Лобанов, Владимир Васильевич

Владимир Васильевич Лобанов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Первый секретарь Курганского областного комитета ВКП(б)
21 июля 1947 года — 7 апреля 1950 года
Предшественник:	Василий Андреевич Шарапов
Преемник:	Георгий Аполлинарьевич Денисов
Первый секретарь Ростовского городского комитета ВКП(б) — КПСС
1952 года — январь 1958 года
Рождение:	1907(1907) с. Губино, Губинская волость, Козельский уезд, Калужская губерния, Российская империя
Смерть:	1993(1993) Ростов-на-Дону, Ростовская область, Российская Федерация
Партия:	ВКП(б), КПСС с 1930 года
Образование:	Промышленная Академия имени Л. М. Кагановича
Профессия:	Слесарь
Награды:

Владимир Васильевич Лобанов (1907, с. Губино (ныне Калужская область) — 1993, Ростов-на-Дону) — советский партийный и государственный деятель, первый секретарь Курганского областного комитета ВКП(б) (1947—1950).

Биография

Родился в семье письмоносца. Окончив начальную школу, в 1923 году он поступил в профессионально-техническую школу, которую успешно окончил в 1927 году, став квалифицированным рабочим по слесарно-механической специальности. С 1930 года член ВКП(б), c 1952 года — КПСС.

• с 1927 года начал работать слесарем на Петровском механическом заводе. После службы в РККА (1929—1930 гг.) вернулся на завод, где продолжил работать слесарем, затем мастером и старшим мастером,
• без отрыва от производства окончил в 1937 году вечернюю Промышленную академию имени Л. М. Кагановича, стал инженером, после чего был назначен начальником сборочного цеха машиностроительного завода № 8 города Калининграда (ныне Королёв),
• в мае 1939 года был отозван на работу в аппарат ЦК ВКП(б) инструктором управления кадров,
• в октябре 1939 года ЦК ВКП(б) направил его партийным организатором ЦК ВКП(б) (парторгом) Уральского машиностроительного завода,
• с января 1942 года работал секретарём Кировского обкома ВКП(б) по танковой промышленности,
• в октябре 1942 года он по решению ЦК ВКП(б) был направлен в город Барнаул, где избран третьим секретарём, а в сентябре 1943 года вторым секретарём Алтайского крайкома ВКП(б),
• летом 1947 года ЦК ВКП(б) был направлен в Курганскую областную партийную организацию, где 21 июля его избрали первым секретарём Курганского обкома ВКП(б).

27 марта 1950 года ЦК ВКП(б)принял постановление «О работе Курганского обкома ВКП(б)», в котором отмечалось, что обком партии не сделал правильных выводов из ранее принятого (10 января 1949 года) постановления «О руководстве Шадринского райкома ВКП(б) Курганской области сельским хозяйством района» (в котором особое внимание уделялось методам, разработанным Т. С. Мальцевым), неудовлетворительно осуществляет руководство сельским хозяйством, слабо ведёт работу по повышению культуры земледелия, недооценивает роль специалистов и недостаточно привлекает их к решению вопросов развития сельскохозяйственного производства. 7—8 апреля 1950 года пленум обкома партии обсудил постановление ЦК ВКП(б), принял его к неуклонному руководству и наметил мероприятия, направленные на ускорение подъёма сельского хозяйства. Пленум освободил от работы первого секретаря обкома В. В. Лобанова.

• с апреля 1950 года работал заместителем заведующего сектором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б),
• с 1952 года — первый секретарь Ростовского городского комитета ВКП(б), c 1952 года — КПСС,
• с 1958 года — второй секретарь Сахалинского областного комитета КПСС,
• с 1963 года — председатель комитета партийно-государственного контроля Сахалинского областного комитета КПСС и Исполнительного комитета Сахалинского областного Совета,
• с 1963 года — секретарь Сахалинского областного комитета КПСС,
• с 1966 года — председатель Сахалинского областного комитета народного контроля.

В 1959 году избирался депутатом Верховного Совета РСФСР V созыва по Корсаковскому округу.

С 1973 года на пенсии.

Скончался в 1993 году в Ростове-на-Дону.

Награды и звания

• Орден Ленина
• Два ордена Красной Звезды
• Медаль «За трудовую доблесть»
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Отрывок, характеризующий Лобанов, Владимир Васильевич

Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.