Лобанов-Ростовский, Дмитрий Иванович

Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архангельский военный губернатор
23 ноября 1799 — 7 ноября 1801
Предшественник:	Борис Борисович Леццано
Преемник:	Михаил Михайлович Волконский
Санкт-Петербургский военный губернатор
1 января 1808 — 2 февраля 1809
Предшественник:	Сергей Кузьмич Вязмитинов
Преемник:	Александр Дмитриевич Балашов
Рижский военный губернатор, управляющий гражданской частью в губерниях Лифляндской и Курляндской
7 декабря 1810 — май 1812
Предшественник:	Фёдор Фёдорович Буксгевден
Преемник:	Филипп Осипович Паулуччи
Министр юстиции
25 августа 1817 — 18 октября 1827
Предшественник:	Дмитрий Прокофьевич Трощинский
Преемник:	Алексей Алексеевич Долгорукий
Рождение:	20 сентября 1758(1758-09-20) Москва
Смерть:	25 июля 1838(1838-07-25) (79 лет) Санкт-Петербург
Род:	Лобановы-Ростовские
Военная служба
Годы службы:	1779—1827
Принадлежность:	Российская империя
Род войск:	пехота
Звание:	генерал от инфантерии
Командовал:	Апшеронский мушкетёрский полк, Псковский мушкетёрский полк, 17-я пехотная дивизия
Сражения:	Русско-турецкая война (1768–1774), Штурм Очакова, Взятие Измаила, Мачинское сражение, Штурм Праги (1794)
Награды:	Золотая шпага с надписью «За храбрость».

Князь Дми́трий Ива́нович Лоба́нов-Росто́вский (20 сентября (1 октября) 1758 — 25 июля (6 августа) 1838) — генерал от инфантерии из рода Лобановых-Ростовских, министр юстиции Российской империи (1817—27), член Государственного совета.

Сын И. И. Лобанова-Ростовского и Е. А. Куракиной; брат Александра и Якова Лобановых-Ростовских.

Ранняя карьера

В 1772 году был записан сержантом в лейб-гвардии Семёновский полк. Службу начал в 1779 году прапорщиком гвардии. В 1783 году переведен в армию подполковником. Участвовал в завоевании Крыма, состоял дежурным офицером при генерале князе Ю. В. Долгорукове. Во время русско-турецкой войны 1787—1791 годов, командуя батальоном Лифляндского егерского полка, а затем эскадроном Ахтырского легкоконного полка, отличился при взятии Очакова и Измаила, где был тяжело ранен. За отличия награждён орденом Св. Георгия 4-й степени.

С 1789 года состоял шефом Апшеронского мушкетерского полка. Прославился своей храбростью в сражении при Мачине 28 июня 1791 года и был награждён орденом Св. Георгия 3-й степени. Отличился во время военных действий в Польше в 1792 и 1794 годах. Во время польской кампании Д. И. Лобанов-Ростовский за отвагу, проявленную при штурме Праги в 1794 году, был представлен А. В. Суворовым к ордену Св. Владимира 3-й степени и чину бригадира, а также получил от главнокомандующего золотую шпагу с надписью «За храбрость».

С 1796 года — шеф Псковского мушкетерского полка. С 1797 года военный губернатор Архангельска и шеф полка своего имени. Получил от Павла I командорство Мальтийского ордена с 400 душ в Московской губернии. 27 декабря 1797 в чине генерал-лейтенанта уволен в отставку. Жил в имении, занимался сельским хозяйством.

Наполеоновские войны

В 1806 году был возвращен на службу и сформировал в Твери 17-ю пехотную дивизию. Прибыл с дивизией в армию генерала Беннигсена под Тильзит. В 1807 году Лобанову-Ростовскому поручено проведение переговоров о перемирии с маршалом Бертье и императором Наполеоном. Участвовал в переговорах, предшествовавших заключению Тильзитского мира, который и подписал от имени России вместе с двоюродным братом князем Куракиным, за что получил шутливое прозвище «князь мира».

В день подписания мира Александр I пожаловал Дмитрию Ивановичу чин генерала от инфантерии и наградил его орденом Св. Александра Невского «за отличное усердие к службе и труды, подъятые им на пользу Отечества при заключении с французами благополучного для России мира». От Наполеона он получил подарки и большой крест ордена Почётного легиона. С 1 января 1808 по 2 февраля 1809 управлял столицей в качестве военного губернатора.

23 мая 1809 года вновь вернулся в армию и был направлен в корпус генерала князя С. Ф. Голицына в Галиции. С декабря 1810 года Лифляндский, Эстляндский и Курляндский генерал-губернатор и Рижский военный губернатор. Усилил рижский гарнизон, укрепил крепость Динамюнде.

