Ли Лисань

Ли Лисань
李立三
Имя при рождении:	Ли Лунчжи
Дата рождения:	18 ноября 1899(1899-11-18)
Место рождения:	Лилин, провинция Хунань
Дата смерти:	22 июня 1967(1967-06-22) (67 лет)
Место смерти:	Пекин
Партия:	КПК
Супруга:	Елизавета Павловна Кишкина

Ли Лисань (кит. 李立三 , пиньинь: Lǐ Lìsān; урождённый Ли Лунчжи (кит. 李隆郅 , пиньинь: Lǐ Lóngzhì); 18 ноября 1899, уезд Лилин пров. Хунань — 22 июня 1967, Пекин) — китайский революционер, член Коммунистической партии Китая, один из её основателей. Занимал посты секретаря Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, руководителя Отдела пропаганды ЦК КПК, заместителя председателя Всекитайской федерации профсоюзов. В конце 1920-х годов, благодаря своему таланту организатора и оратора, а также заработанному влиянию в партии, фактически исполнял обязанности генерального секретаря КПК.

Биография

Ранние годы

Ли Лисань родился 18 ноября 1899 года в уезде Лилин провинции Хунань в помещичьей семье. При рождении получил имя Лунчжи. Получил начальное домашнее образование. Отец Ли, будучи учителем, познакомил его с классической китайской литературой и поэзией. В 1915 году Ли уезжает продолжать обучение в одной из средних школ г. Чанша, где знакомится с Мао Цзэдуном. После окончания школы Ли отправляется в Пекин, чтобы продолжить своё образование.

В Пекине Ли узнаёт о наборе студентов для отправки на обучение во Францию. В сентябре 1919 года Ли вместе с группой студентов прибывает во Францию, где сразу примыкает к группировкам китайских рабочих и студентов, борющихся за свои права и проникается идеями коммунизма. В свободное от учебы время, чтобы заработать на жизнь, работает помощником токаря. Весной 1921 года вместе с такими активистами китайского студенческого движения, как Чжао Шиян, Чэнь Гунпэй, Лю Боцзянь и другие, Ли создаёт общество китайских коммунистов, организует работу Лиги китайских рабочих и студентов. В октябре этого же года за активное участие в демонстрациях китайских студентов в Лионе высылается французскими властями обратно в Китай.

Начало карьеры

Возвратившись в Китай Ли вступает в недавно созданную Коммунистическую партию Китая, занимается партийной работой в Шанхае. В начале 1922 года направляется в родную провинцию Хунань для организации местного рабочего движения. В Аньюане основывает школу для рабочих, организует и возглавляет городскую партийную ячейку. В это время Ли разворачивает активную пропагандистскую деятельность по привлечению новых членов КПК. Так, работая в должности директора клуба угольной шахты в Аньюане, убедил многих рабочих вступить в КПК: в конце 1924 года у КПК было 900 членов во всём Китае, из которых рабочие Аньюаньской угольной шахты составляли 300 человек. Создает профессиональный союз шахтеров Аньюаньской угольной шахты, принимает активное участие в создании профсоюза рабочих горнорудной компании «Ханьепин» (кит.: 汉冶萍公司).

В марте 1923 года назначается секретарем Уханьского парткома КПК. В апреле 1924 года переводится на работу в Шанхайский партийный комитет, где непосредственно отвечает за организацию рабочего движения Шанхая. В 1925 году занимал пост председателя Шанхайской федерации профсоюзов. Руководит стачечным движением рабочих, организовывает забастовки на иностранных предприятиях Шанхая. В октябре 1925 года отправляется в Москву, где на конгрессе Профинтерна Ли Лисань был избран членом исполкома Профинтерна.

Дальнейшая карьера

В мае 1926 года на III Всекитайском съезде трудящихся Ли избирается членом исполкома Всекитайской федерации профсоюзов и занимает должность руководителя организационного отдела федерации. В сентябре того же года после взятия Уханя войсками Национально-революционной армии Китая назначается руководителем Уханьского отделения Всекитайской федерации профсоюзов. В Ухани как представитель рабочего движения всего Китая организовывает и руководит антииностранными демонстрациями и митингами рабочих. В январе 1927 года руководит захватом бойцами НРА территории английской концессии в Ханькоу.

По итогам V съезда КПК избирается членом ЦК КПК, вводится в состав Политбюро ЦК КПК и назначается руководителем рабочего отдела ЦК КПК.

