Ллевеллин, Карл
| Карл Никерсон Ллевеллин | |
| англ. Karl Nickerson Llewellyn | |
 | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Известен как: |
учёный-правовед |
| Награды и премии: |
|
Карл Никерсон Ллевеллин (англ. Karl Nickerson Llewellyn; 22 мая 1893 — 13 февраля 1962) — известный американский учёный-правовед, представитель реалистической школы права. «Журнал правовых исследований» признал Ллевеллина одним из двадцати самых цитируемых учёных-юристов XX века[1].
Содержание
Биография
Карл Ллевеллин родился 22 мая 1893 года в городе Сиэтл, но вырос в Бруклине. Он посещал Йельский колледж и юридический факультет Йельского университета, где служил в качестве главного редактора Йельского юридического журнала. Ллевеллин учился за границей в Сорбоннe в Париже, когда началась Первая мировая война в 1914 году. Он с сочувствием относился к немецким идеям и поехал в Германию в попытке поступить на службу в немецкую армию, но попытка не увенчалась успехом из-за его отказа отречься от своего американского гражданства. Тем не менее, Ллевеллину было разрешено сражаться в составе 78-м пехотного прусского полка, где он был ранен в Первой битве при Ипре. За свои действия он был повышен в звании до унтер-офицера и получил Железный крест 2-го класса. Проведя десять недель в немецкой больнице в Нюртингене, после того как его ходатайство остаться на службе без принесения присяги на верность Германии было отклонено, Ллевеллин вернулся в Соединенные Штаты и продолжил обучение в Йельском университете в марте 1915 . Удивительно, но после того как Соединённые Штаты вступили в войну, Ллевеллин попытался поступить на службу и в армию США. Он был отвергнут в связи с его участием в немецкой кампании.
Ллевеллин устроился работать на юридический факультет Колумбийского университета в 1925 году, где оставался до 1951 года, после чего перешёл в Правовую школу Чикагского университета. К тому времени в Колумбии Ллевеллин стал одним из основных учёных-правоведов своего времени и был ключевой фигурой в дискуссии по поводу правового реализма. Он также являлся главным составителем Единообразного торгового кодекса (ЕТК)[2] США. Позже он женился на коллеге, профессоре права и составителе ЕТК Зое Менчикофф, которая впоследствии стала деканом школы права Университета Майами. Ллевеллин умер в Чикаго от сердечного приступа 13 февраля 1962 года.
Ллевеллин и правовой реализм
Ллевеллин и правовые реалисты уделяли большее внимание фактам конкретных дел, нежели общим правовым нормам. Юриспруденция, утверждали реалисты, не дедуктивная наука. Ллевеллин известен своим заявлением, сделанным в курсе лекций под названием «Куст ежевики»[3], о том, что действия должностных лиц — судей, шерифов, клерков, тюремщиков и адвокатов — и являются, на его взгляд, самим правом. Однако этот возможный подход к определению сущности права был подвергнут критике, как неполный, в книге Г. Л. А. Харта «Понятие права» (The Concept of Law), которая имела значительное влияние на юриспруденцию в целом.
Основные труды
- 1930: The Bramble Bush: On Our Law and Its Study (1930), written especially for first-year law students. A new edition, edited and with an introduction by Steven Sheppard, was published in 2009 by Oxford University Press.
- 1941: The Cheyenne Way (with E. Adamson Hoebel) (1941), University of Oklahoma Press.
- 1960: The Common Law Tradition-Deciding Appeals (1960), Little, Brown and Company.
- 1962: Jurisprudence: Realism in Theory and Practice (1962).
- 1989: The Case Law System in America, edited and with an introduction by Paul Gewirtz, University of Chicago Press.
- 2011: The Theory of Rules, edited and with and Introduction by Frederick Schauer, University of Chicago Press
Напишите отзыв о статье "Ллевеллин, Карл"
Примечания
- ↑ Shapiro, Fred R. (2000). «The Most-Cited Legal Scholars». Journal of Legal Studies 29 (1): 409–426. DOI:10.1086/468080.
- ↑ Литаврина С. А. [law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1343650 Единообразный торговый кодекс США :История создания и роль в правовой системе США]. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Специальность 12.00.01 — Теория и история права и государства ; История учений о праве и государстве /С. А. Литаврина ; Науч. рук. В. А. Томсинов. — М.,2009. — 27 с.. Юридическая Россия: Федеральный правовой портал. Проверено 13 ноября 2013.
- ↑ Адыгезалова Г. Э. [scjournal.ru/articles/issn_1993-5552_2007_7-1_02.pdf К. Ллевеллин о традиции общего права] (PDF). Альманах современной науки и образования Тамбов: Грамота, 2007. No 7 (7): в 2-х ч. Ч. I. C. 8-9. ISSN 1993-5552. gramota.net. Проверено 13 ноября 2013.
Дополнительная литература
- William Twining. Karl Llewellyn and the Realist Movement. London: Weidenfeld and Nicolson 1973; Norman, Oklahoma: University of Oklahoma Press, 1973.
- George W. Liebman. The Common Law Tradition: A Collective Portrait of Five Legal Scholars. New Brunswick: Transaction Publishers 2005.
- Mathieu Deflem. Sociology of Law: Visions of a Scholarly Tradition. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 2008.
- Roger Cotterrell. The Politics of Jurisprudence. Second revised and enlarged edition. Oxford: Oxford University Press, 2003.
- Neil Duxbury. Patterns of American Jurisprudence. Oxford: Oxford University Press.
Ссылки
- [www.answers.com/topic/karl-llewellyn Introduction to Llewellyn at Answers.com]
Отрывок, характеризующий Ллевеллин, Карл
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
