Лобе, Иоганн Христиан

Иоганн Христиан Лобе (нем. Johann Christian Lobe; 30 мая 1797, Веймар — 27 июля 1881, Лейпциг) — немецкий композитор и музыковед.

Обучался первоначально игре на флейте и скрипке у капельмейстера А. Римана, позднее у капельмейстера А. Э. Мюллера и уже в 1811 г. выступил как солист на флейте в концерте лейпцигского оркестра Гевандхаус. Играл на флейте, скрипке, альте в веймарской придворной капелле. В 1821 г. дебютировал как композитор оперой «Виттекинд» (о Видукинде Саксонском), за которой последовали «Флибустьер» (нем. Die Flibustier; 1830), «Принцесса Гранады» (нем. Die Fürstin von Granada; 1833) и др.; среди других произведений Лобе — множество сочинений для флейты, две симфонии, несколько увертюр, различные камерные ансамбли.

В 1842 г. Лобе вышел в отставку и открыл в Веймаре собственную музыкальную школу. С 1846 г. преподавал в Лейпциге, профессор композиции в Лейпцигской консерватории. Большим авторитетом пользовался учебник Лобе по композиции (нем. Lehrbuch der musikalischen Komposition) в четырёх томах (гармония, инструментовка, контрапункт, опера), вышедших с 1850 по 1867 гг. (в 1884—1887 г. переиздан в редакции Германа Кречмара; четвёртый том вышел в 1898 г. в русском переводе: «Руководство к сочинению музыки. Том 4. Опера»). Исключительно популярна была книга «Музыкальный катехизис» (нем. Katechismus der Musik; 1851), выдержавшая к 1896 г. 26 изданий; в 1898 г. была издана в русском переводе, выполненном П. И. Чайковским. Опубликовал также три тома «Заметок о музыке» (нем. Fliegende Blätter für Musik; 1853—1857), «Облегчённый учебник гармонии» (нем. Vereinfachte Harmonielehre; 1861), сборник статей на разные музыкальные темы «Консонансы и диссонансы» (нем. Konsonanzen und Dissonanzen; 1869) и ряд других книг.

Выступал также как музыкальный критик, в 1846—1848 гг. редактировал «Всеобщую музыкальную газету».

Ссылки

• [books.google.ru/books?id=RUrZTOYncewC Torsten Brandt. Johann Christian Lobe(1797—1881): Studien zu Biographie und musikschriftstellerischem Werk] — Vandenhoeck & Ruprecht, 2002.

Отрывок, характеризующий Лобе, Иоганн Христиан

Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.