После поражения Революции 1925-1927 годов, в ответ на контрреволюционный переворот Вана Цзинвэя и Чана Кайши, Ли вместе с Танем Пиншанем и Дэном Чжунся вносит на рассмортение ЦК КПК предложение об организации крупного восстания в Наньчане. В период Наньчанского восстания руководит политическим отделом Генерального штаба восстания. А после поражения Кантонского восстания в декабре 1927 года Ли назначается секретарем провинциального парткома КПК провинции Гуандун и направляется в Гонконг для организации работ по созданию партийного комитета и координации вооруженного сопротивления в сельских районах провинции.

Линия Ли Лисаня

В июне 1928 года на VI съезде КПК, который проходил в Москве вновь избирается членом ЦК КПК и назначается секретарем отдела сельского хозяйства ЦК КПК. Позже занимает пост руководителя Отдела пропаганды ЦК КПК. В конце 1929 года и в течение 1930 года, когда генсеком КПК был его друг Сян Чжунфа, фактически играл руководящую роль в партии, занимал ультралевые позиции (в условиях спада революционного движения в Китае выступал за немедленную организацию вооруженных восстаний в городах, втягивание СССР в войну с Японией и т.д.).

28 сентября 1930 года выведен из состава Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. В октябре 1930 года Исполком Коминтерна направил ЦК КПК письмо с развёрнутой критикой т.н. «линии Ли Лисаня». 4-й пленум ЦК КПК в январе 1931 года осудил левацкий курс Ли Лисаня. В этих условиях Ли Лисаню было предложено уехать в СССР. В декабре 1930 года Ли прибывает в Москву, где проживёт следующие 15 лет. Находясь в СССР Ли неоднократно обращался к советским властям с просьбой разрешить покинуть страну, чтобы вернуться в Китай для включения в борьбу против японских агрессоров, но всякий раз получал отказ.

В 1938 году в СССР арестован органами НКВД: «Я ни в чем не виновен ни перед китайской Компартией, ни перед советским народом. Моя совесть чиста», — сказал он тогда. Перед войной был отпущен.

Возвращение на родину

В 1945 году Ли становится членом Северо-восточного бюро ЦК КПК, а в январе 1946 года возвращается в Китай и сразу же включается в революционную борьбу. Во время Гражданской войны в Китае работает в Северо-восточном бюро ЦК КПК, занимает должности руководителя отдела промышленности бюро, организует восстания в 63-й и 93-й армиях т.н. Юньнаньской клики. В 1948 году на IV съезде Всекитайской федерации профсоюзов избирается её первым заместителем председателя.

После образования КНР занимает пост министра труда КНР. В 1956 году состоялся VIII съезд КПК, на котором Ли выступает с самокритикой за приверженность к левацкому курсу, признает ошибки прошлого, что вызывает всеобщее одобрение и Ли вновь сохраняет своё членство в ЦК КПК. В 1960 году назначается секретарем Северокитайского бюро ЦК КПК.

Во время Культурной революции стал объектом травли со стороны хунвэйбинов. 22 июня 1967 года покончил жизнь самоубийством.

Память

В марте 1980 года Ли был реабилитирован и официально объявлен «выдающимся членом КПК, великим революционером и деятелем рабочего движения Китая». Именем Ли Лисаня названа одна из улиц его родного города Лилин в провинции Хунань.

Семья

Во время ссылки в СССР Ли женился на Елизавете Павловне Кишкиной. После смерти Ли его вдова восемь лет провела в одиночной камере тюрьмы для особо важных заключённых, практически в полной изоляции. После освобождения осталась жить в Китае, будучи гражданкой КНР.

Дочь Ли Лисаня и Елизаветы Кишкиной — Ли Иннань — профессор Пекинского университета, переводчик-синхронист.

Ссылки

• [baike.baidu.com/view/105622.htm Биография Ли Лисаня. Интернет-энциклопедия «Байду» (百度百科)]  (кит.)

Литература

• Patrick Lescot. Before Mao: The Untold Story of Li Lisan and the Creation of Communist China (рус. Патрик Лескот. Что было до Мао: Нерасказанная история Ли Лисаня и создание коммунистического Китая). Trans. from the French by Steven Rendall. — New York: Ecco. 2004.  (англ.) ISBN 0-06-008464-2.

Отрывок, характеризующий Ли Лисань

Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.