Ли, Рута
| Рута Ли | |
| Ruta Lee | |
 Рута Ли в Голливуде в 2009 году | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1953 — наст. время |
Рута Ли (англ. Ruta Lee, урождённая Рута Мэри Килмонис (англ. Ruta Mary Kilmonis), род. 30 мая 1936) — канадская актриса и танцовщица.
Биография
Рута Мэри Килмонис родилась в Монреале в семье литовских иммигрантов.[1] В 1948 году её семья переехала в Лос-Анджелес, где она поступила в Голливудскую среднюю школу, где начала появляться в школьных спектаклях, и брать уроки актёрского мастерства.[2] После окончания школы Рута Ли училась в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Перед тем как профессионально заняться актёрской карьерой она сменила множество профессий, работая кассиром, билетёршей, а также продавцом конфет в Китайском театре Граумана.[1][3]
В 1953 году её удалось найти в Голливуде агента, который помог ей в том же году дебютировать на телевидении в сериале «Приключения Супермена». Спустя год Рута Ли впервые появилась на большом экране в мюзикле Стенли Донена «Семь невест для семерых братьев», где сыграла одну из невест. В дальнейшем актриса неоднократно получала предложения на съёмки в кино, но преимущественно на роли второго плана. Среди последующих фильмов с её участием такие картины, как «Габи» (1956), «Забавная мордашка» (1957), «Свидетель обвинения» (1957), «Марджори Морнингстар» (1958) и «Три сержанта» (1962).
На протяжение своей карьеры Ли оставалась в большинстве своём телевизионной актрисой, появившись в боле чем сотне телефильмов и телесериалов, среди которых «Перри Мэйсон», «Сумеречная зона», «Гавайский глаз», «Дни нашей жизни», «Она написала убийство» и «Чарльз в ответе». В 2006 году за свой вклад в телевидение США актриса была удостоена звезды на Голливудской аллее славы.[4]
В 1964 году актрисе удалось освободить из концентрационного лагеря в Сибири свою бабушку Лудвизе Камандулис (находившуюся там после окончания Второй мировой войны), обратившись напрямую с прошением о помиловании к Никите Хрущёву.[2][3]
С 1976 года Рута Ли состоит в браке с техасским владельцем ресторана Уэбстером Б. Лау мл., вместе с которым проживает в их особняке в Палм-Спрингс, штат Калифорния.[2][5]
Напишите отзыв о статье "Ли, Рута"
Примечания
- ↑ 1 2 Schwartz, Harry (June 3, 1998). — «Asian slaw proves a treat for Ruta Lee». — Tulsa World. — Retrieved on 2009-06-22.
- ↑ 1 2 3 [www.glamourgirlsofthesilverscreen.com/show/160/Ruta+Lee/index.html The Private Life & Times of Ruta Lee]. — GlamourGirlsOfTheSilverScreen.com.
- ↑ 1 2 Lowry, Mark. [origin.dfw.com/mld/dfw/entertainment/performing_arts/18327759.htm?source=rss&channel=dfw_performing_arts Homecoming Queen], Fort Worth Star-Telegram (10 февраля 2008). Проверено 28 марта 2008.
- ↑ [www.usatoday.com/life/people/2006-10-11-ruta-lee_x.htm Ruta Lee gets star on Hollywood Walk], USA Today (11 октября 2006). Проверено 28 марта 2008.
- ↑ [www.rutalee.com/bio.html Ruta Lee official biography]
Ссылки
- [www.rutalee.com/ Официальный сайт]
Отрывок, характеризующий Ли, Рута
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
