Ллойд, Джеймс (боксёр)

Джеймс Ллойд
Общая информация
Полное имя:	Джеймс "Джим" Ллойд
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Дата рождения:	5 июля 1938(1938-07-05)
Место рождения:	Ливерпуль, Мерсисайд, Великобритания
Дата смерти:	22 марта 2013(2013-03-22) (74 года)
Место смерти:	Кайзерслаутерн, Германия
Весовая категория:	первая средняя (67 кг)
Профессиональная карьера
Количество боёв:	20
Количество побед:	10
Поражений:	7
Ничьих:	3
Медали Олимпийские игры Бронза Рим 1960 до 67 кг

Джеймс «Джим» Ллойд (англ. James "Jim" Lloyd; 5 июля 1938, Ливерпуль, Мерсисайд, Великобритания — 22 марта 2013, Скелмирсдейл, Ланкашир, Великобритания) — британский боксёр, бронзовый призёр Олимпийских игр в Риме (1960).

Карьера

После серии побед в международных матчах получил право представлять Великобританию на Олимпийских играх в Риме (1960), где только в полуфинале уступил будущему чемпиону — итальянцу Нино Бенвенути. При этом в четвертьфинале британец оказался сильнее капитана сборной США Фила Болдуина.

В своем дебютном чемпионате Европы он выбыл на стадии четвертьфинала, а единственный национальный любительский титул выиграл лишь однажды — в 1962 г. После прохождения военной службы начал профессиональную карьеру, но она сложилась не слишком удачно: победа в 10 из 20 боев (3 ничьи).

До выхода на пенсию работал Ллойд работал водителем грузовика и охранником. Был одним из основателей городского боксерского клуба в Скелмирсдейле, где в течение 35 лет тренировал местную молодежь.

Ссылки

• www.sports-reference.com/olympics/athletes/ll/jim-lloyd-1.html
• www.liverpoolecho.co.uk/sport/boxing/boxing-mourns-passing-olympic-bronze-3010653

Отрывок, характеризующий Ллойд, Джеймс (боксёр)

Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»