путёвку в Кубок УЕФА; хотя лучшим бомбардиром стал Энди Коул, главной звездой клуба был именно Ли. В первом туре, в матче против «Антверпена» Ли оформил хет-трик, а Ньюкасл выиграл тот матч 5:0. Сезон 1994-95 Ли закончил, забив 9 голов в 35 матчах.

«Ньюкасл» летом 1995 года подписал Давида Жинола и Леса Фердинанда, Ли стал играть в команде более атакующую роль и был назван игроком ноября 1995 года, а занял по итогам сезона второе место. Ли попал в команду сезона по версии ПФА.

Новым тренером клуба стал Кенни Далглиш, который сделал Роба Ли капитаном команды; «Ньюкасл». После отставки Далглиша в начале сезона 1998-99 новым тренером был объявлен Рууд Гуллит. После хорошего старта Гуллит отправил Ли в резервный состав, и попытался заменить его Стюартом Пирсом и Джоном Барнсом. После поражения от «Сандерленда» в сезоне 1999-00 Гуллит покинул клуб, на его место пришёл бывший тренер сборной Англии Бобби Робсон.

Робсон поставить Ли вместе с другим полузащитником Гари Спидом в центр полузащиты. Ли забил в полуфинале Кубка Англии против «Челси», но «Ньюкасл» тот матч проиграл 2:1. Последний гол за «сорок» Ли забил в матче против «Манчестер Юнайтед» в 2001 году (4:3).

7 февраля 2002 года, после почти 10 лет лет игры за «Ньюкасл», Ли перешел в «Дерби Каунти» за £250,000.

Карьера у сбороной

Ли играл за сборную Англии с 1994 по 1998 год, сыграл 21 матч, забив два раза. Первую игру провёл в сентябре 1994 года в товарищеском матче против сборной США, первый гол забил в следующем месяце, в матче против Румынии. Ли был в составе сборной на чемпионате мира 1998 года, на котором сыграл один матч, выйдя на замену против Колумбии.

После окончания кареры

В октябре 2006 года Ли претендовал на место главного тренера «Борнмута», однако это место досталось Кевину Бонду. В июле 2007 года Ли и его товарищ Уоррен Бартон были арестованы за угон лимузина, но обвинения по делу так и не были предъявлены.

Позже стал работать футбольным экспертом на Singapore’s Football Channel. Периодически комментирует матчи Лиги чемпионов на TEN Sports.

Семья

Ли имеет двух сыновей Олли и Эллиота; оба — футболисты.

Статистика

Клуб

Клуб	Сезон	Лига			Кубок FA		Кубок Лиги		УЕФА		Всего
		Дивизион	Матчей	Голов	Матчей	Голов	Матчей	Голов	Матчей	Голов	Матчей	Голов
Чарльтон Атлетик
	1983-84	II дивизион	11	4	0	0	0	0	—		11	4
	1984-85		39	10	0	0	0	0	—		39	10
	1985-86		35	8	0	0	0	0	—		35	8
	1986-87	I дивизион	33	3	0	0	0	0	—		33	3
	1987-88		23	2	0	0	0	0	—		23	2
	1988-89		31	5	0	0	0	0	—		31	5
	1989-90		37	1	0	0	0	0	—		37	1
	1990-91	II дивизизон	43	13	0	0	0	0	—		43	13
	1991-92		39	12	0	0	0	0	—		39	12
	1992-93	I дивидизон	7	1	0	0	0	0	—		7	1
	Всего		298	59	0	0	0	0	0	0	298	59
Ньюкасл Юнайтед
	1992-93	I дивидизон	36	10	4	2	3	1	—		43	13
	1993-94	Премьер-лига	41	7	3	0	3	1	—		47	8
	1994-95		35	9	4	1	2	0	3	4	44	14
	1995-96		36	8	1	0	3	1	—		40	9
	1996-97		33	5	2	1	1	0	8	0	45	6
	1997-98		28	4	6	0	2	0	6	0	42	4
	1998-99		26	0	3	0	0	0	1	0	30	0
	1999-00		30	0	4	1	1	0	6	0	41	1
	2000-01		22	0	0	0	4	0	—		26	0
	2001-02		16	1	0	0	3	0	3	0	22	1
	Всего		303	44	27	5	22	3	27	4	379	56
Дерби Каунти	2001-02	Премьер-лига	13	0	0	0	0	0	0	0	13	0
	2002-03	I дивидизон	35	2	0	0	2	0	—		37	2
	Всего		48	2	0	0	2	0	0	0	48	2
Вест Хэм Юнайтед	2003-04	I дивидизон	16	0	1	0	2	0	—		19	0
	Всего		16	0	1	0	2	0	0	0	19	0
Уиком Уондерерс	2004-05	Вторая лига	7	0	0	0	0	0	—		7	0
	2005-06		33	0	1	0	1	0	—		35	0
	Всего		40	0	1	0	1	0	0	0	42	0
Всего за карьеру			705	105	29	5	27	3	27	4	786	117

Достижения

Клубная

Чарльтон Атлетик

• Кубок полноправных членов
  • Второе место: 1987

Ньюкасл Юнайтед

• Премьер-Лига
  • Второе место: 1995-96, 1996-97
• Кубок Англии
  • Второе место: 1998, 1999
• Благотворительный щит Альфа
  • Второе место: 1996
• Первый Дивизион Футбольной Лиги
  • Чемпион: 1992-93

Вест Хэм Юнайтед

• Первый Дивизион Футбольной Лиги
  • Второе место: 2004

Международная

Англия

• Турнуа де Франс
• Победитель: 2004
• Кубок Короля Хасана II
• 1998: финалист

Индивидуальные рекорды

• Команда года по версии ПФА (Премьер-лига): 1996
• Игрок месяца английской Премьер-лиги (2): сентябрь 1994 года, ноябрь 1995 года

Отрывок, характеризующий Ли, Роб

– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.