Лобанов-Ростовский, Андрей Анатольевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Лобанов-Ростовский
Князь Андрей Анатольевич Лобанов-Ростовский
Место рождения:

Иокогама, Япония

Место смерти:

Вашингтон, США

Научная сфера:

История Европы, история России

Место работы:

Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Мичиганский университет

Альма-матер:

Школа политических наук

Известен как:

автор двухтомника об истории русской дипломатии в Европе

Награды и премии:
3-й ст. 2-й ст. 3-й ст.
4-й ст. 2-й ст. 3-й ст.

Князь Андре́й Анато́льевич Лоба́нов-Росто́вский (5 мая 189217 февраля 1979) — русский офицер, участник Первой мировой войны и Белого движения, историк, советолог, профессор Мичиганского университета.





Биография

Родился в Иокогаме в семье дипломата князя Анатолия Григорьевича Лобанова-Ростовского (1859—1907), внука сенатора князя Алексея Александровича (1787—1848). Дед по материнской линии — Александр Ризо-Рангабе, посол греческого короля при петербургском дворе.

Окончил лицей в Ницце. В 1913 году вернулся в Россию, поступил в Императорское училище правоведения, но с началом Первой мировой войны был мобилизован в армию.

Служил в лейб-гвардии Сапёрном батальоне, имел чин поручика (по другим данным — капитана). Сражался в Галиции и Польше, позднее — в составе Русского экспедиционного корпуса — на Салоникском фронте, был награждён несколькими орденами. После Брест-Литовского мирного договора, не желая предавать Союзников, поступил добровольцем во французскую армию, до Компьенского перемирия воевал в секторе Нанси.

Весной 1919 приехал в Крым, участвовал в Гражданской войне в составе ВСЮР. В следующем году был эвакуирован в Югославию.

Эмигрировал во Францию. Окончил Школу политических наук в Париже (1923). В 1922 году вступил в парижскую масонскую ложу Астрея[1]. В 1924 году переехал в Лондон[2], работал иностранным корреспондентом в банке Barings Bank. Также преподавал на славянском отделении Лондонского университета, Королевском институте международных отношений.

В 1930 году уехал в США, в 1936 принял американское гражданство. Продолжил академическую карьеру: был лектором, помощником профессора (assistant professor), адъюнкт-профессором (associate professor), профессором в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. В 1945 году был избран профессором Мичиганского университета. Читал курсы по общеевропейской истории и истории России. Также читал лекции в университетах Беркли, Вайоминга, Миннесоты и Стэнфорда.

С 1930-х годов интересовался психическими исследованиями, состоял членом Американского общества психических исследований (англ.), читал лекции по парапсихологии.

В 1935 году опубликовал мемуары о Первой мировой войне и революции «The grinding mill: reminiscences of war and revolution in Russia, 1913—1920». Был знаком с генеалогом-эмигрантом Л. М. Савёловым[3]:

Недавно я познакомился с князем Лобановым-Ростовским, он профессор в ближайшем к нам университете, здесь культурных людей приходится искать днем с фонарем, я боюсь, что видеться с ним придется очень редко, а может быть и совсем не придется.

В 1961 году вышел в отставку, через год был избран почетным профессором истории Мичиганского университета. Продолжал выступать с публичным лекциями о русской истории и мировой политике.

Публикации

Опубликовал более 40 книг и статей, включая книгу «Россия и Азия» (1933), публикации в «Slavonic Review» и «Russian Review». Наиболее значительной работой Лобанова-Ростовского считается двухтомный труд об истории русской дипломатии в Европе (Russia and Europe: 1789—1825 и Russia and Europe: 1825—1878).

Архив князя Лобанова-Ростовского находится в Гуверовском институте.

Награды

Семья

В 1927 году женился на Грейс Шоу Поуп. Их сыновья: Игорь и Олег.

Вторым браком (1958) был женат на Мэри Маргарет Конклинг, дети от этого брака:

Сочинения

  • Russia and Asia, Macmillan New York 1933, p. 334.
  • The Grinding Mill: Reminiscences of War and Revolution in Russia 1913-1920, Macmillan New York 1935, p. 163.
  • Russia and Europe: 1789-1825. Durham, Duke University Press, 1947.
  • Russia and Europe: 1825-1878. Ann Arbor, The George Wahr Publishing Co., 1954.

Напишите отзыв о статье "Лобанов-Ростовский, Андрей Анатольевич"

Примечания

  1. [samisdat.com/5/23/523f-as2.htm Париж. Ложа Астрея № 500 ВЛФ]
  2. [samisdat.com/5/55/5553-09g.htm Андрей Серков. История русского масонства (1845—1945). Глава 9.]
  3. [www.liveinternet.ru/users/1259518/post180503935/ Личный архив Л.М. Савелова. Письмо к дочери, 17 декабря 1946 года]
  4. [www.kenyon.edu/x41240.xml Department of English at Kenyon college. Sergei Lobanov-Rostovsky]

Источники

  • С. В. Волков Офицеры российской гвардии: Опыт мартиролога М.: Русский путь, 2002. С. 286.
  • Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в 6 томах. Том 4. Л — М. М.: «Пашков дом», 1999. — С. 192.
  • [www.tez-rus.net/ViewGood40068.html Русские в Северной Америке. Е. А. Александров. Хэмден (Коннектикут, США) — Сан-Франциско (США) — Санкт-Петербург (Россия), 2005 — С. 313.]

Ссылки

  • [um2017.org/faculty-history/faculty/andrei-lobanov-rostovsky Профиль на сайте исторического факультета Мичиганского университета]  (англ.)
  • [oac.cdlib.org/findaid/ark:/13030/kt9v19r9ft Сведения об архиве князя Лобанова-Ростовского в Гуверовском институте]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лобанов-Ростовский, Андрей Анатольевич

Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.