Лобанов-Ростовский, Алексей Яковлевич

Алексей Яковлевич Лобанов-Ростовский
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1814—1848
Звание	генерал-лейтенант
Награды и премии	4-го кл. 1-й ст.

Князь Алексей Яковлевич Лобанов-Ростовский (8 января 1795 — июнь 1848) — генерал-лейтенант русской императорской армии, доверенное лицо императора Николая Павловича. Представитель младшей ветви Лобановых-Ростовских, устроитель вяземского имения Александрино.

Биография

Сын Якова Ивановича Лобанова-Ростовского. В 1802 г. записан был на службу юнкером в Московский архив иностранных дел, в 1805 г. был переведен в коллегию иностранных дел, затем в 1812 г. служил в общей канцелярии военного министерства.

В 1814 году перешел на военную службу в Александрийский гусарский полк в чине поручика, был назначен адъютантом к графу М. С. Воронцову, принимал участие в военных действиях во Франции и в том же году перешел в л.-гв. Гусарский полк. В 1819 году был назначен адъютантом к князю П. М. Волконскому, в 1821 г. произведен был во флигель-адъютанты, а в 1823 г. в полковники. В 1826 г. князь Лобанов получил в командование 2-й сводный гвардейский легкий кавалерийский полк, а затем в 1828 г. во время турецкой кампании за дело при Варне получил св. Георгия 4-й ст., чин генерал-майора и зачислен был в свиту Его Величества.

В 1829 г. он был назначен ревизовать чумные госпитали в действующей армии; в 1833 г. пожалован в генерал-адъютанты, в 1836 г. послан в Симбирскую губернию для усмирения крестьян, обязанных заготовлять лес для флота, а в 1837 г. произведен в генерал-лейтенанты.

Начиная в 1838 года князь Лобанов часто ездил за границу исполнять поручения императора Николая I при иностранных дворах; так, он посетил Копенгаген, Гаагу, несколько раз Берлин, Шверин и Вену. Состоял при особе прусского короля во время его визита в Петербург. За свою деятельную и плодотворную службу Лобанов был награждён орденом св. Анны 1-й ст. и орденом Белого Орла. Кроме того, находясь постоянно в сношениях с иностранными монархами, он приобрёл много зарубежных орденов. Скончался в 1848 году.

Личная жизнь

По словам современников, князь Лобанов-Ростовский был всеобщим любимцем. Среди модных мужчин, его отличали и предпочитали все элегантные дамы. «Все мы», писала Д. Фикельмон, «восхищались его красивым лицом дикаря, его изысканной и грациозной осанкой и забавлялись его кокетством, одинаковым с каждой из нас». Зимой 1827-1828 гг. князем сильно была увлечена фрейлина Анна Алексеевна Оленина, но любовь её была безответной.

Жена (с 12.11.1819) — княжна Софья Петровна Лопухина (1798—03.04.1825), фрейлина двора (1816), дочь светлейшего князя П. В. Лопухина, младшая сестра знаменитой Анны Гагариной. В начале 1819 года к Софье Лопухиной сватался князь В. С. Голицын. И она сама, и её мать были согласны, и, по словам Туркестановой, «возлагая большие надежды на Вольдемара Голицына, они дошли до того, что показывали ему квартиру, которую они желали бы занять». Но браку воспротивился отец, князь П. В. Лопухин. В этой связи Голицын решил прибегнуть к посредничеству самого Александра I, но и императору не удалось уломать отца. «Лопухин опять сказал нет, и пригласив дам, заставил их сказать то же самое». В августе 1819 года было объявлено о помолвке Лопухиной с князем Лобановым-Ростовским, и по поводу этого Тургенев писал, что «княжна наконец сдалась и выходит замуж, многие повесили голову, то есть головы». Возможно, у неё были сомнения относительно жениха, он был известен в Петербурге как своей красивой наружностью, так и крайней вспыльчивостью и жестокостью. Свадьба была при дворе, но брак был недолгим. Софья Петровна скончалась через месяц после родов, оставив трёх сыновей. В её некрологе было написано: «прекрасная наружность, образованный ум, кроткий нрав и доброе сердце, любовь супруга и родных, уважение всех её знавших — давали ей право на продолжительное счастье в жизни, но оно не в здешнем мере было для неё уготовано». Похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Дети:

• Пётр (1820—1840), покончил с собой из-за суровости отца.
• Николай (1823—1897), егермейстер.
• Дмитрий (1825—1908), генерал-лейтенант, женат на княжне Александре Александровне Чернышевой, дочери военного министра.

Ссылки

• Лобанов-Ростовский, Алексей Яковлевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Лобанов-Ростовский, Алексей Яковлевич

– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.