С началом Отечественной войны 1812 года назначен воинским начальником на территории от Ярославля до Воронежа. К сентябрю 1812 сформировал 8 пехотных и 4 егерских полка, составивших 2 пехотных дивизии. В начале 1813 года был назначен главнокомандующим Резервной армией. К июлю 1813 направил в действующую армию 36 тысяч человек подготовленных резервов. Его армия 25 мая 1813 года объединена была с корпусом генерала Д. С. Дохтурова в ополченскую армию генерала П. А. Толстого.

Гражданская служба

С 16 декабря 1813 года назначен членом Государственного совета. В январе 1817 года Лобанову-Ростовскому поручено было возглавить комиссию, расследовавшую злоупотребления в Провиантском департаменте за период 1812—1815 годов. С 25 августа 1815 года назначен министром юстиции. Как ядовито заметил мемуарист Вигель, по настоянию Аракчеева «весы правосудия… вручили разъярённой обезьянине, которая кусать могла только невпопад».

В 1822 году Александр I предложил Лобанову-Ростовскому возглавить Военное министерство, однако тот отказался, ссылаясь на преклонный возраст. В день коронации Николая I Дмитрий Иванович был награждён алмазными знаками ордена Св. Андрея Первозванного. В 1826 году исполнял обязанности генерал-прокурора в Верховном уголовном суде по делу о восстании на Сенатской площади. Дмитрий Иванович, давно страдавший от ран и старости, получил наконец долгожданную отставку 18 октября 1827 года, оставаясь, однако, до конца своей жизни членом Государственного совета.

Скончался холостым 25 июля 1838 года и был похоронен на берегу реки Невы близ Фарфорового завода. При нём жило четверо воспитанников, которые в 1820 году получили дворянство и фамилию Дмитревских.

Личные качества

«Нетерпеливый, бешеный» (по отзыву Вигеля) Д. И. Лобанов-Ростовский имел в высшем свете немало врагов, которые зло высмеивали его низкий рост и предполагаемое происхождение от связи матери с каким-то калмыком:

В насмешку над кривлявою заносчивостью своею, получил прозвание «князя мира»; никогда ещё ничтожество не бывало самолюбивее и злее, как в этом сокращённом человеке, в этом сердитом карле, у которого на маленькой калмыцкой харе резко было начертано грехопадение, не знаю, матери или бабки его.

— «Записки» Вигеля

Судя по воспоминаниям сослуживцев, генерал отличался вспыльчивым характером и отвагой, но при всей своей резкости был в глубине души добрым, правдивым и сострадательным человеком. Он содержал детей некоторых своих боевых товарищей и семью капитана Бордукова, спасшего ему жизнь в одном из сражений, а капитану Сухотину выплачивал от себя пенсию.

Военные чины

• Сержант (1772)
• Прапорщик (1779)
• Подполковник (1783)
• Полковник (1791)
• Бригадир (1790)
• Генерал-майор (1797)
• Генерал-лейтенант (07.09.1798)
• Генерал от инфантерии (27.06.1807)

Награды

• Орден Святого Георгия 4 ст. (25.03.1791)
• Орден Святого Георгия 3 ст. (15.07.1791)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (1794)
• Золотая шпага «За храбрость» (1794)
• Орден Святой Анны 1 ст. (1797)
• Орден Святого Александра Невского (1807)
• Бриллиантовые знаки к Ордену Святого Александра Невского (01.01.1809)
• Орден Святого Владимира 1 ст. (26.03.1813)
• Орден Святого Андрея Первозванного (27.04.1814)
• Бриллиантовые знаки к Ордену Святого Андрея Первозванного (22.08.1826)
• Знак отличия за XL лет беспорочной службы (1829)
• Знак отличия за XLV лет беспорочной службы (1835)

иностранные:

• французский Орден Почетного Легиона (1807)

Ссылки

• Лобанов-Ростовский, Димитрий Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Залесский К. А. Наполеоновские войны 1799—1815. Биографический энциклопедический словарь, Москва, 2003.
• [www.gov.spb.ru/gov/governor/gallery/xix_1/lobanov-rostovski Официальный портал администрации Санкт-Петербурга]
• [www.genproc.gov.ru/ru/structure/history/history/index.shtml?show_item=52 Официальный сайт Генеральной прокуратуры]

Санкт-Петербургские генерал-губернаторы

Отрывок, характеризующий Лобанов-Ростовский, Дмитрий Иванович

– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.